Уже почти совсем рассвело, когда лошадь не выдержала и споткнулась, опрокинувшись в замерзшую траву. Леарза предвидел и это и потому успел откатиться в сторону, с трудом, задыхаясь, заставил Теодато подняться на ноги.
— Давай же, — лихорадочно шептал он, — пошли! Совсем немного осталось!
— Больно… — криво улыбнулся Тео, которому темнота заливала глаза. — Не могу…
— Черт бы тебя побрал, не раскисай…
— Холодно…
— Подбери нюни, дурак!..
Теодато почти ничего не видел перед собой, однако в какой-то момент мучительная тряска прекратилась; Леарза отпустил его. Осев на землю, Тео кое-как поднял взгляд.
Диковинная металлическая машина стояла в сухом ковыле, и утреннее солнце ослепительно блестело на ее остром носу. Сердце у Теодато гулко стукнуло. Инопланетный корабль!..Как он тут оказался?
Леарза тем временем достал короткий нож и спешно полоснул себя по ладони; Тео с недоумением смотрел, как руосец провел рукой по поверхности корабля, запачкав металл кровью, и тут вдруг случилось чудо, казавшийся совершенно ровным бок пришел в движение и обнаружил люк, приглашающе раскрывшийся перед ними. Солнце залило внутренности корабля; Теодато даже со своего места мог видеть, что места там очень мало, только на одного человека, и никакого управления будто не видно.
— Они… послали его… — прохрипел он. — Для тебя. Чтобы ты… спасся…
— Заткнись и полезай, — сказал Леарза, не заглядывая в его лицо, почти грубо поймал за плечо и помог подняться. — И скажи спасибо профессору Квинну за меня.
Теодато попытался сопротивляться, но сил у него было явно меньше, чем у здорового руосца; тот практически затолкал его внутрь. Люк закрылся. Теодато чувствовал, как корабль ожил: что-то завибрировало в металлической груди шаттла, замигала приветливая зеленая лампочка. Боль перестала казаться ему такой уж нестерпимой, достигая его будто сквозь ватное одеяло. Глаза его закрылись, и больше он ничего не помнил.
* * *
В это утро пошел первый снег.
Снежинки кружились над Централом и падали на замерзшие мостовые; крыши домов забелели, но по мостовым текла кровь.
Орсо Кандиано вел своих людей на приступ.
Стража Централа держалась до последнего, и все же им пришлось отступить, закованных было слишком много, они дрались, как звери, как одержимые. Последним бастионом оказался дворец Наследника, в котором веками правили потомки Арлена; теперь бывший бог горящими глазами наблюдал за тем, как загнанные, утратившие надежду люди отстреливаются от нападающих закованных из разбитых окон.
Марчелло Тегаллиано добровольно остался здесь, среди тех, кто еще выжил, и использовал свой талант, сколько мог; все остальные отступили. Тегаллиано не знал, удалось Фальеру вывести их через северный тракт или нет, и это уже не волновало его. Тегаллиано мечтал об одном: ему хотелось убить Орсо Кандиано, выстрелить ему в грудь, а потом для верности еще всадить пулю в затылок.
Во дворце оставался и Мераз, который, хотя талант его был бесполезен против таких же, как он, все же стрелял метко, а в рукопашной схватке мало кто мог одолеть его.
Они держались четверо суток. Это была агония; люди почти не спали и не ели, продолжая отстреливаться, наконец закованные ворвались в северное крыло дворца, но Тегаллиано и его людям удалось забаррикадироваться на втором этаже, и еще долгих восемь часов они удерживали лестницу, прежде чем закованные сумели взобраться наверх в окна при помощи веревок, и тогда Марчелло Тегаллиано понял, что они проиграли.
Бездушные были разъярены до крайности тем, что защитники дворца так долго не сдавались им, и на этот раз не оставили в живых никого. Все они прекрасно в лицо знали Марчелло Тегаллиано, главу управляющих Тонгвы, и не могли упустить возможности отомстить ему за все существующие и несуществующие обиды; они прибили его за руки гвоздями к стене, на которой была когда-то такая красивая фреска с силуэтом Арлена, и отрубили ему ноги и уши, а он хрипло ругался последними словами и ненавидел их от всей души; они ненавидели его в ответ и дали ему умереть своей смертью, продержав прибитым к стене еще два дня.
Некоторое недоумение у победителей вызвал лишь Мераз, смело вышедший им навстречу с ружьем; из-за их замешательства он успел убить четырнадцать человек, но потом у него кончились патроны, а через труп последнего убитого перешагнул Орсо Кандиано.
