Но я не могла.
Часть меня хотела, чтобы Китти осталась. Гораздо большая часть, чем я ожидала.
– Хорошо, – вымолвила я, не спуская глаз с ее лица.
Она поставила на пол свой чемодан и подошла к моей кровати.
– Привет, – произнесла она.
– Папа сказал, что ты в городе.
Сестра кивнула.
– Ты с ним виделась?
Она снова кивнула.
– А маму видела?
Она покачала головой.
– А собираешься с ней увидеться? Прежде чем снова уедешь?
Китти криво улыбнулась.
– Я набираюсь храбрости.
Я не знала, что сказать. На самом деле я даже не знала, с чего начать. Видеть ее было одновременно и странно, и вовсе не странно. Конечно же, она должна была быть здесь. Она же была моей сестрой. Но все равно, это было то же, что видеть ожившую фотографию.
– Ты выглядишь лучше, – сказала она.
– Мама говорит совсем другое.
– Иногда она просто стерва.
Она не ошибалась.
– Это правда, – согласилась я.
– И лгунья, – добавила Китти.
Я нахмурилась:
– А вот в этом я не уверена.
Кит решила сменить тему:
– Как ты?
– Не уверена, что существуют слова, способные описать мое состояние.
Она пожала плечами, словно говоря: «Понятно». Потом сделала вторую попытку:
– Как ты себя чувствуешь?
– Физически? Или эмоционально?
– И то, и другое.
Но я не хотела делиться своими переживаниями. Говорить о таких вещах можно лишь с близким человеком, а она уже давно разрушила нашу близость.
– Почему ты с чемоданом? – спросила я.
– Я просто подумала, что могу приходить к тебе переночевать. Ну, понимаешь, когда здесь нет мамы.
Я посмотрела на складное кресло. Предположительно его можно было превратить в кровать, но я не представляла, как это делается.
Я покачала головой:
– Нет.
– Что «нет»?
– Нет, ты не должна оставаться здесь.
– Разве тебе не нужна компания?
– Только не твоя.
Она слегка нахмурилась:
– Ты злишься на меня?
Я посмотрела в сторону:
– Просто странно видеть тебя. Моя жизнь и без того сейчас достаточно странная.
– Я хочу помочь тебе.
– Понимаю, но ты не помогаешь. Ты только все ухудшаешь.
Она не ответила. Было очевидно, что такое ей в голову не приходило.
– Хочешь знать, у кого я остановилась? – спросила Китти через некоторое время с напускным оживлением. И прежде чем я сказала «нет», продолжила: – У Толстяка Бенджамена. С которым училась в старших классах. Ты помнишь его?
Это было ее классическим приемом: притворяться, что все прекрасно, пока окружающие не забудут, что это не так. И она пыталась применить этот прием ко мне.
Я не отвечала.
– Помнишь, как он подвозил меня домой на своем драндулете с выбитым задним стеклом, заклеенным пакетами для мусора?
– Разве ты не назвала его только что «Толстяком Бенджаменом»?
– Все его так называют.
– Мне это кажется обидным.
– Он не обижается. И он не такой уж толстый. Он в свое время был без ума от меня, но я никогда не обращала на него внимания, потому что он был одутловатым и носил странную прическу. Но теперь он уже не то чтобы толстый, а просто пухленький. И очень славный! Он стал намного симпатичнее! Или, может быть, я стала не так требовательна. В любом случае я сейчас живу у него, сплю на раскладушке, но я вижу, что по-прежнему нравлюсь ему. И я уверена, что очень скоро окажусь в его постели, если не уберусь оттуда.
Я избегала ее взгляда. Это что, было ее объяснением, почему она хочет ночевать у меня? Чтобы случайно не трахнуться с парнем, которого зовут Толстяком Бенджаменом?
Она пожала плечами:
– Поэтому вместо этого я хотела ночевать здесь.
– Больше не проси меня об этом.
– Я и не прошу! Я просто сказала, что хотела.
– Мы не всегда получаем то, чего хотим.
– Я просто подумала, что спать с ним будет плохой идеей.
– Тогда не спи.
Она пожала плечами:
– Я плохо умею говорить «нет».
