Парень хмыкнул и покачал головой.
— Только не говори мне, что она тоже какая-то наша родственница, — взмолилась я, схватившись руками за голову. Господи! Как я буду Димке объяснять, откуда у меня внезапно столько родни появилось?
— Поплюйте, — Вовочка сделал большие глаза, — я бы повесился! Она не родственница, она из этого бабского легиона, чтоб им всем пусто было.
— Феминистка что ли? — уточнила я.
Демон открыл рот и тут же его закрыл, не произнеся комментария вслух. Впрочем, и не надо было. Я его мысли по этому поводу по яростно горящим зелёным глазам прочитала.
— Лучше бы феминистка, — проворчал он. — Но, к сожалению, революционэрка.
Он так и произнёс это слово. С твёрдым «н». И при этом скривился так, словно червивую ягоду разжевал, а затем бросил на меня оценивающий взгляд и спросил:
— Про Обитель светлой матери, надеюсь, вам объяснять не надо?
Я покачала головой. Про это-то я слышала. Вот только не знала, что их ещё и бабским легионом называют. Впрочем, Вовочка быстро развеял мои сомнения. Об этом я и не могла слышать, потому что это был лично Вовочкой придуманный термин и охватывал не всю секту в целом, а лишь самую радикальную её часть, состоящую, следуя логике названия, из одних только женщин. Когда и кто стал прародительницей этого внутреннего движения, Вовочка не знал, да он и не стремился узнать. С самого первого дня, когда ему пришлось столкнуться с представителями бабского легиона (сами они себя называли Прекрасной сотней), парень мечтал лишь об одном: как можно скорее избавиться от них и забыть об этом знакомстве, как о страшном сне. Но, увы-увы! Мечтам суждено было остаться лишь мечтами, потому что проклятые бабы… откровенно говоря, к середине рассказа этот термин меня изрядно утомил, но я терпеливо молчала… В общем, проклятые бабы виртуозно владели искусством шантажа.
— Я поначалу для них какие-то мелкие поручения выполнял. Одно-другое… Так, ерунду… А потом обо всём как-то узнал отец. Ян, то есть. Ну, и приехал прямо в Техникум. А там вы.
— А он не знал, что я — это я?
Вовочка тряхнул головой.
— Да откуда? Хотя, думаю, как только увидел — сразу понял. Вы же с ней так…
— Да помню я, помню… — скривилась я. В то, что Фоллетский не знал о том, что у Лизы уже есть один ребёнок от демона, верилось слабо, но открывать глаза парню на его наивность не было ни сил, ни желания.
«Бог с ним, — решила я. — Потом всё с ним обсудим более подробно».
И сама собственным мыслям ужаснулась. Это что же это я? Уже допускаю мысль дальнейшего совместного будущего? Проклятье!
— Ты лучше дальше рассказывай, — велела я, а Вовочка потупился.
— А что рассказывать-то? Больше и нечего. Меня в тот же день Любаша сюда упекла. С тех пор тут и маюсь.
— С тех самых пор? — недоверчиво переспросила я.
— Ну, да…
Постойте, это что же получается? Всё то время, что мы его разыскивали и подозревали чёрт знает в чём, он сидел себе здесь спокойненько и…
— А Любашка в ванной у тебя когда поселилась?
Вовочка перевёл взгляд на стену, где ровными столбиками красовались зарубки. Красивые, честное слово, как в кино.
— Так полтора месяца уже. А вы почему спрашиваете?
«Потому что и вторая первая встреча с моей свекровью не предполагает большой дружбы в будущем», — мрачно подумала я, но вслух произнесла лишь:
— Просто интересно стало… Так зачем, говоришь, они тебя здесь держат?
— Затем, — буркнул Вовочка и покраснел. — Я ж объяснял уже. Ребёнок им нужен. Наш с вами совместный.
Ребёнок, значит. Ну-ну… Я хмыкнула и поднялась на ноги. Хватит рассиживаться, никто не знает, когда Любаша решит вернуться и кого с собою притащит… Неторопливо и очень внимательно я исследовала стены комнаты, принципиально игнорируя прожигающий спину взгляд.
— Мария Ивановна, серьёзно? — обиженно пробухтел демон. — Не думаете же вы, что я не пытался найти выход?
— То, о чём я думаю, — отбрила я, — тебя совершенно не касается… Кстати, родственничек, тебя-то хоть как зовут?
