Очертания «Зазеркалья» полностью оформились, и со стороны можно было подумать, что на равнине возвели собор. Корабль застыл среди холмов как сверкающий чешуей мираж.
Смотреть за стартом было все равно что наблюдать огненного кита.
Воздух и земля задрожали, и, поначалу медленно, кит стал подниматься, все еще в волнах зелени от холмов и кукурузы, и теперь казалось, будто сама Земля возносится над своим отражением. Полыхнули громадные купола двигателей, и корабль пересек небосвод подобно второму солнцу.
Ветер пронесся над холмами, разметывая обрезки свежескошенной травы, волосы, лабораторные халаты, и все оставшиеся триста тысяч девяносто два человека прищурились, наблюдая, как корабль превращается в сверкающую точку и исчезает. Потом все вернулись к работе, но отсчет возобновился немного быстрее.
В конце концов какие-то астрономы-любители в Мехико обнаружили комету. Ей дали название Комета Мария. И люди за периметром в разных частях света начали складывать два и два.
– Может, потому-то исчезли все те ученые, – сказали они.
Часть сотрудников комплекса отрядили для дезинформации в интернете. Разнеслись слухи, что где-то в Андах, на территории Перу, есть место, куда закрыт доступ и с земли, и с воздуха. На нечетких снимках со спутника можно было различить палаточный город для десятков тысяч людей и несколько гигантских космических кораблей.
Люди хлынули в Южную Америку, штурмуя Анды в надежде на спасение. Но возникли серьезные препятствия. Роскошь пассажирских перелетов канула вместе с рухнувшей экономикой. Отправляться в дорогостоящее плавание было рискованно – морские пути держали под контролем пираты. Мировой порядок потерпел крах.
Но в Айове им пока ничто не угрожало. Прошло несколько месяцев. Сооружение кораблей почти завершилось. Все системы прошли испытания, корабли дышали, их сердца бились, мозги похрустывали, двигатели гудели.
Работа в комплексе кипела. Люди вкалывали с неистовой самоотдачей, надирались в барах и столь же неистово занимались любовью. Считали часы и не сводили глаз с небес, ожидая повторного появления «Зазеркалья» и последующего за ним исхода.
Впервые многие сотрудники начали осознавать, что их жизни, вероятно, скоро оборвутся. Некоторые по ночам перебирались через изгородь. Кто-то хотел повидать семью или друзей, прежде чем мир погибнет. Другие рассчитывали выжить, и, чтобы подготовиться, им требовалось время.
Майло и Ким это не обсуждали. Ким отказалась. Внешне она свято верила в силу провидения, которое позволит уцелеть хотя бы ее ребенку. Внутри же, как видел Майло, она разрывалась на части. Они не зависали в барах, а просто пили. На какое-то время разговоры подменили занятия любовью. Но и занятия любовью постепенно чахли и прекратились едва не с показным сожалением. А там Либби стала ночевать в их постели, посередке.
Конец мира уже наступил, думал Майло. Об этом можно было судить по лицам людей, тревожным и растерянным, будто силившимся понять, кто же их укусил. Сворачивая за угол, можно было наткнуться на плачущих, которые закрывались и спешили прочь.
Майло не плакал. Только приступы астмы усилились настолько, что буквально валили с ног. Но он не подавал виду.
Внутри, в голове ли, в душе ли, звенели участливые голоса, стараясь помочь. Рыбак с Кракатау, узревший конец мира от взрыва вулкана, что был слышен повсюду. Восьмилетняя девочка, глядевшая, как мор подступает к деревне, забирает всю ее семью и колючими лапками заползает ей в горло. Банкир, который поставил на карту слишком много и сиганул с крыши Хлебной Биржи.
Конец мира уже случался, говорили они. Отчего же полагать, что это не может случиться снова? И, как ни странно, Майло это приободряло. Большинство народов погрузились в хаос и бесчинства. Интернет мигнул, захлебнулся и умер. Войдя однажды утром в лабораторию, Майло застал Ким и Алдрина в разгар ссоры. Лица их были пунцовыми, и, едва заметив его, они отвернулись друг от друга.
– Что я пропустил? – спросил Майло.
– Ничего особен… – начал Алдрин.
– Что я пропустил? – рявкнул Майло, пинком отшвыривая ближайший стул. – Кто-то из вас, просто из учтивости, может не обращаться со мной, как с идиотом?
– Он, – дрожащим голосом сказала Ким, указывая на Алдрина, – говорит, что найдет нам место на «Саммерлэнде», если мы…
Она не смогла закончить.
– Мы что? – спросил Майло.
– Примите меня в семью, – сказал Алдрин. Сложив руки за спиной, он пытался сохранять достоинство.
