Он взял из рук Литвина замок, прижал сбоку неприметную с виду пластинку. Теперь ключ свободно вошел в замок. Капитан легко дважды повернул влево и вправо. Мягко пощелкивая, язычок то отпускал, то прихватывал толстую дужку.
— Вот так, — сказал Бреус, положив замок и ключи на стол. В голосе начальника уголовного розыска прозвучало удовлетворение, которое он не смог приглушить.
— Ну хорошо. Но ведь замок и ключ кустарные, и не исключено, что у других людей есть такие же, — не сдавался майор. — Какой-то умелец изготавливает на продажу, и явно не в одном экземпляре.
— Замок сугубо индивидуальный, такого в Вербивке больше ни у кого нет, — сказал Бреус. — У Кульбачки тоже есть только вот этот ключ… Он привлек мое внимание тем, что похож на тот, который мы нашли в кармане убитого Лагуты.
Майор Литвин пододвинул ключ Лагуты к ключу в связке Кульбачки.
— Как две капли воды, — сказал Бреус. Он приложил ключи друг к другу. — Абсолютно одинаковые.
— И что это нам дает?
Бреус и Литвин делали паузы, предоставляя возможность подполковнику Ковалю принять участие в их разговоре. Однако Дмитрий Иванович не спешил.
— А дает то, — сказал после некоторого времени начальник уголовного розыска, — что свидетельствует о близких отношениях гражданки Кульбачки с убитым. Люди подтверждают, что она тайком бегала к нему, пробиралась ночью через лесок. Я сначала не придавал этому значения… Но тут ключ к замку Лагуты! Это уже другое дело. Не может быть, чтобы ключ у нее спроста оказался. Лагута был человеком осторожным, нелюдимым, блаженного из себя строил, а вон сколько у него денег и ценностей изъяли. Не мог он в таком случае ключ от своего дома чужому человеку доверить. Кульбачка ему не жена и не родня… — Бреус горячился, глаза его задорно блестели, на скуластом лице появился румянец.
— Хорошо, Юрий Иванович. Установили, что этот ключ от замка Лагуты. Допустим, бегала она к нему и даже любовницей была. Но это нам ничего не добавляет к делу, которое мы завели на Кульбачку за ее спекуляцию, за торговлю самогоном и водкой, изготовленной из краденого спирта. Тем более это не объясняет убийства Чепиковой и Лагуты. Разные события, разные вещи, — твердо сказал майор.
В кабинете воцарилось молчание. Его нарушил Коваль:
— А если окажется, что цепь одна, Сидор Тихонович?
Начальник милиции уставился на Коваля. Скажи это не подполковник, а кто-нибудь другой, Литвин сразу же бросил бы: «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Сейчас он только пробурчал:
— А почему она с этим ключом не вошла в дверь к Лагуте, а полезла в окно? Не простое это дело, особенно для женщины, да еще ночью.
— Хотела, наверное, отвести нам глаза. Чтобы подумали — обычная попытка ограбления, — допустил Бреус. Глаза его снова заблестели, и он удовлетворенно добавил: — А может, и в самом деле одна цепь? — выжидающе глянул на Коваля, словно у того уже был готов ответ на вопросы, которые несколько дней мучили их. — Кульбачку нужно допросить не только о преступной торговле, но и об убийстве.
— Что же вы хотите сказать, Юрий Иванович? — пожал плечами Литвин, считая более удобным возражать не Ковалю, а своему подчиненному. — Чтобы отбросить версию убийства на почве ревности? Отрицаете, что убийца — Чепиков, который уже почти сознался, подтвердив наши хотя и косвенные, но объективные доказательства?
Вопрос был поставлен ребром. Коваль с симпатией посмотрел на Бреуса. Нужно было иметь мужество, чтобы противостоять очевидному. Да еще если на стороне очевидного непосредственное начальство.
Выручая капитана, Дмитрий Иванович сказал:
— Допросим еще раз Кульбачку.
* * *
— Это ваши ключи? — спросил Литвин Кульбачку, доставая из ящика связку ключей и кладя их на стол.
Ковалю показалось, что Ганна вроде бы замерла и съежилась. Но тут же она решительно выпрямилась.
— Мои.
— Хорошо, — похвалил майор, перебирая ключи, как четки. — И этот, конечно?
Продавщица посмотрела на ключ, который показывал Литвин, и, насколько это ей удалось, беззаботно переспросила:
— Разве мой?
— Ваш…
— В протоколе, который вы подписали, говорится о связке ключей в количестве восьми штук, — напомнил капитан Бреус. — Здесь их как раз восемь. Все на месте.
Он взял со стола протокол и протянул его Ганке… Она даже не посмотрела в его сторону.
— Если мой, значит, мой, — ответила Литвину.
