– Гашон, забери наши деньги, – сказал «поп».
Не знавший в жизни счастья и достатка лысый «разбойник» было двинулся к тряпице, но Баратус недовольно прорычал:
– Стой!
Гашон остановился и поглядел на него.
Туру сжал могучие кулаки, его волнистая светло-коричневая шерсть приподнялась, ноздри огромного черного носа с розовыми пятнами раздулись. У Элен возникло острое желание убраться отсюда подальше. Даже без всякого разглядывания ауры, она понимала, что туру внутри клокочет от гнева. Казалось он в любой момент может броситься на тех, кто пытался лишить его денег, и тогда заодно своими стальными ногами растопчет и её. Но девочка не решалась пошевелиться и привлечь к себе его внимание.
Элен, скользнув по лицам окружавших место действия зрителей, увидела, что они с нетерпением ждут продолжения и явно надеются на кровопролитие. И понимая, что причиной всему этому явилось её необдуманное вмешательство, она почувствовала стыд. Но ведь она хотела как лучше. Куда там благими намерениями дорога вымощена бабушка говорила?
В этот момент на сцене появился Галкут. Поправляя свою шляпу, он спокойно прошел мимо Гашона и «попа» и приблизился к рассерженному туру. Не обращая на него никакого внимания, он нагнулся и со словами «Нам пора, госпожа Элен» подхватил девочку под мышки и поставил её на ноги. Сердце дочери Валентина Акари билось взволнованно и часто. Она понимала, что для неё сложилась опасная ситуация. И против воли почти тянулась к этому высокому, худому мужчине с равнодушными бледно-голубыми водянистыми глазами. Она не посмела поднять на него взгляд, но отпускать его костлявые жилистые руки ей не хотелось. Рядом с ним, возвышающаяся за её спиной мохнатая гора туру, пугала её уже не так сильно.
Наверно это было странно. В заведении Громми Хага она отважно бросилась на спину разъяренного бушующего туру чтобы отцепить от него ядовитое насекомое, а теперь её пугает другой его соплеменник, который вполне в трезвом уме и пока что стоит не шелохнувшись. Но в «Одиноком пастухе» у неё было дерзкое, почти боевое настроение, она презирала судью и его слугу и жутко хотела доказать, что она лучше их и в тоже время там она не чувствовала враждебного окружения. Теперь же, после встречи с Изамери и арабами, она словно бы потеряла какую-то часть своей обычной уверенности, и те, кто окружали её здесь и сейчас испытывали к ней по меньшей мере раздражение, ибо из-за неё возникли проблемы в таком животрепещущем и болезненном вопросе как деньги. И конечно она бы не посмела признаться в этом, но в глубине души была рада, что подлый, жестокий, гадкий слуга её похитителя наконец вмешался.
Галкут присел на корточки, отряхивая черные брюки девочки, как заботливый родитель.
– Надеюсь, вы не ушиблись, госпожа Элен. Вам следует быть осторожнее, – проговорил он как ни в чем не бывало.
Девочка молчала, покорно принимая пседвозаботу слуги судьи и чувствуя затылком тяжелый взгляд стоявшего сзади туру.
– Так это твоё что ли чудо? – С усмешкой спросил «поп».
Галкут выпрямился и впервые взял Элен за руку. И хотя девочке это было неприятно, она не стала вырывать свою ладошку из его сухой, жесткой, словно бы высушенной руки.
И, как будто не замечая обращенного к нему вопроса, он поглядел на ребёнка и произнес:
– Идёмте, госпожа Элен, я думаю здесь вам больше не интересно.
Однако бородатому субъекту такое игнорирование собственной персоны естественно не понравилось.
– Э-эй, приятель у тебя с ушами что ли проблемы?! – Спросил он, но, впрочем, вполне беззлобно. – Твоё чудо нам всю игру похерило и кто-то должен заплатить Баратусу за напрасно намятые бока.
Галкут наконец неприветливо поглядел на него.
– Госпожа Элен не обязана знать всех ваших дурацких игр, – холодно произнес он. – Госпожа Элен увидела избиваемого человека и поспешила ему на помощь. Я не успел её удержать. Если у тебя есть какие-то претензии к ней, можешь пойти и высказать их моему хозяину, королевскому судье Туила, господину Мастону Лургу. Госпожа Элен его племянница.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Над местом действия словно пролетел холодный ветерок. Стало тихо и зрители как будто заскучали. Люди потеряли интерес к виновнице происшествия, никто не собирался связываться с судьей. Конечно существовала небольшая вероятность того, что незнакомец в шляпе просто лжет, но все уже знали что Эркхарт потребовал королевского правосудия у проезжавшего мимо чиновника Судебной палаты и никому неизвестный странно одетый ребёнок, которого раньше в караване никогда не видели, вполне мог быть родственником этого залетного судейского.
