«Говножорево», – комментирует Лизин приятель. Она приводит гостей: знакомых, малознакомых и незнакомых людей, – они рассаживаются в гостиной, залезают в бар, включают отцовскую аудиосистему, перебирают и откладывают в сторону диски с джазом и «Битлз», включают принесенный с собой дэт-метал. Алиса едва успевает убирать липкие стаканы с колонок и вспоминает, как папа запрещал прикасаться к музыкальному центру и даже бегать рядом с ним, не то что ставить свои диски. Менты, вызванные соседями из-за громкой музыки, долго отказываются верить, что сестры живут одни, много раз спрашивают, где взрослые, и уходят, только поговорив по телефону с отцом. На городской телефон продолжают звонить подруги матери и коллеги отца – то Лизе, то Алисе приходится объяснять, что родителей дома нет и не будет, и диктовать длинный мамин номер с кодами страны и города. Звонящие помнят сестер только маленькими – потом родители замкнулись и перестали приглашать гостей, – поэтому всегда удивляются их уже взрослым голосам и интонациям.
Как-то ночью на кухне Лиза делится с сестрой самым главным страхом – сойти с ума. Она говорит: «Умереть-то хер с ним, а вот ебануться и так жить дальше, не понимая этого, и попасть в дурку, чтобы меня глушили аминазином…» – и после второй бутылки вина на двоих предлагает: если они доживут до пятидесяти, то пойдут вместе в горы – так, чтобы наверняка, чтобы точно там умереть, а не стариться, впадая в маразм. Алиса соглашается, прикидывая: «Нужно выйти замуж, родить, к пятидесяти пойдут внуки – ну ладно, если что, внуки останутся с детьми, а вот что будет делать муж…» Лиза о муже не думает.
Она влюбляется то в скинхедов, то в отсидевших уголовников, то в бывших ментов. Кто-то из них приставляет к ее виску пистолет, поспорив с друзьями на деньги, бросит ли она его после этого. Лиза потом рассказывает сестре, что выиграл он «немало», с такой гордостью, будто это их общая прибыль. В женщин она тоже влюбляется. Завидуя их смелости, Алиса рассматривает пирсинг, татуировки, выбритые виски, но по улице вместе с ними старается не ходить: их, держащихся за руки с Лизой, мужчины рассматривают в упор, окликают, отпускают замечания по поводу одежды. Одна из них моет голову, и в ванну въедается синяя краска, которую Алиса не может оттереть.
Иногда Лиза работает – официанткой, курьером, продавщицей в магазине, – нигде не задерживаясь надолго, но чаще живет на деньги мужчин или женщин, живущих на деньги мужчин. Любит леопардовый принт и серьги-перья, красит губы ярко-красным, в час пик ездит в метро в черном шелковом платье с открытыми плечами и в ошейнике и браслетах с длинными шипами. Алиса ждет сестру в центре зала, затертая толпой, которая рассеивается при приближении Лизы.
Алиса стоит у толстых серых прутьев решетки, стараясь не дышать, пугается резких звуков, тревожно следит за коридором: всех остальных из ее компании, задержанных за распитие на лавочке во дворе около суда, уже увезли домой родители. Забрать ее из обезьянника приезжает Лиза, и менты с усмешками передают друг другу ее паспорт: несовершеннолетняя Алиса выглядит старше. «Всегда, всегда смотри, где камеры», – настойчиво повторяет Лиза, и Алиса кивает, хотя твердо знает, что ей это не пригодится.
Однажды, по накурке, Лиза спрашивает сестру, что она помнит из детства, и та рассказывает свое первое воспоминание: они вдвоем катят коляску, Лиза идет быстрее, Алисе трудно за ней угнаться, и коляска виляет. Лиза отвечает: «А я помню, как была у родителей одна». «Ты не можешь помнить, тебе год был», – обижается Алиса. Лиза лежит на ковре, перебирая длинный ворс, и возражает: «Я все помню, ты просто появилась однажды, а мама назвала тебя моим именем».
Они возвращаются домой через темный парк, и Лиза объясняет, как сделать розочку: «Ударишь плашмя о стену – поранишь руку и у тебя останется только горлышко. Тебе надо отбить дно так, чтобы было больше краев, тогда из тыкающего оружия она превратится в режущее. Если разобьешь так, что бутылка пойдет трещинами, то, когда пустишь ее в ход, розочка раскроется и осколки вопьются в руку. Вытягивай руки, никогда не разбивай близко к лицу и вообще голове. Чем длиннее розочка, тем лучше. Бей по рукам, шее, по лицу и помни, что второго удара может не быть». Алиса спрашивает: «А ты уже делала так?» – и пробует разбить бутылку из урны об угол бордюра – с первого раза не получается, летят осколки, и спасает только плотный рукав, который она заранее натянула. «Нет ничего глупее человека с розочкой, который боится ей воспользоваться», – говорит Лиза.
В постели Лизины парни шепчут ей на ухо, что она и сестра как близняшки – ее это бесит: несмотря на волосы другого цвета, стильную одежду, десять проколов в ушах и гвоздик в носу, одной Лизы им мало, они хотят сразу обеих. Ночью Лиза идет на кухню попить воды, останавливается в прихожей и рассматривает себя в зеркале: «Скулы и подбородок похожи, глаза тоже, но больше ничего общего». Она выдавливает прыщ на носу. На обратном пути она толкает дверь в комнату Алисы, залезает к ней в кровать и шепчет: «Он мне так надоел, хочешь – забирай». У Алисы по рукам бегут мурашки, и она натягивает одеяло, чтобы скрыть это.
На третьем курсе Алиса начинает работать медсестрой, и иногда после ночной смены ее подвозят на «ладах» и «рено» коллеги-врачи; Лиза приезжает к дому на тонированных «лексусах», «ауди» и «мерседесах». «Тачки моих мужчин лучше тачки моего отца», – хвастается она по телефону еще школьным подругам. Сестры живут как соседки: могут приходить, уходить и не встречаться – только слышат друг друга через стенку: громкие разговоры, смех, крики, удары кровати о стену, стоны, музыка, телевизор.
Мама пишет все меньше – шлет фотографии мечетей, уличных мозаик, незнакомых цветов и деревьев, себя, облаченной в вышитый платок, в компании за ужином, в гостях, на прогулке. На снимках рядом с ней чаще всего один и тот же мужчина. Наконец она звонит и говорит, что выходит замуж. «Я рассказала про вас. Что вы уже взрослые – ему это понравилось. Мы скоро переедем в пригород Тегерана. Когда достроят дом, вы сможете приехать в гости, он разрешает». Алиса признается в том, что скучает по маме, только своему – первому – парню, одногруппнику и фельдшеру в той же больнице, который нравился ей с первого курса; он пожимает плечами и отвечает, что ей сильно повезло, а его мать достает требованиями ночевать дома и учиться.
Квартира становится мала для вечеринок Лизы: слишком много мужчин
