— Но, боюсь, он собирается, — твердо сказал Янош. — Так или иначе. Однако, в конце концов, это ни к чему не приведет. — Он потянул меня за руку, чтобы я встал, и подвел к обыкновенному круглому зеркалу. — Посмотри в зеркало, друг мой. Посмотри на нас. Когда мы познакомились, ты был мальчиком, а я был юношей, отвечавшим лишь за роту копейщиков. А теперь мы добрались до Далеких Королевств, и в наших руках все могущество и вся мудрость богов, которых не существует. Все, что нам мешает, это просто один человек, с которым, я знаю, мне удастся разобраться в соответствующее время — не могу высказаться точнее. Если же мы сейчас покажем длинный нос Равелину и рванем к границе… Я сомневаюсь, что нам дадут добраться даже до Перечного побережья. И если мы погибнем в заброшенных землях, Орисса вернется в первоначальное состояние. Амальрик Антеро, мы избраны, чтобы привести Ориссу в новый век, и ты должен понять это. Если надобно тянуть время с Равелином — быть посему. Мы еще не старики, у нас вся жизнь впереди, да и времена меняются.
Я хотел ответить что-то такое важное, но затем пригляделся к изображению в зеркале. В данную минуту я выглядел как угодно, только не молодо: на лице отразились все пройденные лиги, все страдания и все смерти; волосы уже не пылали как прежде; глаза глядели в пустоту, словно насмотревшись на слишком многое, а душа просилась отдохнуть. Но по сравнению с Яношем я выглядел младенцем. Он всего на несколько лет был меня старше, но сейчас, в этом освещении, он по возрасту годился мне в отцы. Поредевшие волосы и бороду тронула седина, причем какая-то желтоватая седина, словно Янош недавно поднялся с больничной койки. Время избороздило морщинами его бледное лицо, щеки начали обвисать. Но больше всего мое внимание привлекали его глаза — покрасневшие и глубоко запавшие. Этот охотничий блеск сочетался с опытом и… внушал ужас. Я совсем недавно видел такие глаза и вспомнил где — на пиру у Мортациуса, когда впервые встретился со взглядом чародея. Я подавил в себе содрогание, отвел взгляд, вновь ощущая злость.
— Ты веришь, что мы действительно сможем устоять против человека, сотворившего кошмар Вахумвы? — сказал я. — И не только устоять, но и уничтожить его со временем или хотя бы лишить могущества? Янош, очнись. Если я всерьез соглашусь на его план, то он позволит мне жить, только если я буду слепо повиноваться каждому его желанию, словно они исходят из моего сердца. Пешки с хозяином не спорят. Но есть кое-что поважнее той роли, которая отведена мне в новом мире Равелина. Янош, мне очень бы не хотелось верить, что ты в конце концов станешь таким же. Откровенно говоря, я не уверен, действительно ли он человек. Принц Равелин провел всю свою жизнь в королевской игре в смерть и власть. Он слопает тебя, как легкую закуску! — Голос мой громко звучал в полуночной тишине.
Янош тоже разозлился:
— Ты думаешь, я так уж слаб?
— Я думаю, что тебя одурачили! — огрызнулся я. — Ты кривляешься, привлекая внимание Равелина, как я когда-то добивался этой шлюхи Мелины. Но только я не вижу капитана Серый Плащ, который бы спешил на помощь тебе, так что, в конце концов, ты окажешься болваном почище меня.
— Да как ты смеешь? — прошипел Янош. — Ты… сын торговца, даже и не мужчина, который и в настоящей-то схватке ни разу не побывал. Для которого самая большая проблема — повыгоднее продать рулон материи. Ты советуешь быть умнее мне, Яношу Кетеру Серый Плащ, чья родословная восходит к началу истории. Как ты смеешь?
Помимо моей воли мой кулак сжался, и я размахнулся. С губ моих уже собирались слететь слова о том, что вот, дескать, наконец-то я узнал, что ты обо мне думаешь… Но тут я посмотрел в зеркало и увидел лицо, красное, как волосы, и, вместо того чтобы ударить, я вдавил ногти в ладонь. Я задыхался, словно только что прибежал к финишу соревнований по бегу. И ко мне вернулось какое-то подобие спокойствия.