«Поп» несколько сник и даже в некоторой задумчивости поскреб подбородок.
Но в следующий момент туру оживил вроде как уже затихшее представление и зрители воспрянули духом. Не издав ни единого звука, Баратус рванулся вперед. Галкут, подхватив Элен, шарахнулся в сторону. Впрочем, туру и так двигался, огибая их. С казалось бы невероятной для такого огромного и тяжелого существа скоростью он устремился вне всякого сомнения к заветной тряпице.
– Ах что б тебя, телок обоссанный! – Выругался «поп» и завопил: – Гашон!…
Но тот уже и сам всё понял. Развернулся, сделал пару шагов, нагнулся, чтобы схватить деньги. При этом совершив досадную ошибку, выставив навстречу летящей громаде туру свой тощий зад. И тот не преминул этим воспользоваться, с разбега заехав по нему своей широкой крепкой ступней. Громко охнув, Гашон пушечным ядром понесся над землей. «Браво!», весело заорали в ряду зрителей. Но в последний момент «разбойник», не знавший счастья и достатка в жизни, успел зацепить тряпицу и вожделенные монеты драгоценными брызгами разлетелись по красно-коричневой траве. Туру зарычал и, упав на колени, принялся собирать то что считал по праву своим. «Поп», придя в неистовство от этого зрелища, воздел одной рукой свою дубину, другой подхватил свой балахон, чтобы не путался в ногах и отважно устремился на мохнатого гиганта, при этом придав своему внушительному животу колебательные движения.
– Давай, пузатый, давай! – Кричали среди зрителей. – Это твои деньги! Мочи мохнатого!
Элен ошарашенно наблюдала за развернувшимся действом, испуганно сознавая, что это именно она сотворила всё это. Она вопросительно посмотрела на Галкута и встретилась с его взглядом. И хотя его губы оставались неподвижными, его глаза определенно улыбались и также определенно предлагали: «Бежим?» «Бежим», ответили ярко-синие большие глаза девочки. И мужчина и девочка слаженно и очень быстро зашагали прочь.
Никто не обратил на их уход внимания.
Оказавшись подальше от места действия, Элен сразу же ушла от Галкута вперед, явственно показывая, что не желает иметь с ним ничего общего. Ей было очень неуютно на душе. Она чувствовала свою вину за то что так глупо вмешалась в чужую игру и стала причиной драки. Она искренне волновалась чтобы кого-нибудь из этих троих не покалечили или даже не убили, но острее чем эти муки совести её мучили горечь и сожаление за то что она на какие-то минуты или может секунды позволила себе отнестись к слуге судьи с благодарностью и вроде как симпатией. И теперь у неё в душе пылал огонь раскаянья и стыда, словно она совершила гадкое предательство кого-то очень дорогого и любимого. Она знала, она твердо верила, что непременно должна ненавидеть и презирать Галкута, что он её враг, садист и убийца. И если она хоть на миг допустила отойти от своей неприязни к нему, если она позволила себе отнестись к нему по человечески, то значит она предала не только саму себя, ту кого он похитил, истязал и унижал, но и своего отца, Кита, дедушку и остальных, кто несомненно тоже бы ненавидел и презирал этого негодяя. И ей хотелось обернуться к нему, срочно сказать какие-то неприятные жестокие слова, восстановить статус-кво, показать, что ничего не изменилось в ней по отношению к нему. Но она этого не делала. Что-то мешало ей. И может быть впервые в жизни её детская категоричность растерянно отступала в сторону, путаясь в каких-то непривычных, вроде бы взаимоисключающих эмоциях. Наверно Элен еще не понимала этого разумом, но уже чувствовала сердцем, что Добро и Зло, два столь громких, ясных, определенных, очевидных понятия на самом деле не так уж определенны и очевидны, что порой они настолько спутаны и слиты, что разделению просто не поддаются. Злой жуткий Галкут, убивавший детей, участвовавший в похищении людей, рабски прислуживающий еще более гнусному и подлому злодею чем он сам, Галкут, который водил её на цепочке в туалет, который причинял ей боль, унижал её, Галкут, в глазах которого пылала ледяная ярость при виде того как бородатый «поп» выворачивает ей ухо, Галкут бросающийся со стулом на громадного озверевшего туру, защищая её, какой он? Она не хотела в этом разбираться, не хотела думать о нем, она ускоряла шаг, инстинктивно пытаясь отдалиться от него, пытаясь забыть как держала его за руку.