Но я посмотрела ей прямо в глаза:
– Ну что ж, зато я умею хорошо это говорить.
Я не могла допустить, чтобы сестра вот так запросто снова вторглась в мою жизнь после всех этих лет и попыталась заставить меня обсуждать ее парней! Я не могла допустить, чтобы она вот так заявилась ко мне, рассчитывая начать все с чистого листа.
– Извини, – сказала я, – но я очень устала, так что…
– Ничего, – ответила Кит, пропуская намек мимо ушей. – Я принесла с собой несколько журналов.
Я покачала головой:
– Тебе лучше уйти.
Она шагнула ближе ко мне:
– Я бы очень хотела остаться.
Но я только покачала головой. А потом отвернулась от нее. И, наконец, она сдалась и ушла.
Глава 8
На следующее утро я узнала кое-что новое о своей палате. Здесь была потрясающая акустика.
Это произошло после того, как закончился обыкновенный утренний ритуал: меня обтерли губкой, потом я почистила зубы, сплевывая в судно, затем приняла лекарства, мне поменяли катетер, далее последовал завтрак из овсяной каши и желе и занятия с Прайей. Она три раза заставила меня с невероятным трудом пересаживаться в кресло и обратно и дважды заставила попробовать пошевелить пальцами ног, что мне не удалось сделать.
Дверь палаты находилась рядом с сестринским постом. И в первый раз я обратила внимание на то, что слышу голоса сестер, обсуждающих лекарства и назначения врачей. Я даже могла слышать, как кто-то стучал по клавиатуре. И как кто-то сказал, что сбегает за кофе. Санитар попытался флиртовать с одной из медсестер, но она его быстро заткнула.
А потом я услышала голос Нины, который был немного громче, чем у остальных:
– Мне нужно поговорить с тобой об этом назначении.
Немного гнусавый мужской голос ответил:
– Хорошо, валяй.
– Ты назначил эту пациентку заниматься с Яном.
– Да.
– Я же писала в ее карте, что ей нужен кто-то другой.
– Я видел твои пометки.
– И просто проигнорировал их?
– Послушай, у Яна сейчас есть свободное время.
– Да. И на это есть свои причины.
– Ты хочешь сказать, что Ян недостаточно компетентен, чтобы работать с этой пациенткой?
– Я говорю, что он просто ей не подходит. И я уверена, что ты и сам это знаешь. Я не перестаю подозревать, что ты надеешься, что он наломает дров.
– Что ты имеешь в виду, Нина?
– Именно то, что говорю, Майлз.
Ух! Этот Майлз был просто козлом!
– Ты думаешь, что я хочу подставить Яна? Ты думаешь, что я принесу в жертву благополучие пациента, чтобы все увидели, как он сядет в калошу?
– Да.
– Знаешь, мне нет нужды этого делать. Этот парень – бомба с включенным часовым механизмом. Он и без моей помощи взорвется.
Но Нина стояла на своем:
– Только не с моей пациенткой. Она и так на грани срыва. Она только что обручилась. И все потеряла. Ей нужен кто-то добрый и понимающий. Эйприл или даже Роб.
– Я не собираюсь переделывать весь график из-за одной пациентки.
Нина повысила голос:
– Ей нужен кто-нибудь другой.
– Все другие уже заняты. А у него есть свободные окна.
– Значит, поменяй график.
Но Майлз, который, наверное, был в некотором роде ее боссом, явно не любил, когда ему перечили. Последовало молчание, и я буквально чувствовала, как он ощетинился:
– Это не твое дело, а мое. И если ты будешь доставлять мне неприятности, я буду доставлять неприятности тебе. График останется таким, как был.
Должно быть, после этих слов он ушел, потому что спустя несколько секунд сестры начали бурно обсуждать его. Я слышала слова «ревнует», «мания величия» и «маленький Наполеон». Меня это могло бы рассмешить, если б я была все еще способна смеяться. Если бы не было ясно, что пациентка, о которой она говорила – та, которая потеряла все, – была я.
И тут я услышала шотландский акцент:
– Я пытался поменять график, если тебя это утешит. Я говорил вчера с Майлзом.
