— Все это хорошо, учитель Верландсен, — сказал судья. — Это прекрасно, что вы за него ходатайствуете. Но предприятие, о котором вы говорите, принадлежит не мне, а моей сестре Масе Хансен. Вы знаете так же хорошо, как и я сам, что я никому не желаю зла. Но я не могу обещать ничего определенного. Однако, раз уж вы принимаете это так близко к сердцу, поговорите сами с Бергтором Эрнбергом, уговорите его. Он, конечно, питает к вам глубокое уважение. Вот тогда вы сделаете доброе дело!
Учитель схватил руку судьи и изо всех сил потряс ее. Старик был растроган, он несколько раз глотнул воздух, кивнул и вышел, так и не вымолвив ни слова. Да и сам судья был, пожалуй, растроган.
— Я поистине никому зла не желаю, — пробормотал он про себя и потрогал шишку на лбу.
Учитель Верландсен стрелой помчался в контору Саломона Ольсена, чтобы, встретиться с молодым Эрнбергом. Бергтор тоже был его учеником. Он всегда был упрямым и вздорным, но договориться с ним все же, наверное, можно. Во всяком случае, время терять нельзя. Он посмотрел на часы; поворачивая за угол магазина Масы Хансен, он чуть не попал под новенький серый автомобиль, который мчался по главной улице. Учитель ухватился за амортизатор резко затормозившей машины, и она протащила его по мостовой. У него слетели очки. Наконец машина остановилась, из нее выскочил высокий человек и обнял его. Без очков учитель не мог разглядеть, кто это, но по голосу и по датскому языку узнал консула Эрика Тарновиуса.
— Ничего, ничего, — сказал Верландсен, — я ничуть не пострадал. Вы не виноваты, это я, старый увалень, не посмотрел по сторонам, я, наверное, никогда не привыкну к нынешнему уличному движению!
Консул нашел очки учителя, они не разбились. Он усадил старика в машину и отвез его на другую сторону залива. Здесь он снова пожал руку учителю и принес ему тысячи извинений. Затем сел за руль и с облегчением вздохнул.
«Могло произойти еще одно несчастье, — подумал он. — Причем во много раз хуже того, другого. То, пожалуй, и не такое уж несчастье. Правда, счастьем это тоже не назовешь. Но, может быть, теперь все уладится. Капитан Гилгуд сказал, что парень — сын фабриканта».
Консул подъехал к кромке воды, остановился, закурил сигару. Опустил стекло и вдохнул свежий морской воздух.
Да, похоже, что все уладится, спасибо милейшему капитану Гилгуду. Может уладиться. Может уладиться. Консул принял решение. Жене он ничего не скажет, пока все не утрясется. А что касается самой Боргхильд, то вряд ли она станет упрямиться, теперь, когда она так подавлена. Он поговорит с ней наедине. Она согласится.
Консул протянул было руку к стартеру, но отдернул ее и снова погрузился в раздумье. Иногда нужно ведь и передохнуть.
Он еще не оправился от шока, испытанного им, когда Мария в отчаянии сообщила ему, что их шестнадцатилетняя дочь беременна и даже не знает, кто ее соблазнитель. Вначале все казалось безнадежным. Скандала не избежать. Но когда первое оцепенение прошло, он взял быка за рога, отправился к своему приятелю капитану Гилгуду и все ему рассказал. В первую очередь нужно было найти отца ребенка. Тарновиус питал тайную надежду, что он все-таки найдется и, может быть, окажется приличным человеком. Одно только замужество дочери было бы уже огромным облегчением.
Миссия унизительная. Гилгуд, этот бесподобный человек, конечно, проявил величайшее понимание и показал себя истинным другом. Но тщательное расследование, проведенное им с большим тактом, к сожалению, не дало результатов. Боргхильд ничего не могла сказать о своем соблазнителе, кроме того, что это молодой солдат по имени Чарльз. Поистине скудная основа для поисков. Ведь множество молодых солдат зовут таким обыкновенным именем, как Чарльз, и устроить девушке очную ставку со всеми ними, чтобы она указала нужного, было бы и мучительно для нее да и, несомненно, безрезультатно. Настоящий Чарльз мог уехать, мог бы и отрицать все, а если бы даже он и признался, могло оказаться, что он уже женат, он мог оказаться и мерзавцем, так что для девушки было бы большим несчастьем выйти за него.
Но Гилгуд каким-то чудом нашел парня из медицинского персонала, который согласился жениться на Боргхильд. Правда, он рядовой, но все-таки не совсем уж бог знает кто, поскольку он сын фабриканта. Капитан знаком с ним лично и может поручиться, что это порядочный парень.
Некоторое значение имеет и тот факт, что у юноши прямо-таки невероятно звучное имя — Чарльз Гордон.
