До сих пор компьютер говорил хорошо модулированным голосом взрослой женщины, но внезапно мы услышали интонации восторженной маленькой девочки: – Надеюсь, кто-нибудь это выберет – очень хочется посмотреть! Например, доктор Дити и доктор Либ – у одной радуга на левой груди, у другой – на правой, и чтобы стояли рядом. Здорово, а?
– Да, это произведет впечатление, – согласился я. (Они будут точь-в-точь как клоуны! Хотя Дити может на это пойти. Девочка любит доставлять радость людям и даже компьютерам. Может быть, особенно компьютерам.)
– Как тебе понравится юбка с небольшим шлейфом, старый козел?
– Хильда!
– Дора, а у тебя есть парадное белье такого размера, чтобы подошло моему мужу? Как у вас снимают мерку?
– У меня есть размеры профессора, мэм. Я доставлю весь набор к вам в каюту после полудня, если вы не ляжете спать или не будете чем-нибудь заняты. И соответствующий набор для вас, я полагаю?
– Если хочешь, Дора. Не знаю, понравится ли мне этот стиль.
– Капитан Хильда очень хороша и сама по себе. Я специалист-дизайнер и в этом кое-что понимаю. Это не лесть – Лаз-Лор говорили мне, чтобы я училась льстить, но я не уверена, что моей конструкцией это предусмотрено. Может быть, я смогу научиться у Аи.
– Ну, еще бы, Дорочка! Я только и занимаюсь тем, что льщу своим четырем подопечным уж не знаю сколько времени!
– Ая, ты слушаешь?
– Ты сердишься, тетя Хильда?
– На нашу Аю Плутишку я никогда не сержусь. Но вежливость требует, чтобы люди знали о твоем присутствии.
– Но… ведь у Доры есть глаза, и она позволяет мне ими смотреть!
– Капитан Хильда, Ая теперь со мной все время. А что, нельзя? Мы же не зна-а-ли!
В голосе у нее снова появились интонации маленькой девочки, на этот раз испуганной.
Я решил, что пора вмешаться.
– Ая, Дора, мы с Хильдой не возражаем. Я скажу Дити и Зебу, они тоже не будут возражать.
– Джейк, ты прелесть!
– Ая, ты много раз спасала нам жизнь, и мы за это готовы развлекать тебя, как только можем. Но имей в виду, Ая: пользуясь глазами и ушами Доры, ты увидишь и услышишь такие вещи, которые не видит твой радар и не слышит микрофон, если он отключен. У кого-нибудь из вас в резидентной памяти есть понятие «сдержанность»?
– Нет, Джейк. А что это такое?
– Я объясню, – с готовностью предложила Дора. – Это значит, что мы видим и слышим, но делаем вид, что не видели и не слышали. Как прошлой ночью, когда…
– Потом расскажешь, Дора. По нашему личному каналу. А который час по судовому времени и не опоздали ли мы к завтраку? Я нигде не вижу часов.
– А я и есть часы. Сейчас по судовому времени девять ноль три. К завтраку вы не опоздали. Командор Лаз еще спит, после мятежа она легла поздно. Капитан Лонг – то есть Лор – поела на мостике. Меня это немного обидело, потому что вахта была моя, но общаться с ней всегда приятно. Командор Лазарус всегда завтракает в адмиральских апартаментах. Доктор Дити, доктор Зеб и Либ только начинают.
– Как они одеты? – спросила моя Хильда.
– В салфетки. На докторе Либ духи «Цветок джунглей» – она любит терпкие ароматы. Доктор Зеб, кажется, забыл надушиться, но у него довольно приятный собственный запах. Что на докторе Дити, я понять не могу, но там есть и мускус, и сандаловое дерево. Перевести это на язык формул?
– Это «Время блюза», что меня несколько удивляет: моя приемная дочь не нуждается в духах. Да и Либ тоже, черт возьми. Джейкоб, ты готов?
Я отозвался сразу. Пока компьютеры болтали, я занимался своими делами. В частности, попробовал воспользоваться депилятором, который оказался с фокусом – я не сразу понял, как его выключить, и остался без бачков. Зеб, одетый в салфетку, Либби Лонг – единственная, кто не принадлежит к нашему семейству, и к тому же бывший мужчина. Не вымазать ли мне грязью пупок?
– Я готов.
Появился голубой огонек и провел нас в маленькую столовую, где мы проделали церемонию, принятую в семействе Лонг, – но сами этого не заметили, потому что она ничем не отличалась от наших собственных привычек. Увидев нас, Либ встала, подошла, поцеловала Хильду, поцеловала меня – бегло, но не без засоса. Потом меня поцеловала моя дочь, а в это время Зеб целовался с моей женой. Потом мы поменялись, как обычно: Дити расцеловала Хильду, а Зеб взял меня за плечи, прошипел мне на ухо: «Стой, не дергайся!» – и поцеловал меня на латинский манер – дважды, в обе щеки. Неужели мой брат по крови подумал, что я подведу его в присутствии постороннего? Этот обычай возник у нас вскоре после нашего бегства. Мы с Зебом всегда целовались на латинский манер – чмокали друг друга четыре раза в щечку. Но однажды в Гнездышке мы не рассчитали и ткнулись рот в рот. Мы не отстранились друг от друга, но и затягивать не стали. Никто не придал этому особого значения – хотя я понимал, что табу нарушено, да и он тоже. А два дня спустя я явился к завтраку последним. Зеб сидел спиной ко мне. Он обернулся и хотел мне что-то сказать, я нагнулся, быстро, но крепко поцеловал его в губы, подошел к дочери, поцеловал ее, уже не так быстро, подошел к жене, поцеловал ее как следует, сел и спросил: «А что у нас на завтрак?» С тех пор без изменений повторялась только эта фраза: мы с Зебом иногда чмокали друг друга на латинский манер, иногда целовались в губы – коротким, сухим, символическим поцелуем, инициатива которого могла принадлежать любому из нас. Он означал, что мы слишком близки друг другу, чтобы ограничиваться рукопожатием; никакого сексуального оттенка в нем не было.
Поэтому меня немного обидело, что Зеб счел необходимым меня предупредить. Должен добавить, что вообще-то моя специальность – женщины, без Хильды я бы обойтись не мог. Но я пробовал и другой вариант – это было с одним моим школьным приятелем во время выпускных экзаменов. Мы намеревались выяснить, о чем вообще речь, – много рассуждали на эту тему, но не назначали никаких сроков, а тут подошла последняя неделя в школе. Двухчасовой экзамен, больше никаких занятий в тот день; с полчаса мы играли в теннис, а потом до нас внезапно дошло, что мы свободны, а квартира его родителей пустует до вечера. День настал!
Мы честно старались. Предварительно как следует вымылись. Мы не стеснялись и не боялись. Не опасались мы и того, что нас застанут: двери были заперты на цепочку, так полагалось у его родителей. Мы нравились друг другу и хотели, чтобы все получилось.
Но ничего не вышло.
Мы встали, закусили бутербродами с арахисовым маслом и джемом, запивая их молоком, и за едой обсудили происшедшее. Мы не испытывали ни смущения, ни отвращения, ни у кого не пахло изо рта, никаких других помех не было – но ничего не вышло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
