В глубине сцены висел бархатный занавес, в котором Шик загодя проделал дырочки, чтобы все хорошо видеть. Трое молодых людей уселись на подушки и стали ждать. На расстоянии метра от них, не более, Партр готовился начать свою лекцию. Его гибкое и аскетическое тело излучало особые флюиды, и публика, покоренная неотразимым обаянием любого его жеста, в томлении замирала, ожидая вожделенного сигнала к старту.
Было много обмороков, связанных с внутриматочным перевозбуждением, которое охватывало главным образом женскую часть зала, и Ализа, Исида и Шик явственно слышали хриплое дыхание двух дюжин слушательниц и слушателей, которые пробрались под сцену и там, в кромешной тьме, на ощупь раздевались, чтобы занимать меньше места.
— Ты помнишь? — шепнула Ализа, с нежностью взглянув на Шика.
— Еще бы, там мы нашли друг друга…
Он наклонился к Ализе и ласково поцеловал ее.
— Вы тоже были там, под сценой? — спросила Исида.
— Да, — ответила Ализа, — и это было очень приятно.
— Не сомневаюсь, — сказала Исида. — Что это, Шик?
Шик как раз снимал крышку со стоящего рядом с ним большого черного прибора.
— Фонограф, — ответил он. — Я приобрел его ради этой лекции.
— Колоссально! — воскликнула Исида. — Значит, сейчас можно и не слушать…
— Конечно… А дома хоть всю ночь напролет слушай. Но мы не будем этого делать, чтобы не заиграть пластинки. Прежде я должен сделать, копии. Пожалуй, я даже закажу у фирмы «Крик владельца» серию этих пластинок. Для продажи.
— Этот ящик влетел вам небось в копеечку, — сказала Исида.
— Какое это имеет значение! — ответил Шик. Ализа вздохнула. Вздох ее был таким легким, что услышала его только она одна… Да и то едва ли.
— Все! Он начинает!.. — воскликнул Шик. — Я положил свой микрофон рядом с микрофонами радиостудии. Они его не заметят.
Жан-Соль начал говорить. Сперва ничего, кроме щелканья затворов, не было слышно. Фотографы, кинорепортеры просто удержу не знали. Потом один из них был сбит с ног отдачей своей камеры, и тут поднялось невесть что. Озверелые коллеги набросились на несчастного и принялись осыпать его порошком магния. Ослепительно вспыхнув, он ко всеобщему ликованию исчез навсегда, а полицейские отправили в тюрьму всех остальных репортеров.
— Прекрасно! — Шик ликовал. — Теперь я один буду обладать этой записью! Публика, которая поначалу вела себя более или менее спокойно, начала волноваться и все громче проявляла свое восхищение Партром, отзываясь восторженными воплями и аплодисментами буквально на каждое его слово. И это несколько затрудняло понимание того, что он говорил.
— А вы и не пытайтесь во все это вникнуть, — сказал Шик. — Мы потом послушаем на свободе запись. — Тем более что здесь все равно ничего не слышно, — подхватила Исида.
— Он тих как мышка. Кстати, у вас нет известий от Хлои?
— Я получила от нее письмо, — ответила Ализа.
— Они уже приехали?
— Да, им все-таки удалось уехать. Но они собираются вернуться раньше, чем думали, потому что Хлоя чувствует себя не очень хорошо, — сказала Ализа.
— А Николя? — спросила Исида.
— С ним все в порядке. Хлоя пишет, что он вел себя просто ужасно с дочерьми всех хозяев гостиниц, где они останавливались.
— Николя — отличный парень, — сказала Исида. — Не понимаю, почему он работает поваром.
— Это действительно странно, — сказал Шик.
— А что такого? Это куда лучше, чем коллекционировать Партра, — сказала Ализа и ущипнула Шика за ухо.
— Надеюсь, у Хлои ничего серьезного? — спросила Исида.
— Она не пишет, чем больна, но жалуется, что у нее ноет грудь, — ответила Ализа.
— Хлоя такая красивая! Невозможно себе представить, что она захворала.
— Ой, — прошептал Шик. — Смотрите, смотрите!..
Часть застекленного потолка приоткрылась, и по периметру образовавшегося проема появились чьи-то головы. Оказывается, отважные поклонники Партра забрались на крышу и успешно провели задуманную операцию. Но на этих смельчаков наседали сзади такие же смельчаки, и, чтобы удержаться, первым смельчакам пришлось изо всех сил вцепиться в края рамы.
— Их можно понять, — сказал Шик. — Лекция совершенно выдающаяся. Партр вышел из-за стола и продемонстрировал слушателям муляжи различных типов блевотины. Самая прекрасная из них — непереваренное яблоко в красном вине — имела огромный успех. Шум стоял такой, что даже за занавесом, там, где сидели Ализа, Исида и Шик, стало уже почти невозможно разговаривать.