Таким образом, риска никакого. В худшем случае, если совместная жизнь не наладится, молодые впоследствии смогут разойтись. К тому же этому Гордону скоро уезжать и не известно, придется ли снова с ним увидеться.
Так обстояло дело после секретного совещания, которое консул Тарновиус и капитан Гилгуд провели сегодня утром. На прощанье Гилгуд сказал, что все это прямо как в кино. В этом замечании была доля истины. Жаль только, что одну из главных ролей в фильме приходилось играть самому консулу. Но боже благослови чудотворца Гилгуда! Теперь Тарновиус отправится домой, пригласит дочь проехаться на машине и поставит ее в известность о своем решении.
Отец Чарльза Гордона был не фабрикант, а скромный садовник, занимающийся еще и изготовлением мармелада. Фабриканта по той или иной причине сделал из него Гилгуд. Но вообще-то не капитан предложил Чарльзу жениться на соблазненной девушке, это была идея самого Чарльза, и ему пришлось долго убеждать капитана, что он действительно на это готов.
Позже он с трудом пытался объяснить самому себе, почему он это сделал. Он ничего не знал о девушке, капитан только по секрету показал ему ее фотографию. Никакого расчета тут быть не могло, поскольку Гилгуд ни словом не обмолвился о материальном положении девушки. И не из-за идиотской доброты, как, наверное, думал капитан. Жажда приключений? Но эротическое приключение можно пережить иначе и более интересно.
«Нет, вот в чем дело: несмотря на твои двадцать четыре года, ты никогда не решался познакомиться с девушкой обычным образом, — цинично говорил он сам себе, сидя в маленькой армейской машине рядом с капитаном Гилгудом. — Да у тебя и времени на это никогда не было. Ты был слишком увлечен роялем, музыкой. У тебя не было ни времени, ни мужества и для солдатской службы. Ты всегда предпочитал играть влюбленному в музыку Гилгуду или заводить пластинки и спорить о музыке с Харрингтоном и Горацием Юнгом — двумя музыкантами. Это просто каприз, авантюра».
Каприз… «Capriccio — прозвучал в его ушах энергичный голос Харрингтона. — Presto Capriccio furioso». И вдруг он не смог удержаться от улыбки. Он увидел, что и капитан с помощью сигареты борется с улыбкой. Они отвернулись каждый в свою сторону, пока это не прошло, и потом капитан сказал: «Дело серьезное, Гордон. Это — судьба».
Машина остановилась перед новой виллой из гранулированного бетона, это был прямо-таки замок в доморощенно-мавританском стиле, светло-розовый, как детская попка, с балконом, выходящим на море, с верандой, купальней и бог знает чем еще. Был еще и сад, наполненный ароматом осенних цветов, которые росли на изящных клумбах между дорожками. Большая, хорошо выдрессированная овчарка важно вышла им навстречу. Чарльз Гордон смущался и чувствовал себя персонажем восточной сказки. В висках у него стучало, когда он вместе с капитаном поднимался по широкой лестнице, выложенной плитами под мрамор. Калиф, ищущий приключений.
Боргхильд Тарновиус, дрожа от волнения, наблюдала за ним из окошечка ванной. Она встала на табуретку и выглядывала в узенькое сводчатое окошко. Нет, это не он, но это она знала заранее. Настоящий Чарльз был совсем иной. Этот — черноволосый, стройный или даже худой. У него благородная внешность, гораздо более благородная, чем у широкоплечего, краснощекого капитана Гилгуда.
Тот, настоящий, был совсем не такой, он походил на кудрявого бойскаута. Их свела Ревекка, служанка, у нее был дружок, товарищ Чарльза, рыжий солдат. Вчетвером они отправились в поле, лежали и курили. Боргхильд видела, как Ревекка отдавалась своему дружку, и сделала то же самое, причем все произошло очень быстро, поскольку она боялась поздно вернуться домой. Позже Ревекка ругала ее за то, что она была неосторожна. Чарльза она больше не видела. Ревекка сообщила ей, что он уехал в Италию, что он женат и у него двое детей. Так это приключение и кончилось. Боргхильд встречалась потом втайне с другими солдатами, гуляла с ними по полям, но была более осторожна, чем с Чарльзом. Потом жалела об этом, поскольку оказалось, что она «попалась» уже в первый раз.
Боргхильд спрыгнула с табуретки. Голова у нее шла кругом, она ничего не понимала. Поправила волосы перед зеркалом. Как все странно! Теперь ее будут продавать. Волна сладкого ожидания пронизала все ее тело, она чуть было не расплакалась, но взяла себя в руки. Лучше быть проданной, чем жить под надзором председательницы Христианского союза и слушать лицемерные наставления ее и родителей.