– Примем в семью? – переспросил Майло, подступая ближе. – Иными словами: позволь трахнуть твою жену?
(Вот, прорезался египетский математик, очередной вариант конца мира.)
– Ну, не так примитивно и вульгарно, – сказал Алдрин.
Они стояли нос к носу. Ким попыталась втиснуться между ними. Ей не случалось прежде видеть, чтобы Майло кого-то ударил, но сейчас, без сомнения, собирался. И в последствиях можно было не сомневаться. Буйных в комплексе не терпели.
В мятежном рассудке Майло творилась дикая сумятица. Неведомый внутренний голос вопил, как если бы тысячи предшествующих жизней хотели предостеречь его. Под натиском гнева душа стремилась сохранить мудрость.
Тысячи голосов убеждали Майло не спешить с выражением эмоций.
В итоге Майло заговорил:
– Мы любим тебя, Уэйн. И с близящейся катастрофой в твоем предложении есть определенный смысл. Но вот в чем проблема. Отчего бы тогда не высказать это… предложение нам обоим? И как быть с фактом, что ты, как видно, надеешься использовать Либби и свое влияние, чтобы затащить Ким в постель? Это непохоже на тебя. На Уэйна Алдрина, которого я знал. Так что ответь на мои вопросы, чтобы мне решить, дать ли тебе в зубы.
Алдрин кивнул.
– Спасибо, что спросил. На свой лад, ты был терпелив. И ответ на этот важнейший вопрос такой: я остался прежним. И не пытаюсь принудить вас совершить низость или взять Либби в заложники.
– Тогда что все это значит? – спросила Ким.
– Объявлено изменение, – сказал Алдрин. – Только для отобранных заранее руководителей групп. По какой-то причине решено расширить привилегии для членов их семей. Полагаю, ситуация в последнее время осложнилась, и для уверенности в сплоченной работе руководителям бросили кость.
Майло почувствовал приступ удушья.
– Дальше, – просипел он.
– Собственно, все. Я не пытаюсь затащить твою жену в постель. Лишь забрать твою семью на корабль.
Майло мог поклясться, что читает в голове Ким. Всего одна мысль: Либби, Либби, Либби, Либби, Либби…
Боже, он не готов на это пойти.
Но, черт возьми, это его семья.
Он взглянул на Ким.
– Мы согласны?
Из глаз Ким ручьем текли слезы.
– Да, – сказала она.
И все попятились, очень-очень неуверенно, к своим столам и до обеда даже не взглянули друг на друга, а там все втроем отправились в здание администрации к нотариусу и зарегистрировали брак в регистрационном автомате.
Комета появилась на ночном небосводе.
– Какая красивая, – говорили люди. По ночам они усеивали холмы вокруг кораблей. Каждую ночь, на расстеленных одеялах, словно дожидаясь фейерверка. По двое или группами, иногда целыми командами.
Майло, Ким и Либби перебрались в апартаменты Алдрина. Более просторные, лучше обставленные.
– У него посудомойка! – прокричала Либби, которая явно чувствовала, что назревают серьезные перемены в семье.
Ночи Майло и Ким проводили в спальне Алдрина, который великодушно перебрался на диван в гостиной. Им пришлось преодолевать странную эволюцию: поначалу желание заниматься любовью в постели Алдрина возникало не чаще, чем последнее время в их собственной спальне. Потом на них что-то нашло, и они занимались любовью три ночи подряд. А дальше как обрубило. Ким даже вздрагивала, когда Майло к ней прикасался.
– В чем дело? – шептал Майло. – Боишься, услышит твой муж?
– В чем дело? – спросила Ким, когда Майло впервые не притронулся к ней. – Боишься, твой муж услышит?
Либби проводила время за игрой с посудомойкой, катая туда-обратно маленькую тележку. Алдрина она воспринимала как большую дружелюбную собаку, у которой они поселились.
Никто не объяснял ей положение вещей, просто из малодушия. Вторая лотерея состоялась в девять утра, в день, когда администрация сообщила об установлении контакта с возвращающимся «Зазеркальем».
Все было в норме. Корабль летел серебряной ласточкой. Специальный розыгрыш для членов семей сулил восьмидесятипроцентный шанс. К вечеру Либби получила свое место. Ким рыдала в ванной – не всхлипывая, а ослиным ревом.
– Для чего понадобилось прятаться в ванной? – спросил Алдрин, и оба мужа впервые рассмеялись вместе.
К девяти вечера подтвердили место для Ким. Все выпили по бокалу вина. Даже Либби. К полуночи списки были составлены. Майло там не оказалось. Никто не знал, что сказать, и они промолчали.
