Но в какой-то момент она поняла что убегает. Ей стало стыдно, она не хотела быть или по крайне мере казаться кому-то другому трусихой. И Элен остановилась и обернулась. Галкут тоже замер и внимательно посмотрел на неё. Девочка искала слова, но не понимая что именно она хочет сказать, естественно не находила.
Слуга судьи потрогал большим и указательным пальцем край своей шляпы, что возможно было некоторым жестом задумчивости, и очень спокойно проговорил:
– Всё в порядке, госпожа Элен. Вам совершенно не нужно беспокоиться по поводу того что вам пришлось принять мою помощь. В этом нет ничего зазорного для вас. У вас сейчас просто нет другого выхода. И да, я, конечно, помню, что я подонок и убийца и если порой и оберегаю вас, то только лишь потому, что этого требует от меня мой хозяин.
Элен пыталась разобраться в своих чувствах, но не получалось. Этот человек был ей неприятен, но вместе с этим она сейчас поняла, что больше не боится его. Не потому что она вдруг преисполнилась отчаянной отваги, а просто потому что почувствовала что он безопасен для неё. Нечто подобное она недавно испытала и по отношению к страшному Изамери.
Она вспомнила дядю Васю.
Шатров Василий Геннадьевич работал мастером в одной из коммунальных городских служб и курировал ту улицу, на которой находился дом Валентина Акари. По началу, когда Элен по её же словам была еще маленькой, она очень боялась дядю Васю. И когда он заявлялся в их дом и хозяйничал у них в подвале, на крыше, в ванной или на кухне, Элен чуть ли не в благоговейном ужасе спешила как можно надежнее спрятаться от этого жуткого человека. Дядя Вася, шумный, громадный, энергичный, пузатый, абсолютно лысый, с вечной щетиной, разговаривал громким басом, обладал невероятной силой и даже папа, которого Элен считала широкоплечим великаном, рядом с Василием Геннадьевичем выглядел чуть ли не ребенком. Сама же Элен рядом с ним представлялась самой себе какой-то крохотной писклявой мышкой. Кроме того дядя Вася вечно был обвешан многочисленными ремнями и поясами с кучей каких-то инструментов и оборудования и от этого казался ещё больше. Будучи мастером на все руки он чинил в доме всё что угодно, от трещины в тротуарной плитке дворовых дорожек до интеллектуальной системы энергозахвата световых панелей на крыше. При этом дядя Вася много курил, любил напевать себе под нос, рассказывал скабрезные истории и запросто мог затейливо выругаться, если что-то шло не так. Со всеми он был на «ты» и обожал живое общение. Постепенно Элен привыкла к нему. Какое-то время она решалась приближаться к нему только в присутствии папы, а затем уже и без всякого сопровождения. Правда Валентин Акари, слушая истории дяди Васи или его неожиданный заковыристый мат, вдруг спохватывался, осознавая, что дочь рядом, и спешно просил её пойти поиграть в другое место. Если она пыталась воспротивиться, он делал большие глаза и повышал голос, если и это не приводило к успеху, то тогда он обещал отдать её дяде Васе, чтобы тот перенастроил её модуль вредности. Василий Геннадьевич с удовольствием это подхватывал и, доставая какой-нибудь ужасный инструмент, алчно глядел на девочку и обещал сделать всё как надо. И тогда Элен, искренне недоумевая как взрослые могут так глупо дурачиться, гордо удалялась. Но порой папы дома не было и тогда Элен уже никто не мешал слушать необыкновенные истории дяди Васи, его веселые присказки и поговорки, вдыхать его брутальный запах, состоящий из ядрёного одеколона, крепкого табака и кофе и глядеть как ловко и умело он расправляется с очередной проблемой. Дядя Вася называл её Белоснежкой или Белой молью, потому что она всегда такая не загорелая. На его вопрос почему Элен охотно поведала ему что это наследственное, что папа с такой планеты где люди потеряли эту способность и теперь она остается незагорелой, сколько бы не находилась под солнцем. «Ну значит, Белоснежка и есть», заключил дядя Вася. И они продолжали весело болтать обо всем на свете, о соседях по улице, о роботах, о школе, о мальчишках, о всяких вкусностях, о Дальнем Космосе, о странностях инопланетных рас, входящих в Звездное Содружество, о космических пиратах, о привидениях и чудовищах. Дядя Вася с удовольствием пичкал девочку сказочными страшными историями, не подозревая, что та с легкостью определяет когда он, мягко говоря, выдумывает. Элен очень полюбила дядю Васю и уже и представить не могла, что когда-то боялась его. Теперь ей представлялось это абсолютно смешным и нелепым, как можно было бояться этого пусть большого и могучего, но такого добродушного и веселого человека. Какого же было её удивление, когда папа рассказал ей что, дядя Вася прежде чем стать «завхозом» их улицы, шестнадцать альфа-лет отслужил в космическом десанте, прошел через две войны, был разорван гранатой и что часть его туловища и левая рука это воссозданная военными хирургами биопротезированная напичканная наноэлектроникой плоть. Так вот сейчас, глядя на Галкута, она припомнила, как по началу, когда она еще шарахалась от дяди Васи как от огня, тот весело кричал ей: «Ну ты чего, бледнолицая? Не боись. Солдат ребенка не обидит!»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И сейчас ей казалось будто что-то подсказывает ей что слуга судьи тоже один из этих "солдат". Это ощущение было нелогичным, наверно инфантильным и в любом случае неправильным. Ведь Галкут убийца детей. И совершенно запутавшись, девочка устало произнесла:
– Я просто хотела спросить, может нам не стоило уходить. Может нам стоило вмешаться, а то там еще убьют кого-нибудь.
