Мало конструктивного можно было так же почерпнуть из ссылок на единую науку будущего по Марксу. Не спасало положение и утверждение, что единая наука, по Марксу, это не единственная наука, так что наукам о человеке не грозит опасность растворения в обезличенной всеобщности «естественнонаучных закономерностей». Более существенное значение имела здесь деятельностная концепция, получившая развитие также и в русле системных исследований. Но о системных исследованиях позже. Вернемся к эксперименту.
2.2 Эксперимент и интеграция современного научного знания
Экспериментальные методы познания — важнейшая составная часть методологического арсенала современной науки. От уровня их развития существенным образом зависят не только количественные, но и качественные характеристики роста научного знания, а также та быстрота, с которой оно находит свое применение в различных сферах человеческой жизнедеятельности. «Опыт истории показывает, — подчеркивал Л.И.Седов, — что всякий прогресс в науке в первую очередь связан с прогрессом в теоретических и экспериментальных методах, инструментах и приборах», [138] отмечая при этом то революционное значение, которое имело для развития науки создание телескопа, микроскопа, радиотехнических приборов, электронной аппаратуры, ЭВМ, квантовых генераторов и т.д.
И действительно, осознавание инструментального контекста экспериментального познания формирует новое понимание эксперимента как процесса, каждый шаг в развитии которого имел для научного познания гораздо более значительные последствия, чем те, которые можно было бы ожидать в том случае, если бы весь прогресс эксперимента сводился к простому количественному росту производства эмпирической информации, служащей, в свою очередь, не более чем «сырьем» для выработки теоретического знания.
С экспериментом связана вся история развития науки нового времени и, в первую очередь, история естествознания, которое по праву называют экспериментальным, подчеркивая этим его отличие от существовавших ранее в рамках систем античной и средневековой науки способов познания природы. Осуществленный наукой нового времени переход от метода простого наблюдения явлений, ограниченного по своим возможностям и пригодного главным образом для их сравнительного эмпирического изучения и классификации, к активному их исследованию посредством их воссоздания в контексте систематического и целенаправленного экспериментирования, стал важнейшей вехой на пути исторического развития человеческого познания.
Создавая в эксперименте устойчиво воспроизводимые явления и процессы, конструируя приборы для обнаружения, фиксации и измерения их объективных характеристик, исследователь обретал новое качество коммуникативности своей познавательной деятельности. Развитие эксперимента открыло возможность контакта с явлениями и процессами, которые уже не могут быть непосредственно восприняты органами чувств человека. Рентгеновское излучение, радиоактивность, электронные, ядерные, субъядерные процессы — это далеко не полный перечень тех феноменов, воссоздание и познание которых было бы невозможно без активного экспериментирования, понимаемого как конструктивная, целенаправленная, коммуникативная деятельность.
Вообще говоря, синергетическая функция эксперимента может быть представлена в разных перспективах. Следуя традиционному дисциплинарному подходу (методологии) науки, можно сфокусироваться на вопросе о «первичности и вторичности» теории и эксперимента. Так подходит к рассмотрению эксперимента Хакинг. «Что появляется первым, теория или эксперимент?», — спрашивает Хакинг, уточняя, что «мы должны понять что связь между теорией и экспериментом различна на разных стадиях развития науки, а также, что не все естественные науки проходят через одни и те же циклы развития». [162]
Хакинг продолжает: «Если подумать, это может показаться очевидным, но все это слишком часто отрицалось, в частности, Карлом Поппером. Естественно, мы должны ожидать, что Поппер был одним из наиболее откровенным среди тех, кто отдавал предпочтение теории перед экспериментом».
Что касается теоретизма в отечественных исследованиях по философии науки, то он произрастал на ниве гегелевской философии, дополненной характерным для русской ментальности неприятием чувственно данной реальности, убежденности, что все видимое и слышимое — это ненастоящее, неподлинное; что сущность вещей открывается разуму, который тем ближе к постигаемой им истине, чем более он удален от чувственности, телесности. Этот гегелевско-платонистский мотив, во многом определявший эпистемологическую парадигму теоретической физики ХХ-го века, был и во многом остается созвучным российской ментальности.
Естественно поэтому, что ориентированный на платонизм критический рационализм Поппера нашел благодатную почву и у нас. Линия Платона-Гегеля — это преодоление разумом изначального «оптико-акустического» хаоса внешнего мира посредством логически упорядоченной речи, ориентирующейся и подчиняющейся письменному тексту.
Познание — это обретение разумом свободы от чувственности, телесности. Такое понимание характерно для большинства физиков-теоретиков первой половины нашего века. Например, М.Планк, один из первых профессиональных физиков-теоретиков, писал о развитии понятия энтропии буквально следующее: «С тех пор, как понятие энтропии было освобождено от зависимости искусства экспериментатора...» [117]
В свете сказанного в первой главе, стремление Планка освободить понятие энтропии (как и все другие «фундаментальные» понятия теоретической физики) можно интерпретировать как поиск личностной позиции, которая, будучи представленной языком объективности, была бы тем самым и самодостаточной. Поэтому Планк не вступает в противоречие с собой, когда в других своих работах говорит о сотрудничестве теории и эксперимента, об их симметрии, равноправии. Однако невозможность «освобождения от искусства экспериментатора» нигде не проявилась столь наглядно и красноречиво, как в квантовой механике, у истоков которой стоял Планк.
Именно здесь, в квантовомеханическом контексте, было осознано, что отчетливая спецификация последовательности тех познавательных процедур, которые в своей совокупности фиксируют приготовление определенного (чистого) квантовомеханического состояния физической системы, не может быть в принципе отделена от фигуры экспериметатора. [111]
Именно здесь мы имеем пример того исходного единства принципов деятельности и коммуникации, которое в полной мере раскрывается синергетическим подходом. При этом синергетический подход, фокусируя внимание на коммуникативном единстве эксперимента, на его осмыслении в рамках сетевой, междисциплинарной, «трансгрессионной» познавательной модели, в которой знания, инструменты и приборы рассматриваются как операционные посредники, и посредством которых порождаются новые смыслы, естественно, встречается с категорией практики. Имеется в виду «встреча» не только с философией диалектического материализма, но и с гегелевской философией творящего действительность духа.
Эта встреча в ходе синергетического переоткрытия коммуникативной природы эксперимента расширяет и общий горизонт понимания науки как феномена цивилизационного, социокультурного эволюционного процесса. Эта задача в ее широкомасштабном философском измерении была предметом рассмотрения целого ряда авторов, среди которых в первую очередь следует назвать работы В.С.Степина. [144]
Именно ему принадлежит заслуга рассмотрения научного эксперимента как сформировавшейся внутри самой науки особого рода специализированной практики, что дало возможность гораздо более целостно и исторически обснованно подойти как к самому феномену генезиса науки в лоне западноевропейской культуры нового времени, так и к пониманию многих тонкостей в соотношении внутренних и внешних детерминант ее развития в качестве самоорганизующейся автопоэтической подсистемы в общей системе культуры опреационально замкнутой языком, ориентированным на функциональное различение «истина/ложь». [79]
2.3 Единство коммуникации и деятельности в эксперименте
Выступая в роли одного из тех активных, динамичных звеньев, посредством которых развертывается вся целостная сеть коммуникативных процессов как циклов, эксперимент тем самым становится одним из важнейших средств стимуляции этих процессов.
Одна из задач научного эксперимента состоит в создании условий, при которых изучаемое экспериментальными средствами явление может достаточно устойчиво воспроизводиться во времени. В воспроизводимости явления его повторяемости кроется одна из важнейших предпосылок экспериментального исследования.
