58
Беседу с “Контом” я записывал на мини-магнитофон, не хотелось потом напрягать мозги при составлении доклада Хил смену.
59
Я представил себе рубильник “Конта”, воткнутый в юбку, и с трудом сдержал улыбку.
60
“Неужели западногерманская разведка? – мелькнуло у меня в голове, – Нет, Алекс, они информировали бы ЦРУ, выкормившее службу генерала Гелена”.
61
Хорошего мнения он был о себе, этот Юджин! Андре Мальро, Кестлер… Себя, видимо, он считал новоявленным Пименом, которого Бог пустил в этот мир лишь для того, чтобы написать истинную правду о Монастыре и Мекленбурге.
62
Глухой переулок, тупик.
63
На этой фразе я почувствовал себя старой проституткой, читающей мораль о необходимости сохранять невинность.
64
Менее прекрасная, чем та торговка урюком на крыльце, будоражащая мои прозрачные сны.
65
Вот уж не ожидал от себя таких способностей. Есть шанс после отставки устроиться на терапевтическую работу в общество анонимных алкоголиков.
66
Телеграмму явно подготавливал Чижик.
67
Большой Уэбстерский словарь: “Красная селедка – это селедка, которая высушена, прокопчена и засолена и имеет настолько резкий запах, что, если провести ею по следу лисицы, борзые теряют нюх и сбиваются с пути. В наши дни красная селедка не уступает кипперу, но слово имеет идиоматическое значение, как нечто, задуманное для отвлечения внимания, для действий в ложном направлении. Пример из газеты «Геральд»: «Вот еще одна “красная селедка”, чтобы заставить избирателей забыть об актуальной проблеме безработицы»”.
68
Глаза, между прочим, прекрасные, в которых, как я убеждал ее, тьма перемешана со светом.
69
“Поцелуй меня, Кейт!” – слова Петруччио, обращенные к Катарине во втором акте “Укрощения строптивой”, отрывок из которой мы самозабвенно играли на самодеятельных подмостках в семинарии во имя совершенствования языка.
70
“Немного больше, чем родственник, немного меньше, чем друг” – любого человека я примеряю этой фразой умника Вилли.
71
Это был уже период, когда Маня от пространных резолюций-монологов перешел к сокращениям.
72
О Боже мой! А на ум шли бриллианты из ларца Риммы, жемчуг, густо-розовые топазы, лунный камень и золотая змейка с глазами из настоящего гиацинта.
73
И князь Вяземский, и полубезумный Чаадаев обожали осенью принимать морские ванны в Брайтоне. Неужто без подогрева?
74
Так американцы окрестили Пасечника, фантазии оказалось еще меньше, чем у Чижика, неужели во всех спецслужбах работают люди лишь с одним полушарием?
75
Там находились тайники – ямы для оружия.
76
В период добрачной любви Римма говорила то же самое, зато впоследствии с ее нежных уст все чаще слетало слово “козел”.
77
В спецфонде одной библиотеки в революционной газете 1918 года я вычитал: “Блеск звезды, в которую переходит наша душа, состоит из блеска глаз съеденных нами людей”.
78
Как дела, старик? (франц.)
79
Ничего (франц.).
80
Пошел в задницу! (польск.)
81
Видимо, звезды в октябре того года располагали к помолвкам и бракосочетаниям шпионов.
82
Коварные персы во время переговоров со своими врагами стояли на деревянных замаскированных настилах, покрывающих заранее вырытые ямы, боялись провалиться, давая клятвы.
83
Очень похоже на одну из любимых резолюций Мани – “обсудим”. Просто, изящно, деловито.
84
Выбор Юджином анекдотца говорил о том, что ему явно не хватало папы-эстета. Француз вбегает в цветочную лавку. “Мне нужен букет цветов для невесты!” – “Она девушка или женщина?” – “Какое это имеет значение?!” – “Если девушка, то нужен букет из белых роз, а если женщина, то из фиалок”. – “Ну, конечно, из белых роз!” После паузы: “А впрочем, вплетите туда немного фиалок”.
85
Молоки карпа… семга… икра. Когда Базилио ее увидел, его словно ударило током: “О зернистая икра! Как я люблю те края! Ведь я служил в конвое во время войны, охранявшем грузы, идущие в порт Архангела!” Просто готовый ценный агент, так и хотелось подойти к нему на четырех лапках и промяукать: “Дорогой Базилио, докажите делом ваши симпатии. Одна ваша знакомая кошка работает секретаршей у премьер-министра…”
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
86
Не то что притрагиваться – видеть его, зажаренного заживо, не мог!
87
“Как лорд”, по-мекленбургски – “как свинья” – яркое свидетельство разницы классовых подходов.
88
Истинно черный юмор обитает не в Англии, а в Meкленбурге: “Голые бабы по небу летят – в баню попал реактивный снаряд”.
89
“Голубые и белые розы собирал я на радость своей возлюбленной” – черт знает, где я подцепил эти строчки и почему они вдруг всплыли в памяти.
90
Мне нравилось писать a la Чижик, так звучало торжественней и ласкало уши Центра.
91
Полная туфта! Какой мог быть другой срок? Повторить операцию я уже не мог, но требовалось показать Центру, что я полон решимости выполнить Высочайшую Волю. О Бритая Голова!
92
“Эксами” до макленбургской революции деликатно называли экспроприации собственности, а точнее, вооруженные налеты на почтовые поезда с деньгами, взрывы и ограбления банков, столь необходимые для жизнедеятельности руководящего ядра во главе с Учителем в целебной Швейцарии и других жемчужинах обреченного капитализма. После революции “эксами” стали называть любые острые мероприятия, включая удушение подтяжками, выстрел в затылок или увоз с кляпом во рту из Рио-де-Жанейро, где все ходят в белых штанах, в родимый Мекленбург для свершения справедливого пролетарского суда.
93
“Эта штука посильнее, чем «Фауст» Гете”, – сказали Усы о «Девушке и Смерти» Буревестника. – Тут любовь побеждает смерть, а не наоборот”. Видимо, эта мысль озарила Усы после того, как он довел до самоубийства (если не убил сам) свою жену.
94
В Гавре, в Рио-де-Жанейро, в пустыне Сахара, на памятнике виконту де Бражелону, на крыше – все легко сходило с рук: и красная опасность, и рука Мекленбурга давно вошли в кровь и плоть англосаксов, все это постоянно подогревалось и прессой, и контрразведкой. Впрочем, под родными осинами ребята тоже не лыком были шиты и умело надували пузыри о западных происках.
95
Тут он не ошибся. Правда, у меня тоже были некоторые претензии, когда он зажал мне нос тряпкой в Каире.
96
Старый козел!
97
Тут словно сто Чижиков поработали! Как это у первооткрывателя великого Уильяма? “Я, кажется, с ума сойду от этих странных оборотов, как будто сотня идиотов долдонит хором ерунду!”
98
“О какой позор, соотечественники! И я, и вы, и все мы лежали ниц, и кровавое предательство цвело над нами!”
99
Виделся я себе почему-то лежащим ничком, скорчившимся, маленьким, в луже крови самой лучшей группы, и жирные мухи ползали по растрепанной голове.
Михаил Петрович Любимов
И ад следовал за ним: Выстрел
Из гласных, идущих горлом, Выбери «Ы», придуманное монголом, Сделай его существительным, сделай его глаголом, Наречьем и междометием. «Ы» — общий вдох и выдох! «Ы» мы хрипим, блюя от потерь и выгод, либо кидаясь к двери с табличкой «выход». Но там стоишь ты, с дрыном, глаза навыкат.
Иосиф Бродский Выстрел
![]()
Вместо предисловия
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Профессору Генри Льюису
7 Стэнхоуп-террас, Лондон, W2, Великобритания
Уважаемый сэр!
Много воды утекло под мостами с момента наших достаточно близких контактов, мир изменился на глазах и продолжает меняться, несмотря на наши недоуменные физиономии, которые то же время скручивает весьма беспощадно и порою самым недостойным образом.
Как мы оба радовались, когда грянула так называемая перестройка! Казалось, что произошла мировая революция (конечно, не в стиле громовержца Льва Троцкого!), всеобщее замирение охватило народы, и символ этого — грозная Берлинская стена — превратился в груду мусора, размалеванную бродячими художниками на радость всех свободных людей планеты.
Помнится, мы даже смели мечтать, что благоденствие опустится даже на самых непримиримых врагов — на разведывательные службы, и руки противников сомкнутся в дружеских рукопожатиях. М-да, тайные агенты оказались не менее способными, чем их хозяева, они даже превзошли любвеобильных президентов и плачущих от умиления премьер-министров: послышались призывы к сотрудничеству в борьбе с терроризмом, обмену информацией об иных угрозах, ставших привычными для нашей повседневности.
Чувствую, что непокорное перо несет меня в длинное путешествие, и потому возвращаюсь к исходной причине моего письма: Алексу Уилки. Он, к счастью, жив, более того, продолжает радовать нас своими новыми шедеврами, которые, на мой нелитературный взгляд, дают все больше пищи для психиатров. Признаюсь, что я не имел чести с ним встречаться, да и желания такового не имею. Однако Уилки просит помочь с изданием его книги, в частности, оживить ее приличным предисловием. И тут, конечно, моя первая мысль обращена к вам: кто еще может лучше украсить труд бедного шпиона?
Однако я расписался, видимо, склероз влияет и на чувство меры.
Искренне Ваш
Михаил Любимов 