— Мы оба оказались в дураках, — выговорил я. — И мы ни до чего не договорились. Продолжим завтра. Когда решим, как вести себя.
Яношу удалось коротко кивнуть в знак согласия. Он даже пытался что-то сказать, но замолчал. Не прощаясь, я повернулся и поспешил вниз. Еще находясь во внутреннем дворе, я начал окликать Гатру и гондолу.
В мой дворец я вернулся поздно ночью. Я не знал, что делать. Я сбросил одежду на берегу пруда и бросился в холодную воду. Три раза я переплыл пруд, пытаясь разогреть мышцы и остудить голову. Я выбрался на берег. Предрассветный ветерок холодил кожу. Я почувствовал себя немного лучше, но не умнее.
Что-то подсказывало мне, что теперь важен каждый час. Мне надо было обсудить ситуацию с единственным человеком в этом королевстве, пребывавшем в здравом рассудке. Я прошел на кухню и разогрел котелок чая, не поднимая дремлющего слугу. Я понес чай в наши покои, собираясь разбудить Омери и рассказать ей, что произошло. Но она и не спала, встревоженно стоя у окна. Я опустил поднос и обнял ее, не желая ничего более, как только поменять вечность на это мгновение. Но она вскоре отодвинулась от меня.
— Случилось плохое?
Я все ей рассказал: и о посещении дворца Равелина, и о встрече с Яношем. Когда я закончил, то увидел, что на рассказ ушло два часа. Омери налила холодного уже чая и выпила.
— В Вакаане нашлись бы такие, — сказала она, — кто счел бы смешной такую ситуацию, когда полусумасшедший чужестранец обращается за мудрым советом к артистке.
— Но ведь ты же знаешь меня лучше всех, — сказал я. — И только тебе я могу довериться до конца.
Омери поцеловала меня и сказала:
— Ну тогда ладно. Начнем с твоего друга? Давай рассмотрим такую ситуацию: если бы кто-нибудь пришел ко мне, как, вероятно, пришел принц Равелин к Яношу, и сказал, пообещал, что я буду знать все аккорды, все возможные постановки пальцев, смогу играть на всех музыкальных инструментах, которые только существуют в мире, и смогу использовать эти знания для создания величайшей музыки всех времен и народов… возможно, и я бы оказалась настолько слепой, что не смогла бы отвергнуть такой дар и дарителя. Кроме того, в его словах есть доля истины. Не то что злобу Равелина можно трансформировать в добро, как это делается с веществами, превращенными в золото. Но Равелина можно сбить с курса.
Во мне проснулась надежда:
— Каким образом? Может быть, мне пойти к королю?
Омери задохнулась в ужасе:
— Даже не думай об этом, любимый! Если только ты отправишься к королю Домасу и расскажешь ему обо всем, что произошло, он наверняка призовет Равелина и сурово его накажет. Он может даже потребовать, чтобы принц сам сослал себя в отдаленное поместье, сказав, что вид его оскорбляет зрение приличных людей. И тебя даже наградят. Но Равелин вернется в Ирайю через несколько месяцев, а ты можешь исчезнуть. И пусть один брат ненавидит другого, но никому не позволено ставить в неловкое положение королевскую фамилию. Никому. Кроме того, в Вакаане привыкли более деликатно относиться к таким вещам. По моему мнению, нам надо бы переговорить с некоторыми нашими друзьями, которых король считает людьми мудрыми. И чтобы эти друзья перемолвились со своими друзьями. И беседы эти должны проходить в интимной обстановке и без шума. Через какое-то время — через неделю или через месяц — мы переговорим и с Бимусом. Так слушок доберется и до королевских ушей. Он проведет свое тайное, негласное расследование. А как только он узнает правду, причем сам узнает, тогда-то принца Равелина и прихватят под уздцы. И возможно, он получит неожиданный приказ отправиться на борьбу с разбойниками куда-нибудь на север.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
