вами поговорить, — произнесла девушка, поднимаясь с дивана.
Элизабет Джонстон, приехавшая из Вест-Индии, училась на юридическом факультете. Она была усидчива, честолюбива и очень замкнута. Держалась всегда спокойно, уверенно, и миссис Хаббард считала ее одной из самых благополучных студенток.
Она и теперь сохраняла спокойствие, темное лицо ее оставалось совершенно бесстрастным, но миссис Хаббард уловила легкую дрожь в ее голосе.
— Что-нибудь случилось?
— Да. Пожалуйста, пройдемте ко мне в комнату.
— Одну минуточку. — Миссис Хаббард сняла пальто и перчатки и пошла вслед за девушкой. Та жила на верхнем этаже. Элизабет Джонстон открыла дверь и подошла к столу у окна.
— Вот мои конспекты, — сказала она. — Результат долгих месяцев упорного труда. Полюбуйтесь, во что они превратились.
У миссис Хаббард перехватило дыхание.
Стол был залит чернилами. Все записи были густо перепачканы. Миссис Хаббард прикоснулась к конспектам. Чернила еще не просохли.
Она спросила, прекрасно понимая нелепость своих слов:
— Вы не знаете, чьих рук это дело?
— Нет. Это сделали, пока меня не было.
— Может быть, миссис Биггс…
Миссис Биггс работала уборщицей на этом этаже.
— Нет, это не миссис Биггс. Ведь чернила не мои. Мои стоят на полке возле кровати. Их не тронули. Кто-то сделал это нарочно, специально запасшись чернилами.
Миссис Хаббард была потрясена.
— Это очень злая, жестокая шутка.
— Да уж, приятного мало.
Девушка говорила спокойно, однако миссис Хаббард понимала, что должно твориться в ее душе.
— Поверьте, Элизабет, мне очень, очень неприятно, и я сделаю все, чтобы выяснить, кто так гадко обошелся с вами. Вы подозреваете кого-нибудь?
Девушка ответила не раздумывая:
— Вы обратили внимание на то, что чернила зеленого цвета?
— Да, я сразу это заметила.
— Мало кто пользуется зелеными чернилами. В нашем пансионате ими пишет только один человек — Нигель Чэпмен.
— Нигель? Неужели вы думаете, что Нигель способен на такое?
— Нет, вряд ли. Однако он пишет зелеными чернилами и дома, и в университете.
— Придется учинить допрос. Мне очень неприятно, Элизабет, что такое могло произойти в нашем доме, но смею вас заверить: я доберусь до виновника. Может, это вас хоть чуточку утешит…
— Спасибо, миссис Хаббард. Насколько я знаю… это не первая неприятность у нас?
— Да, не первая…
Миссис Хаббард вышла от Элизабет и направилась к лестнице. Но внезапно остановилась и, вернувшись, постучалась в последнюю комнату в глубине коридора. «Войдите!» — послышался голос Салли Финч.
Комната была миленькой, да и сама Салли Финч, жизнерадостная рыженькая девушка, была очаровательной. Она что-то писала, облокотившись о подушку, щека ее была слегка оттопырена. Салли протянула миссис Хаббард открытую коробку конфет и невнятно пробормотала:
— Мне из дома леденцы прислали. Угощайтесь.
— Благодарю, Салли. В другой раз. У меня сейчас нет настроения. — Миссис Хаббард помолчала. — Вы слышали, что стряслось у Элизабет Джонстон?
— У Черной Бесс?
Прозвище было не обидным, а ласковым, и сама Элизабет на него откликалась.
Миссис Хаббард рассказала о случившемся. Салли слушала, трепеща от негодования.
— Какая низость! Неужели кто-то мог так гадко обойтись с нашей Бесс? Ведь она всеобщая любимица. Она такая спокойная, и, хотя держится особняком и мало с кем общается, по-моему, у нее нет врагов.
— И мне так казалось.