— Вальдемар, — проворчал он. — Вальдемар Фоллетский И.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я фыркнула, а затем, не выдержав, рассмеялась. Вовочка — ой, простите! Вальдемар, конечно! — наверное, решил, что у меня нервный срыв. Но этому худощавому, нескладному парнишке с лохматой каштановой головой и конопатым носом имя «Вальдемар» вообще не подходило. Вовочка — он и есть Вовочка. Смешной, немножко неуверенный в себе, временами ленивый, но в целом, довольно неплохой парень. И одногруппники его любили. И даже я, хотя крови он мне попортил изрядно. Лоботряс.
— Что смешного? — буркнул он и ещё больше надулся.
— Ничего. Может, это я так радуюсь внезапно обретённому младшему брату. Может быть, я всю жизнь мечтала о ком-то, на ком можно будет своё чувство юмора оттачивать?.. Ну, что надулся, как мышь на крупу? Иди сюда, ведьмак… хм… колдовать будем.
Он недоверчиво покосился на меня и неспешно встал с кровати.
— Серьёзно, что ли?
— Нет, это я так шучу, — огрызнулась я. — Сказала ж, что чувство юмора оттачивать буду. Ну, что встал? Мел у тебя есть? — и добавила противным голосом:
— Вальдемар Фоллетский И!
Вовочка покраснел и уныло качнул головой.
— Какое там? Они мне даже карандаша не оставили. Хотя как бы он мне помог? — и тут его глаза вдруг радостно загорелись. — Но у меня есть зубной порошок! Почти целая банка. Принести?
Зубной порошок был неважной заменой мелу, но его можно было использовать для другого ритуала.
— Не мятный, надеюсь? — уточнила я, и Вовочка так затряс головой, что я на мгновение испугалась за целостность его шейных позвонков. — Тогда тащи. И нож или ножницы… Бритвенный станок, на худой конец… — окинула мрачным взглядом до безобразия грязный пол и дополнила список:
— И мокрую тряпку. На такой поверхности всё равно много не наработаешь.
Великодушно позволила Вовочке не убирать всю комнату, сославшись на то, что всё равно мы здесь ненадолго. Парень мне не поверил, но центр комнаты добросовестно вымыл.
Рисовать мандалу по памяти было страшновато, всё-таки я её ни разу в жизни не использовала. Откровенно говоря, ни в найденных мною книгах, ни в Бусиных записях вообще не приводилось ни одного случая использования именно этого символа. Возможно, это было связано с тем, что не так часто ведьмы гибнут так, как погибла Бусина бабушка. А возможно, эта мандала просто не работала, такие вещи, к сожалению, не были редкостью. В любом случае, выхода у меня не было, поэтому…
— Крови не боишься, Вальдемар Фоллетский И?
Вовочка скрипнул зубами и молча покачал головой.
— Тогда иди сюда, будем тебе кровь пускать, — я зловеще ухмыльнулась и провела пальцем по тупому как валенок лезвию.
— А п-почему мне?
— Эх ты, джентльмен… Не плачь, мне тоже будем… Но кавалеры вперёд. Руку дай.
Парень протянул мне левую руку и зажмурился. Как же, не боится он крови… Своей боятся все… Кольнув в запястье осколком лезвия, я подождала, пока достаточное количество крови натечёт в банку с зубным порошком, а затем повторила процедуру со своей рукой.
— Стой и не двигайся, — велела я Вовочке, когда тот приоткрыл один глаз и переступил с ноги на ногу, наблюдая за моими действиями.
— Не буду. А что вы делаете?
— О помощи прошу, — ответила я. — Молчи. Отвлекаешь.
Рисунок не был сложным, сложным было как следует сформулировать мысль, скорее, просьбу, а учитывая тот факт, что просить я собиралась у потусторонних сил, ошибаться было нельзя. Это некроманты могли общаться с призраками, не боясь, что они утянут их за грань. Природа же игр со смертью не одобряла…
— Будем надеяться, — прошептала я, замыкая в круг последний элемент узора, — что сработает элемент неожиданности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Это какой? — таким же шёпотом спросил Вовочка.
— Мужчина в этом круге, если верить летописям, не стоял ни разу.
Парень дёрнулся и вдруг мучительно покраснел.
— Мария Ивановна! — взвыл он. — Тут такое дело… Как бы вам сказать?.. Видите ли, я… это… не совсем…
