– Ох уж этот мне Крильон! – буркнул король.- Всегда-то он заставляет плясать под свою дудку! Ступайте домой, милые мои,обратился он к миньонам,- я сейчас нагоню вас.
– Мне это очень по душе! – сказал Келюс.
– А мне и подавно! – отозвался Эпернон. Только Шомберг обратил внимание на бесчувственного Можирона и сказал:
– Ас ним что нам делать?
Крильон пихнул тело Можирона ногой и сказал:
– С этой падалью? Ее закопают где-нибудь в углу!
– Вы ошибаетесь, герцог,- сказал гасконец,- я уверен, что этот господин жив!
– Ну, так уберите его!
Шомберг взвалил бесчувственное тело товарища к себе на плечи и ушел вслед за Келюсом и Эперноном. Тогда Крильон сказал королю:
– Заклинаю вас именем ваших предков, спрячьте шпагу в ножны!
– Да кто же этот господин? – с удивлением воскликнул король.
– Единственный, кроме меня, искренний друг вашей милости!
– Да что вы говорите, Крильон? – воскликнул гасконец.- Я даже не знаю этого господина!
Тогда Крильон снял шляпу и ответил:
– Этого господина зовут французским королем! Гасконец отступил, вскрикнул от изумления и затем отбросил далеко от себя шпагу.
V
Грубая откровенность Крильона пришлась королю не по вкусу. Он очень любил творить всякие бесчинства, но при условии сохранения инкогнито. Поэтому он с негодованием крикнул:
– Да вы с ума сошли, Крильон!
– Нет, государь!
– Кто же этот господин?
Гасконец подошел к королю и преклонил колено.
– Раз вы, ваше величество, оказались столь великодушным, чтобы скрестить со мною шпагу, то доведите ваше великодушие до конца. Я прибыл издалека. Я явился в Блуа специально затем, чтобы испросить себе аудиенцию у вашего величества, так как у меня имеется поручение к вашему величеству!
– А кто вам дал это поручение?
– Покойный король Карл IX на смертном одре! – ответил гасконец взволнованным, торжественным тоном.
– Мой брат? – вздрогнув, крикнул Генрих.- Вы его знали?
– Я целовал его царственную руку, государь!
– В таком случае, государь, кто бы вы ни были, я разрешаю вам исполнить свое поручение!
– Государь, вы только что жаловались на усталость…
– Вы правы. Ну, так пойдем в замок.
– Только не сегодня, государь!
– Это почему, сударь?
– Да потому, что здесь имеются два беззащитных существа – старик и девушка,- против которых фавориты вашего величества питают дурные замыслы и которых я взял под свое покровительство!
– Да кто же вы такой, что беретесь защищать кого бы то ни было?
– Клянусь назвать вашему величеству свое имя во время аудиенции, которую вам благоугодно будет дать мне!
– А если я желаю знать сию минуту? При этом гневном возгласе короля в разговор вмешался молчавший дотоле Крильон:
– Я очень надеюсь, что вы, государь, не откажете в этой просьбе человеку, за которого я отвечаю душой и телом!
– А если я откажу?
– Тогда я посоветую этому господину молчать и подождать, пока ваше величество прикажет пытать его!
– Крильон! Вы позволяете себе разговаривать со своим королем слишком свободно!
– Государь, если бы все подданные вашего величества брали с меня пример, вы стали бы величайшим монархом в мире. Ведь у вас и сердце, и голова на месте, не то что у этих лизоблюдов, которые ползают у ваших ног!
На этот раз Крильон попал в самую точку.
– Хорошо! – сказал король.- Разрешаю этому господину умолчать пока о своем имени и жду его завтра в замке в своей спальне на утреннем приеме!
Гасконец снова преклонил колено.
– Недаром вы, ваше величество, внук короля- рыцаря! – сказал он.- Благодарю вас!
– До завтра! – ответил король.- Идем, Крильон! Бррр… Что за собачий холод!
– Простите, государь! Позвольте мне сказать на прощанье два слова этому господину! – сказал Крильон, подходя к гасконцу.
Тот взял герцога за руку и шепнул:
– Молчанье!
– К чему вы приехали сюда? – спросил герцог.
– Я хочу присутствовать на собрании генеральных штатов.
– Вы?
– Да, я!
– Но ведь это значит подставить грудь под удары всех кинжалов, находящихся на содержании у Гизов!
– Ах, Крильон,- ответил гасконец, рассмеявшись, и, внезапно переходя на "ты" с герцогом, продолжал: – Мне кажется, ты начинаешь стариться! Как? Ты думаешь, что моя грудь, которую не смогла пробить шпага французского короля, послужит ножнами для лотарингских принцев? Да полно тебе!
– Но вы хоть не один здесь?
– Со мною моя "фламандка".
– Что это за "фламандка"?
