метра, темноволосый, щекастый, в чёрном котелке, чёрном плаще, с белым стоячим воротничком и в лакированных туфлях. Этот портрет походил на описание Фрэнки Йеля. Его задержали в поезде, но отпустили — никто из свидетелей его не узнал. Допросили бывшую жену жертвы Викторию — и тоже отпустили. Преступление осталось нераскрытым.
Состояние Колозимо оценивалось в полмиллиона долларов, но официального имущества нашлось лишь на 80 тысяч. Его пышные похороны стали первыми в длинной череде гангстерских погребальных церемоний в эру «сухого закона». За гробом шли восемь олдерменов и один конгрессмен, три судьи, оперный певец и, конечно же, Джон Торрио вместе с коллегами: Майком Потсоном, Майком Мерло (совладельцем ресторана Колозимо), Бриллиантовым Джо — Джузеппе Эспозито[12]... Один из содержателей притонов Айк Блум произнёс надгробную речь: «Большой Джим был не робкого десятка. В какую бы игру он ни играл, он шёл ва-банк. Он не был жадным. Всем хватит. Чем нас больше, тем лучше. У него было то, чего многим из нас недостаёт, — шик. Он привёл высшее общество и миллионеров в квартал красных фонарей. От этого пофартило всем, и со стола Колозимо перепало многим, дав удержаться на плаву. Большой Джим ни разу никого не кинул, ни разу не выставил за дверь хорошего парня и всегда держал свой рот на замке». Вот такой идеал.
Джон Торрио, сменивший Колозимо, во многом был его антиподом, но соответствовал всем критериям «хорошего парня». Его девизом было: «Нам не нужны неприятности». В июне он созвал «бандитскую конференцию», чтобы выработать принципы мирного сосуществования в условиях «сухого закона». Джонни предложил заключить «пакт о ненападении»: определить границы подконтрольных территорий и принять обязательство не лезть «в чужой огород». При этом члены картеля могли бы покупать друг у друга пиво и продавать его в своих районах.
План был хорош, но оставлял без ответа один важный вопрос: что будет с нарушителями соглашения? Никаких единых методов их наказания выработано не было, а значит — каждый сам за себя.
Чикаго 1920-х годов был городом контрастов. Небоскрёбы в деловом центре, где миллионеры с дамами в мехах и бриллиантах разъезжали на «роллс-ройсах», отправляясь в оперу, на шикарные вечеринки в особняках или в рестораны при роскошных отелях — и двухэтажные домики на окраинах, где селились иммигранты из разных европейских стран. В 1920 году, согласно проведённой переписи, население «Города ветров» насчитывало 2 701 705 человек; 5,4 процента составляли ирландцы и 4,8 процента — итальянцы. Доля иммигрантов из Восточной Европы, преимущественно евреев, была сопоставимой с ними. Во время войны Чикаго пережил промышленный бум, привлёкший сюда афроамериканцев с Юга; чёрное население выросло на порядок, достигнув нескольких сотен тысяч. Этот процесс проходил не гладко: с 27 июля по 3 августа 1919 года во время столкновений на расовой почве погибли 38 человек, из них 23 чёрных, а ещё около пятисот пострадали. (Справедливости ради отметим, что в этом смысле Иллинойс не был исключением: прилив чернокожего населения вызвал недовольство, например, в Небраске, где беспорядки начались двумя месяцами позже; в Омахе толпа линчевала негра и даже пыталась повесить мэра). И всё же период «сухого закона» в Чикаго называли «чёрным ренессансом»: чернокожие не только работали на заводах и фабриках, но и открывали музыкальные кафе и клубы, оказав большое влияние на культуру и искусство эпохи джаза.
Город условно делился на четыре части: центральный район Луп — «Петля» (своё название он получил из-за железнодорожной эстакады, огибавшей его петлёй), ограниченный с севера и запада рекой Чикаго, с востока — озером Мичиган и с юга — Рузвельт-роуд; к северу от него — Норд-Сайд, к западу — Вест-Сайд, к югу — самый большой, Саут-Сайд. Южный Чикаго вобрал в себя несколько пригородов, в том числе Гайд-Парк, Джефферсон и часть Сисеро; там находились фабрики, сталелитейные заводы и мясокомбинаты, а потому его население состояло преимущественно из ирландских, итальянских, польских, литовских и славянских эмигрантов, которых потеснила расширившаяся афроамериканская община. Усилиями Торрио большая часть Саут-Сайда, расположенная близ озера Мичиган, от Мэдисон-стритдо 75-й улицы, включая Диринг и Брайтон-парк, через которые открывался выход на западные пригороды и Сисеро, находилась в руках бывшей банды Колозимо, контролировавшей восемь из сорока двух полицейских частей и большую часть района Луп. А Луп — это отели, бары, ночные клубы, казино и публичные дома, куда ходят богатые местные уроженцы и приезжие, желающие хорошо повеселиться, иными словами — рай для бутлегера.
Чикаго всегда был сильно пьющим городом. В 1906 году там действовали 7300 официально зарегистрированных салунов и ещё не менее тысячи подпольных; потребление пива в 3,5 раза превышало среднее.по США, крепких напитков — в три раза. Когда 18-я поправка к Конституции была ратифицирована большинством штатов, жители Чикаго проголосовали против местного распоряжения о закрытии салунов (голоса «за» и «против» распределились в соотношении один к трём). Всем было ясно, что чикагцы пить не перестанут; «сухой закон» критиковали даже представители местных властей, которым предстояло проводить его в жизнь. (Да что там местные власти! Вудро Вильсон по истечении срока своего президентства в январе 1921 года вывез из Белого дома собственные запасы спиртных напитков, а его преемник Уоррен Гардинг въехал в президентскую резиденцию вместе с обширной коллекцией горячительного). В самом начале фильма «Враг общества» (1931) показано, как накануне введения запрета на алкоголь винные магазины, распродающие свой товар со скидкой, берут штурмом, приходя целыми семьями; бутылки везут в детских колясках, набивают ими багажники автомобилей, несут под мышками... Что интересно, первое задокументированное нарушение «закона Волстеда», вступившего в силу в полночь 17 января 1920 года, произошло в тот же день в 12.59 — разумеется, в Чикаго: шесть вооружённых людей похитили ящики с «лекарственным» виски из двух железнодорожных вагонов, на общую сумму 100 тысяч долларов. Впрочем, некоторые дальновидные лидеры банд начали запасаться спиртным заранее.
Когда законопослушные виноторговцы прикрыли свои лавочки, спешно распродав все имевшиеся запасы, образовавшийся вакуум заполнили гангстеры, которые сначала занимались поставками горячительного, а со временем перешли и к его изготовлению — разумеется, не собственноручно: они были «организующей и направляющей силой». Например, закон разрешал производить на дому 200 галлонов[13] (примерно тысячу бутылок по 750 миллилитров) сидра и фруктового сока в год. Крепость напитков не должна была превышать 0,5 градуса. Поступавший в продажу концентрат («плиточный сок») сопровождали предупреждением: «Разведя плитку концентрата в галлоне воды, не ставьте полученную
