когда-либо состояться переговоры? После нее вопрос заключался в том, могут ли переговоры когда-нибудь привести к миру?»[253]
В июне 1992 года прошли выборы в Израиле. Электорат устал от правого правительства. Коррупционные скандалы омрачили его последние годы, о чем говорил предвыборный лозунг левых: «Коррумпированные политики – вон!» Помимо этого, дух времени, как уже отмечалось, был духом примирения и переговоров. Католики и протестанты вели переговоры в Северной Ирландии; в Южной Африке белое меньшинство отказалось от контроля над правительством и открыло двери демократии. Эффект духа времени усиливался восприятием национальных интересов. Из-за упорного сопротивления правительства Шамира переговорам с арабскими государствами и палестинцами и его отказа прекратить строительство поселений – или даже сообщить об этом строительстве американцам, как оно обещало сделать, – администрация Буша решила отложить предоставление гарантий на сумму 10 миллиардов долларов, необходимых Израилю для обеспечения ссуд, чтобы ассимилировать массовую иммиграцию из бывшего Советского Союза. Шамир заручился помощью еврейского лобби в Конгрессе США, но тщетно. Конгресс принял политику администрации, и Израиль не смог изменить позицию Белого дома.
Невозможно оценить, насколько проблема американской гарантии по кредитам повлияла на израильских избирателей, но, вероятно, она имела определенный эффект. Ухудшение отношений с Соединенными Штатами, продолжающаяся интифада, война в Персидском заливе и «комната безопасности» – все это заставило израильтян стремиться к иной политике. Ицхак Рабин, кандидат от HaAvoda на пост премьер-министра, пообещал в своей кампании, что – в отличие от политической стагнации правительства – он достигнет соглашения об автономии с палестинцами в течение шести-девяти месяцев. Хотя и будучи нереальным, обещание ознаменовало изменение политической линии Израиля. Это была приверженность политике, направленной на достижение политического соглашения с палестинцами. Однако Рабин объявил во время кампании на Голанских высотах, что он не намеревается уходить из этого района. Это обещание будет все время преследовать его.
HaAvoda во главе с Рабином получила 44 места, а Likud – 32. Meretz (крайне левая сионистская партия) получила 12 мест, а Shas – шесть. С помощью арабских списков, которые получили в общей сложности пять мест, левые добились большинства в Кнессете. При поддержке арабских фракций была сформирована коалиция, в которую вошли представители HaAvoda, Meretz и Shas. Эта коалиция с самого начала была шаткой, и когда правительство Рабина приняло далекоидущие решения по мирному процессу, его хрупкое большинство в Кнессете улетучилось. Несмотря на относительно слабую политическую базу правительства Рабина, оно было одним из самых важных правительств с основания государства. Рабин возвратился на пост премьер-министра через 15 лет после своего первого срока, на котором был относительно молодым, политически неопытным премьер-министром. Теперь он вернулся на вершину после длительного пребывания на посту министра обороны, приобретя на этой должности опыт и авторитет. Для израильской публики он был мистером Безопасность, человеком, который знал, как защищать интересы Израиля, которому можно было доверять в принятии верных решений по вопросам безопасности. Общественное доверие к личности Рабина, его честность, его недипломатическая склонность говорить правду и даже его привлекательная застенчивость были первоклассным политическим активом, хорошо послужившим ему в предстоящие трудные времена. Рабин во время своего второго срока был уверенным в себе и готовым к переменам. «Я поведу вас», – заявил он в своей речи после выборов, внушив публике ощущение, что на этот раз действительно намеревался вести за собой.
Мирный процесс
Рабин поставил перед собой цель изменить национальную повестку дня Израиля и дать толчок мирному процессу. Не будучи уверен, что мир достижим, он был готов изучить возможности. На своей первой встрече с новоизбранным президентом США Биллом Клинтоном они нашли общий язык и подсознательно установили взаимное доверие. Рабин сообщил президенту о своих намерениях, и Клинтон пообещал помочь ему снизить риски. Для Рабина были открыты два пути действий: переговоры с президентом Сирии Асадом или переговоры с палестинцами. Мирный договор с Сирией имел серьезные стратегические преимущества: если бы Сирия отказалась от враждебности, фронт неприятия рухнул бы, террористическим организациям в Дамаске пришлось бы найти нового покровителя, возможность сирийско-иракского союза исчезла бы, и открылся путь к соглашению, даже мирному договору с Ливаном.
Такой шаг значительно укрепил бы американскую политику в регионе против Ирака и Ирана, двух врагов Запада, и в пользу Египта, Иордании и Саудовской Аравии. Но Израилю пришлось бы заплатить высокую цену: уход с Голанских высот, эвакуацию поселений и необходимость убедить израильскую общественность в том, что эта мера не представляет необоснованных рисков для безопасности Израиля. Граница на Голанских высотах оставалась спокойной с 1974 года, и, учитывая цену мира с Сирией, большинство израильтян предпочли сохранить ситуацию «ни мира, ни войны», даже если это означало продолжение столкновений с Hezbollah в Ливане. Однако достижение соглашения с палестинцами затронет болезненное ядро арабо-израильского конфликта – его первоначальную причину – и, вероятно, изменит отношения между Израилем и арабским миром. Международная критика Израиля была сосредоточена на его отношениях с палестинцами. Улучшение этих отношений привело бы к кардинальным изменениям в международном положении страны. Соглашение с палестинцами потребует взаимного признания. Израиль признает национальные права палестинцев и ООП как их представителя, а палестинцы признают Государство Израиль как объективную реальность. Обе стороны склонялись к мирным отношениям. Палестинцам придется отказаться от насилия и террора и внести поправки в Палестинскую хартию, чтобы она соответствовала эпохе мира. Вопрос состоял в том, достижимо ли такое соглашение и какова будет его цена.
Рабин выдвинул несколько предварительных условий подобного соглашения. Прежде всего, его необходимо реализовывать постепенно, в соответствии с Кэмп-Дэвидскими договоренностями. Первоначальное соглашение не касалось вопросов статуса Иерусалима и судьбы поселений. Ответственность за безопасность останется в руках Израиля. Речь шла об автономии Палестины, а пока что вопрос о суверенитете оставался неопределенным. Все запутанные проблемы будут оставлены для обсуждения в рамках соглашения о постоянном статусе; переговоры по этому соглашению начнутся через три года после подписания первого документа и будут заключены в течение двух лет. Прорыв в первом соглашении должен был произойти при взаимном признании со стороны Израиля и Палестины и благодаря готовности Израиля признать Арафата и ООП своими партнерами в управлении Иудеей и Самарией. Это соглашение положило бы конец интифаде, снизило уровень враждебности между Израилем и палестинцами и позволило Израилю постепенно отмежеваться от палестинцев. Отношения между двумя сторонами в такой маленькой стране требовали разделения и создания двух отдельных образований, которые в итоге превратились бы в два государства. Израильтяне опасались, что без разделения будет создано двунациональное государство, что положит конец еврейскому государству. Палестинцы рассматривали собственное государство как отражение национальной идентичности и как компенсацию