– Не волнуйтесь, госпожа Элен, никого там не убьют. Этим двоим с туру не справиться, а туру, покуда он в трезвом уме, смертоубийства не допустит. Намнут друг другу бока, поделят деньги и разойдутся. Не волнуйтесь. А вот у вас теперь правое ухо больше левого.
У Элен дернулась рука потрогать свое истерзанное ухо, но на полдороге остановилась. Что это было? Издевательство? Шутка?
Элен отвернулась. Вполне обретя душевный покой, она пошла дальше.
68.
– Я хотел бы сказать кое-что, господин инрэ. Если можно.
– Конечно, господин Мелинор, – ответил судья, называя торговца по имени и тем самым демонстрируя отличную память и внимание к происходящему. И указал на стул.
Пожилой купец прошел в центр площадки и тяжело опустился на указанное место.
– Для протокола назовите себя, – напомнил Мастон Лург. – Имя, возраст, место рождения, место проживания, род занятий.
– Мелинор Кумдо, 54 года, место рождения Арвилл, это небольшой городок в Сайтоне. Сейчас живу в Акануране. Владелец торгового дома «Белая длань», – медленно и четко проговорил отец Радвига и уставился на судью.
«Идиотское название», подумал Мастон Лург, «Господи, сколько же вокруг дураков считающих себя особенными». Мелинор ему не нравился. Купец явно имел очень гордый и независимый характер и безусловно считал что имеет на это право, ибо у него были деньги, очень большие деньги, а значит власть и свобода на собственное мнение. Судья вообще недолюбливал торговцев, с презрением полагая, что все они, так или иначе, жулики и ворье. Он понимал, что это несколько иррационально, что в конце концов именно торговля приводит в действие всю экономику государств Шатгаллы и тем самым способствует общечеловеческому развитию. Но это понимание ничего не меняло, в глубине души он продолжал испытывать к ним отвращение. Возможно дело было в той глубокой неприязни с какой он относился к шинжунцам, которые тоже ведь занимались торговлей, вот только товар у них был довольно специфический. Возможно дело было в том что по роду своих занятий он часто сталкивался с теми кто продавал наркотики, оружие, жизни, тела, совесть, свое служебное положение. Возможно он завидовал богатству купцов. А возможно он просто очень хотел есть, а этот Мелинор задерживал его ужин. Лург даже поймал себя на мысли что был бы весьма не прочь, если бы каким-нибудь боком вышло так чтобы убийцей оказался отец Радвига. «С удовольствием отправил бы его на виселицу», подумал судья и усмехнулся, представив чтобы сказала Элен, услышь она его мыли. Конечно бы обвинила его в кровожадности и беспринципности. «Ну что ж, видимо такой я и есть», заключил судья. А вообще, решил он, идея хорошая. Это бы уж точно устроило всех. «Бонра» получила бы отмщение, да еще какое, многие бы несомненно порадовались столь горестному финалу жизни зарвавшегося купца, Радвиг получил бы огромное наследство, Кория спокойно бы охмурила его и стала бы по-настоящему богатой женщиной. Все были бы счастливы. Эх, мечты, мечты.