– А вот эта самая шпага, которой сражался мои дед во Фландрии!
– Нет такой доброй шпаги, которая не ломалась бы!
– Здорово! Крильон начинает трусить! Это даже забавно! Покойной ночи, Крильон. Король прав – стало очень холодно. Я иду спать!
Через четверть часа после того, как гасконский дворянчик имел счастье скрестить шпагу с самим королем Франции, ворота домика снова были тщательно заперты и таинственный незнакомец вернулся в комнату, где Берта Мальвен жарко молилась. Увидав гасконца, она радостно вскрикнула:
– Вы спасли меня! – Но, заметив его улыбку, немного смутилась; однако она тотчас оправилась и продолжала: – Их было четверо, но я нисколько не боялась. Я чувствовала, что с вами не справиться и целой армии!
Гасконец взял руку девушки и, почтительно поцеловав ее, воскликнул:
– Дорогая барышня, я знал, что Господь не оставит меня, так как Он поручил мне вашу защиту!
Затем они уселись рядком – молодой человек с орлиным взглядом, насмешливой улыбкой и львиным сердцем и хрупкая, вспугнутая голубка. И они принялись болтать так, как болтают в двадцать лет, краснея и волнуясь близостью друг друга.
Молодой гасконец много рассказывал о Наварре. о тамошних нравах и обычаях, о патриархальных порядках наваррского двора и т. п. В заключение он сказал:
– Дорогая Берта, милочка вы моя, не оставайтесь в Блуа, куда французский король заезжает так часто в сопровождении своих бесстыдных миньонов! Если вы хотите, я увезу вас с дедушкой в Наварру. Сир де Мальвен спокойно окончит там свои дни, а для вас мы подыщем подходящего муженька!
При последних словах Берта покраснела еще больше, и гасконец не утерпел, чтобы не поцеловать ее. Вдруг в этот момент послышался сильный стук в садовые ворота.
– О, боже мой! – пробормотала Берта.- Это опять пришли они!
– Нет,- успокоил ее гасконец,- не бойтесь, эти люди – ночные птицы, боящиеся дневного света! – и он, прицепив шпагу, вышел открыть ворота.
Это пришел Крильон в сопровождении двух вооруженных дворян из королевской гвардии.
– Вот,- сказал он,- я пришел сменить вас. Мы трое останемся здесь, и миньоны уже не сунутся сюда!
– Это очень хорошо, спасибо вам, герцог,- ответил гасконец,- тем более что мне надо прогуляться по городу. Кстати, когда прибудет герцог Гиз?
– Его ждут утром.
– А герцогиня Монпансье?
– Мне кажется, она прибыла втихомолку этой ночью! – ответил Крильон, подмигивая.
Гасконец представил герцога Берте, сказав:
– Я оставлю вас под охраной герцога Крильона. Это лучшая шпага в мире.
Крильон поклонился и наивно возразил:
– После вашей – возможно! Гасконец накинул плащ и надвинул на самый лоб шляпу.
– Куда вы? – спросил Крильон.
– Пройтись, по городу и подышать воздухом,- с тонкой улыбкой ответил гасконец.
VI
Гасконец направился к уединенной уличке, спускавшейся прямо к Луаре. Он внимательно осматривал дома и вдруг воскликнул: "Ну конечно, это здесь! Вот и ветка остролистника!" -и с этими словами троекратно постучал в дверь.
В доме ничто не шевельнулось в ответ, но стук привлек внимание старухи-соседки; она высунулась в окно и спросила:
– Вам что нужно, барин?
– Здравствуйте, добрая женщина,- ответил гасконец,- я приезжий и ищу гостиницу для постоя.
– Но вы ошибаетесь, барин,- ответила старуха,- этот дом принадлежит прокурору, мэтру Гардуино, которому никогда и в голову не приходило пускать постояльцев!
– Но что значит в таком случае вот это? – спросил гасконец, показывая на ветку остролистника.- Это знак, которым во всех странах указывают на гостиницу.
– Ах, Господи Боже,- воскликнула старуха,- вы правы, бариночек! Но пусть я лишусь Царства Небесного и стану гугеноткой, если я тут хоть что- нибудь понимаю! Чтобы мэтр Гардуино, этот глухой скряга, стал держать гостиницу?.. Это невозможно!
– Однако вы видите, что это так!
– Уж не обошлось здесь дело без вмешательства дьявола, если только в последнюю неделю – надо вам сказать, бариночек, что меня целую неделю не было дома, и я вернулась в город только этой ночью,- ну так вот, если только мэтр Гардуино не умер, и его дом не купил кто-нибудь другой!
– Все это очень возможно, добрая женщина! – отозвался гасконец и постучал с новой силой.
Внутри дома послышался шум, затем дверь приоткрылась, и юношеский голос спросил: