клянчить у проплывающих на пароходах. Что получали от этих дел, то и пропивали. И так из поколения в поколение. Посмотри на наших одноклассников, если не противно. Они сейчас сюда все подтянутся.
— Мы с тобой, да Анька Привалова стараемся жить по— человечески, не поддались. Почему?
— Тебя твоя умная мать вовремя увезла, а у меня папашка железный. Об Аньке что говорить, ты ее знаешь с титешных лет. Она сама железная, железнее Феликса.
— Уезжать отсюда не собираешься?
— Не знаю. Закончу вечерний машиностроительный и тогда решать буду. А пока и подумать некогда: я же на двух работах в пансионате, как механик и как водила на легковой. Да еще на своих колесах в отгульные дни подрабатываю: отдыхающих прямо в Москву доставляю.
— Не скучаешь. Еще пивка?
— Подожди, — вдруг понизив голос, сказал Вова, внимательным взглядом изучая, что происходит за Диминой спиной.
— Что ты там увидел? — серьезно спросил Дима.
— Двое чужих пареньков что-то часто мелькают неподалеку.
— Не отдыхающие?
— Сейчас не сезон, я всех отдыхающих в лицо знаю. Да и не похожи эти стриженые на отдыхающих. По-моему, тебя ведут, Дима. Есть за что?
— Менты? — не ответив, поинтересовался Дима.
— Не та группа крови. Скорее блатари. Что они от тебя хотят?
— Думаешь, я знаю? А может, тебе показалось? У страха глаза велики.
— Страху-то во мне не от чего взяться. Не обольщайся, тебя пасут.
— Все равно проверить надо.
— Тогда пошли. И посматривай: один в желтой кожаной куртке, второй в блейзере, капитан хренов.
— Посматривать будешь ты. Не надо давать им понять, что я чего-то опасаюсь. А пока еще по кружечке — подождать надо минут пятнадцать.
— Чего ждать-то? — выразил неудовольствие нетерпеливый Вова.
— Сверху что там ползет?
Вова посмотрел на Волгу. Белый теплоход еще казался игрушечным.
— Круизный «Гагарин». Минут через десять швартоваться будет.
— Когда туристы на берег стадом выкатятся, мы с тобой в толпу, а ты посмотришь, что будут делать куртка и блейзер.
Мощный и щеголеватый трехпалубный «Гагарин» наконец пришвартовался, матросы с грохотом уложили мостик, и ярко одетые нарядные пассажиры хлынули на берег. Вова и Дмитрий смешались с толпой, а потом, оставляя предполагаемых преследователей справа, резко повернули налево.
— Ведут, Димка, теперь твердо знаю — ведут, — азартно сообщил Вова. — Сейчас куда?
— Вверх по каменке.
Каменками здесь назывались крутые булыжные, еще царских времен дороги, ведущие вверх на Соборную гору, на Шариху. Дима притормозил на уходящей в сторону улице и спросил:
— Как ты думаешь, Анька дома?
— А где ей быть? Она в родительском доме порядок наводит. Каждый свой отпуск на это убивает. А приезжает на следующий год — опять несусветный бардак. А зачем она тебе?
— Больно хорошо их домик расположен, — непонятно ответил Дима.
Во дворе небольшого ухоженного домика полыхал костер, который беспрерывно подкармливала рослая статная блондинка в маечке и шортах. В огонь летели полусгнивший штакетник, сломанные фанерные ящики, куски облезлого толя, дырявые валенки.
— Слава труду! — приветствовал деву Вова. Дима молча стоял, облокотясь о забор. Дева разогнулась и ответила как положено:
— Гость говно, не бывал давно! Поправляетесь после вчерашнего? Уж так и быть, поднесу. Но без меня, у меня дел по горло.
— И у нас дела, — солидаризировался Дима. — Родители где?
— «Гагарина» встречать пошли.
— Тогда зови в дом.
Уселись за стол, и Аня уже серьезно спросила:
— Случилось что-нибудь?
— Аня, тропка вверх за вашим домом еще существует? — не отвечая на ее вопрос, Дима задал свой.
— А как же! — с гордостью сказала Аня. — Я ее каждодневно протаптываю. Начало моего кроссового маршрута.
— К ней так, чтобы с улицы незаметно было, выбраться можно?
— Через террасу и сразу за сараем — калитка, я ее для своего удобства сделала.
Дима глянул в окно, посмотрел на неистово дымящий костер и задернул занавески на всех трех окнах:
— Я отлучусь ненадолго. Ждите меня здесь.
— Что случилось, ребята? — на этот раз уже обеспокоенно спросила Аня.
— Вовка тебе все объяснит.
— А что мне объяснять, если я ничего не знаю?
Выскочив через терраску за сарай, Дима, спрятавшись в тень его серой стены, внимательно осмотрелся. Он был невидим со стороны улицы. Свинцово-черный дым Анькиного костра весьма удачно стелился по склону Соборной горы, почти полностью закрывая малозаметную тропку. В путь. Чуть наискось — по прямой восьмидесятиградусный обрыв вообще не преодолеть — по тропке взлетел наверх. Всего-то метров сорок-пятьдесят, но запыхался. Пригнувшись, прячась за низкими кустами, Дима добрался до края обрыва и улегся на траву.
Немыслимой красоты картина открылась перед ним. С трех сторон — сияющая всеохватывающая живая Волга, вдали, за волжской водой — темно-зеленый ельник и зеленые поля, чуть сзади и справа — устье Шохонки, мостик через нее, рядом — непобедимая армада сотен разноцветных моторок и соборы, русские соборы. Собор на Левитановской горе, собор на Шарихе, собор здесь, за спиной.
А что внизу? А внизу — мерзость. Один мерзавец, в куртке, перекрывал улицу, а второй, в блейзере, с малого взгорья в бинокль рассматривал окна Анькиного дома.
* * *
Опять вода. На берегу Московского водохранилища в беседке, обвитой лозами дикого винограда, Ирина Игнатьевна принимала дорогого гостя. Дорогой гость, мужик лет между тридцатью и сорока в безукоризненном пиджаке, сидел за столиком, уставленным разнообразными драгоценными напитками, пил минеральную воду из стакана и рассеянно слушал хозяйку, неотрывно глядя на закатную дорожку, от низкого солнца спустившуюся на воду.
— Впрочем, мне кажется, — завершала монолог Ирина Игнатьевна, — да что там кажется, я почти уверена, что ему ничто и никто не угрожает, но само отсутствие Димы ставит под сомнение реализацию наших таких интересных начинаний. — Завершив самозабвенное токование, она глянула на стакан в руке гостя. — Так и ничего не выпили. Не считаете возможным быть настоящим моим гостем?
— Воду-то пью, — не очень вежливо ответил гость.
— Ну а коньяку, виски?
— В завязке.
— А вы… — начала было Ирина Игнатьевна, но он ее перебил:
— Не ужасайтесь. Я не запойный. Просто слегка подрастерял за последнее время физическую форму, поэтому приходится отказываться от некоторых радостей жизни.
— Я и не собиралась ужасаться. Вы не поняли меня, Георгий… Можно, я буду называть вас так, без отчества?
— На паритетных началах. А я вас — Ириной.
— Идет! — кокетливо согласилась Ирина Игнатьевна. — Ира, Ирочка, Прусик. Молодость возвращается.
— И сразу кокетничать, Ирина. Вы достаточно молоды…
— Всего лишь достаточно?
— Вы предельно молоды. Согласны? Закрываем дискуссию и сразу о деле. Вы прелестно и в подробностях живо описали ситуацию, но мне не совсем ясна суть задания, которое вы намерены мне предложить. Короче — что я должен сделать