— Ублюдок, — оскалился Мераз.
— А ты — предатель, — ровно ответил ему Кандиано и поднял собственный пистолет. — Трусливый раб.
— Кто, по-твоему, сделал меня рабом?
— Ты сам, — сказал Кандиано и спустил курок. Выстрел оказался не очень точным, и пуля попала в шею закованного, но не задела даже глотки; Кандиано не стал тратить второго патрона, отвернулся и ушел, оставив Мераза одного в комнате с четырнадцатью мертвыми телами.
Потом уже только, когда ему сообщили, что Фальер бежал вместе с большинством аристократов, Кандиано впал в бешенство и отдал приказ: немедленно выяснить, в какую сторону они отправились, и пуститься в погоню. Тут уже, правда, он не был вполне властен над своими людьми: слишком они были разгорячены дракой.
Тонгва полыхала почти неделю, прежде чем Кандиано удалось заставить их отправиться следом за беглецами.
* * *
Маленький автопилотируемый шаттл подал сигнал о своем отправлении на корабль, и потому на корабле все уже ожидали его; бортовой компьютер сообщал, что все проходит, как нужно, челнок всосало в один из шлюзов большого звездолета, и заботливые механические руки установили его на площадке; шлюз закрылся, насосы накачали воздух обратно в помещение. Вошедшие люди видели, как поднялась крышка люка, но никто оттуда не выбрался.
— Он ранен, — мгновенно сообразил капитан Лилло и сам поспешил к кораблику; действительно, потерявший сознание человек лежал в кресле внутри, и андроид бережно вытащил его оттуда. — Скорее, носилки!
Они засуетились; по счастью, предусмотрительные разведчики заранее привели двоих врачей и были готовы к любой неприятности. Капитан Лилло устроил спасенного человека на носилках, которые немедленно поплыли следом за бегущими врачами: в медицинское крыло.
Уже после этого профессор Квинн озадаченно заметил:
— Это же не наш руосец.
— Какая разница? — буркнул Лилло.
Спасенный человек был ранен в правый бок; ранение, очевидно, было ножевое, и лезвие задело легкое. Рана не была смертельной, но он потерял много крови, и врачам пришлось повозиться, но наконец главный хирург сообщил ожидавшим разведчикам, что жизнь спасенного вне опасности, через несколько часов он придет в себя.
— Как такое могло случиться? — буркнул Таггарт, сидевший вместе с профессором и капитаном Касвелином в холле возле медицинского крыла. — Ведь шаттл был запрограммирован на ДНК Леарзы, и его одного.
— Ответ должен быть очевиден, Эохад, — спокойно отвечал ему профессор, — шаттл был активирован самим Леарзой. Но ведь никто не говорил, что после активации нельзя посадить в корабль любого другого человека.
Они помолчали.
— Леарза предпочел спасти его вместо себя, — потом вздохнул капитан Касвелин. — Профессор, имеет ли смысл посылать вторую капсулу?
— Пока подождем, — сказал Квинн. — Надо узнать от господина Теодато, как обстояли дела, когда он покинул планету. Что, если Леарза сделал это потому, что сам уже не мог спастись?
Никто из них не ответил ему.
По прошествии нескольких часов подопечный в медицинском крыле действительно пришел в себя; он открыл глаза и почти сразу воскликнул:
— Леарза!..
— Тихо, — предупредили его. — Не дергайтесь, господин Дандоло, вам только что наложили швы.
Теодато выдохнул и осторожно уже повернул голову. Он узнал этот голос; действительно, возле него стоял пухлый профессор, держа под мышкой планшет. Несколько мгновений Теодато боролся с внезапно возникшим жжением в носу: ему зачем-то чертовски захотелось плакать. Взяв себя в руки, он хрипло спросил:
— Господин Квинн?.. Это значит, что я на вашей станции?
— Вы находитесь на нашем космическом корабле, господин Дандоло, это верно. Я, признаться, весьма рад тому, что удалось свидеться с вами снова; в конце концов, мы так и не отблагодарили вас за прошлый раз, когда ваш самоотверженный поступок спас наши жизни.
— Ерунда… — пробормотал Теодато. — Леарза, господин Квинн!.. Леарза остался там…
— Да, мы знаем об этом.
Тео скривился; боли он не чувствовал, но в груди у него как-то странно прихватывало, и смутное беспокойство не давало ему покоя.
— Господин Квинн, пожалуйста, спасите его, — попросил он. — Он знал, что вы отправили этот корабль, но посадил в него меня, а сам остался… пожалуйста, отправьте еще один!
— Хорошо, — отозвался профессор.