— А замок где висит?
— Потерялся замок… Давно купила в Черкассах… Да, — уже тверже повторила Ганна. — Потом где-то пропал. А ключ как висел на связке, так и остался. Это что же, преступление — иметь ключи? — Она с вызовом обвела взглядом присутствующих. — У меня в доме подороже вещи имеются, а вы к этому старому ключу прицепились.
— Иметь ключи, конечно, не преступление, — улыбнулся одними глазами Коваль. Он кивнул майору, и тот достал из ящика большой замок. — Говорите, потерялся замок? А мы его нашли…
Литвин пододвинул к Ганне через весь стол ключи и замок.
— Возьмите в руки.
Кульбачка не знала, что делать: то краснела, то белела, то протягивала руку к замку, то отдергивала ее, словно боялась обжечься. А глаза так и сверкали.
— Не мой замок, — наконец тяжело выдохнула она. — Нет. И без того вижу.
— А чей?
— Не знаю.
— Как же это получается: ключ ваш, а замок чужой?
— Я замок купила на базаре. Наверно, мастер сделал еще кому-то такой.
— А если я вам скажу, где мы его взяли?
Ганка подняла глаза — белые, прозрачные, пустые.
— На дверях хаты покойного Лагуты.
Ничего другого Кульбачка и не ожидала, потому и ни один мускул на ее лице не дрогнул.
— Значит, и Лагута у того же мастера в Черкассах купил, — сказала она.
У капитана Бреуса не было фактов, которые он мог бы противопоставить словам продавщицы. Его предположения, так же как и довод Кульбачки, на весах истины имели одинаковый вес: ни одного прямого доказательства! Но поскольку правосудие требует, чтобы не подозреваемый защищал свою невиновность, а обвинитель доказал преступление, сейчас поединок выигрывала смекалистая Ганна.
— Ну что ж, гражданка Кульбачка, — вздохнул Коваль. — У нас нет оснований не верить вашему объяснению. Больше ничего не хотите сказать?
Она отрицательно покачала головой.
После того как конвоир вывел ее, Коваль заметил начальнику уголовного розыска:
— Не следует, Юрий Иванович, увлекаться непроверенными гипотезами. Их может быть сотни, но только обоснованная становится нашим оружием. Иначе оружие, как видите, оказывается не в наших руках…
Майор Литвин с удовлетворением слушал Коваля…
V
Микола Гоглюватый был одним из немногих жителей Вербивки, который не ночевал дома с восьмого на девятое июля. Благодаря старательности участкового инспектора, лейтенанта Биляка, который превзошел самого себя, добывая нужные Ковалю данные, благодаря его дружеским отношениям с жителями деревни удалось обнаружить трех человек, не ночевавших в ту ночь дома. Двоих из них — пожилую колхозницу, которая с вечера поехала со свежими овощами на рынок в Белую Церковь, и парня, загулявшего с девушкой, — допросил Коваль. С третьим разговаривал капитан Бреус.
Перед начальником уголовного розыска, осторожно подобрав ноги, сидел, казалось, на самом краешке стула смуглый худощавый мужчина лет тридцати с беспокойными и одновременно наглыми зеленоватыми глазами.
Он заметно нервничал, не зная, зачем его вызвали в милицию. Ерзая на стуле, Гоглюватый словно готовился по первому же знаку капитана сорваться с места и бежать из кабинета.
Бреус хорошо знал этого шофера райпотребсоюза и, опытным глазом определив его душевное состояние, решил, что Гоглюватый вполне «созрел» для откровенной беседы.
— Итак, Микола Павлович, — начал капитан, — расскажите подробно, где вы ночевали с восьмого на девятое июля…
— Почему на девятое? Я всегда дома ночую, и седьмого, и восьмого, и девятого ночевал. Ну, не обязательно в хате, можно и на сеновале, еще холостякую… — попробовал пошутить он. — Бывает, так наишачишься, что к вечеру ни согнуться, ни разогнуться, где стою — там и упаду. Ночь теплая, земля мягкая.
Отчаянная попытка Гоглюватого заговорить Бреуса успеха не имела.
— Припомните точнее. Я вас спрашиваю о прошедшей неделе. Вы тогда несколько дней на ремонте стояли.
— Да, да, стоял. Кольца на поршнях менял.
— Ну, так где вы были в ту ночь, на девятое июля?
Гоглюватый замолчал и тяжело сморщил лоб.
— В ночь, когда были убиты ваши односельчане Чепикова и Лагута, — уточнил Бреус.
Микола поднял на капитана растерянный взгляд. Теперь он по-настоящему испугался. Неужели его в чем-то подозревают? Известно ведь, кто убил, — Чепиков. Зачем же его, Миколу Гоглюватого, допрашивать.