— Когда же они приезжают? — спросила Исида.
— Завтра или послезавтра, — ответила Ализа.
— Мы их так давно не видели!.. — сказала Исида.
— Да, — подхватила Ализа, — со дня их свадьбы…
— Что и говорить, свадьба удалась на славу! — воскликнула Исида.
— Еще бы! — сказал Шик. — Ведь именно в тот вечер Николя проводил тебя домой…
К счастью, в этот миг весь потолок обрушился, завалив зал, и это избавило Исиду от необходимости что-либо уточнять. Вихрем взметнулась битая штукатурка. Выбеленные известкой фигуры метались, спотыкались и падали среди обвалившихся кусков бетона, задыхаясь в ядовитом тяжелом облаке пыли, нависшем над обломками. Партр перестал читать, он хохотал от души и хлопал себя по ляжкам, радуясь, что столько людей втянуто в это светопреставление. Но все же и он поперхнулся пылью и ужасно закашлялся.
Шик лихорадочно нажимал на кнопки аппарата. Из фонографа выбился какой-то зеленоватый всполох, шустро пополз по паркету и скрылся в щели. За ним — второй и третий. Шик вырубил ток как раз вовремя, чтобы не успела вылезти омерзительного вида многоножка.
— Что я делаю? — воскликнул Шик. — Он вышел из строя. Микрофон забит пылью.
Адское игрище в зале достигло своего апогея. Партр, дочитав лекцию, стал залпом пить воду прямо из графина. Он явно собрался уходить. Тогда Шик решился.
— Я предложу ему выйти через заднюю дверь, — сказал он. — Уматывайте отсюда, я вас догоню.
XXIX
Николя остановился посреди коридора. Два солнца и в самом деле теперь не заливали его, как прежде. Желтые керамические плитки как-то потускнели, они словно подернулись легкой пеленой, и солнечные лучи, вместо того чтобы, разбиваясь, разлетаться во все стороны брызгами мельчайших металлических шариков, вяло лились на пол и растекались по нему бесформенными лужицами. Стены, изгрызенные солнечными зайчиками, уже не сверкали так ровно, как прежде.
Впрочем, мышки, казалось, не были встревожены этими изменениями, не считая, правда, серой с черными усиками — ее удрученный вид сразу же поразил Николя. Но он подумал, что мышка просто не хотела так быстро возвращаться домой, что она тоскует по новым знакомым, которых приобрела за время путешествия.
— Ты недовольна? — спросил он ее.
Мышка с отвращением указала Николя на стены.
— Да, — согласился Николя. — Что-то здесь изменилось. Раньше было лучше. Не пойму, в чем тут дело…
Мышка на минуту словно задумалась, потом горестно покачала головой и беспомощно развела лапками.
— Я тоже не понимаю, — сказал Николя. — Даже когда протираешь стекла, ничего не меняется. Видимо, воздух здесь стал едким…
Он еще постоял в задумчивости, покачал, и свою очередь, головой и пошел дальше. Мышка же скрестила лапки на груди и с отсутствующим видом принялась жевать, но тут же сплюнула, почувствовав вкус жевательной резинки для кошек. Продавец, видно, ошибся.
Хлоя и Колен завтракали.
— Ну как? — спросил Николя, заглянув в столовую. — Дело идет на поправку?
— Гляди-ка! — воскликнул Колен. — Наконец-то ты заговорил нормально.
— Я не в форменной обуви, — объяснил Николя.
— Я чувствую себя неплохо, — сказала Хлоя.
Глаза ее блестели, щеки заливал румянец, и по всему было видно, что она счастлива вернуться домой.
— Она съела полпирога с курицей, — сказал Колен.
— Очень рад. Я его испек, не заглядывая в труды Гуффе.
— Ну, что будем делать, Хлоя? — спросил Колен.
— И когда обедать? — спросил Николя.
— Мне хочется пойти вместе с вами двумя, и с Ализой, и с Исидой на каток, и в магазины, и на вечеринку, — сказала Хлоя. — И еще мне хочется купить зеленое кольцо.
— Ясно, — сказал Николя. — Тогда я, не теряя времени займусь обедом.
— Только, пожалуйста, Николя, не надевай своей шоферской одежды, — попросила Хлоя. — А то с тобой очень утомительно разговаривать. И тебе придется лишний раз переодеваться.
— Я пойду возьму деньги из сейфа, а ты, Хлоя, позвони друзьям. Мы отлично проведем день.
— Иду звонить, — сказала Хлоя. Она встала из-за стола, побежала к телефону, сняла трубку и пронзительно мяукнула. Это означало, что ее надо соединить с Шиком.
Николя убирал со стола. Он нажал на рычажок, а грязная посуда поползла на кухню, прямо в мойку, по спрятанной под ковром широкой пневматической трубе. Затем он вышел в коридор.