— Это все из одной серии. Вот поэтому я…
— Что — вы? — переспросила миссис Хаббард, видя, что девушка резко осеклась.
— Поэтому я хочу уехать. Миссис Ник, наверное, вам уже сказала?
— Да, она очень переживает. Она считает, что вы скрыли от нее истинную причину вашего решения.
— Конечно, скрыла. Она бы взбеленилась. Но вам я скажу: мне не нравится, что здесь происходит. Сначала странная история с моей туфлей; потом кто-то разрезал шарф Валери… потом рюкзак Лена… Воровство — дело понятное, не так уж и много вещей украли, да и вообще такие случаи не новость. Приятного тут, конечно, мало, но в принципе это нормально… А вот в этих происшествиях есть что-то ненормальное. — Она на мгновение умолкла, а потом неожиданно улыбнулась: — Знаете, Акибомбо в панике. Он кажется таким образованным и культурным, но чуть копни — и выяснится, что он недалеко ушел от своих предков, веривших в колдовство.
— Полно вам! — строго сказала миссис Хаббард. — Терпеть не могу такие разговоры, все это бредни и предрассудки. Просто кто-то решил попортить другим кровь.
Салли улыбнулась и стала похожа на кошку.
— И все же меня не покидает чувство, что этот кто-то не совсем обычный человек.
Миссис Хаббард спустилась вниз и направилась в гостиную на первом этаже. В комнате находились четверо. Валери Хобхауз примостилась на диване, перекинув через подлокотник тонкие, стройные ноги. Нигель Чэпмен устроился за столом, положив перед собой увесистый том. Патрисия Лейн облокотилась о камин, а только что вошедшая девушка в плаще снимала с головы вязаную шапочку. Девушка была миниатюрной, миловидной, с широко поставленными карими глазами и полуоткрытым ротиком, придававшим ее лицу вечно испуганное выражение.
Валери вытащила сигарету изо рта и певуче произнесла:
— Привет, ма! Ну как, удалось вам укротить разъяренную тигрицу, нашу достопочтенную хозяйку?
— А что, она вышла на тропу войны? — спросила Патрисия Лейн.
— Еще как вышла! — усмехнулась Валери.
— У нас большие неприятности, — сказала миссис Хаббард. — Мне нужны вы, Нигель.
— Я? — Нигель поднял на нее глаза и закрыл книгу. Его узкое недоброе лицо внезапно озарилось озорной, но удивительно приятной улыбкой. — А что я такого сделал?
— Надеюсь, что ничего, — ответила миссис Хаббард. — Но чернила, которыми кто-то нарочно залил конспекты Элизабет Джонстон, зеленого цвета. А вы всегда пишете зелеными чернилами.
Он уставился на нее, улыбка сползла с его лица.
— И что из этого?
— Какой кошмар! — воскликнула Патрисия Лейн. — Делать тебе нечего, Нигель. Я тебя предупреждала: нечего шокировать людей, неужели ты не можешь писать обычными синими чернилами?
— А я люблю выпендриваться, — ответил Нигель. — Хотя, наверное, сиреневые еще лучше. Надо будет попытаться достать… Вы не шутите насчет конспектов?
— Я говорю вполне серьезно. Это ваших рук дело?
— Естественно, нет. Я люблю повредничать, но на такую пакость я не способен… тем более по отношению к Черной Бесс, которая никогда не лезет в чужие дела, не в пример некоторым, не буду указывать пальцем. Хотел бы я знать, где мои чернила? Я как раз вчера вечером заправлял ручку. Обычно я ставлю их сюда.
Он встал и подошел к полке.
— Ага, вот они. — Нигель взял в руки пузырек и присвистнул. — Вы правы. Тут осталось на донышке, а ведь вчера пузырек был почти полный.
Девушка в плаще тихонько ахнула:
— О господи! Как неприятно!
Нигель повернулся к ней и обвиняюще произнес:
— У тебя есть
