Эту личностно-коммуникативную позицию экспериментирования как познавательного процесса отмечали многие выдающиеся естествоиспытатели. Из многочисленных высказываний на этот счет ограничимся лишь одним свидетельством Планка. Обозревая «новейшее развитие физических теорий» в своем докладе на съезде немецких естествоиспытателей и врачей в 1910г., Планк особо подчеркивал тот факт, что те «неожиданные перемены», которые произошли в физике на рубеже веков, были обусловлены в первую очередь грандиозными успехами экспериментальной физики. «Успехи, достигнутые ею, явились в некоторых отношениях настолько неожиданными, что в настоящее время мы склонны считать разрешимыми такие задачи, за которые никто не помышлял взяться несколько десятилетий тому назад; да теперь едва ли что-нибудь считается абсолютно невозможным в технике. Но и теоретикам также сообщалась значительная доля отваги, развившейся у экспериментаторов. Они приступают теперь к работе с неслыханной в прежние времена смелостью. Ни один физический закон не обеспечен теперь от сомнений, всякая физическая истина считается доступной оспариванию. Дело имеет иногда такой вид, как будто в теоретической физике снова наступила пора первозданного хаоса».
И в этой ситуации крушения представлений о мире в механических образах, когда многие физики под влиянием позитивистских умонастроений пришли к заключению, что новейшая физика теперь вообще не нуждается ни в какой общей репрезентации реальности, Планк, напротив, подчеркивал, что прогресс эксперимента, подорвав основы механистического мировоззрения, несет в себе и коммуникативные предпосылки для синтеза новой картины мироздания как общей репрезентации внешней по отношению к человеку реальности. «Подобно тому, как успех всякого эксперимента может быть обеспечен только надлежащим расположением и истолкованием опытов, — писал он по этому поводу, — так же точно и рабочая гипотеза может получить широкое применение и способствовать правильной постановке вопросов только благодаря целесообразному физическому мировоззрению. Это стремление к объединяющему мировоззрению имеет огромное значение не только для физики, но и для всего естествознания, так как переворот в области физических принципов не может остаться без воздействия на все остальные естественные науки» [12].
В этих словах Планка содержится мысль о том, что реальность представлена экспериментом не только посредством той информации, которую он сообщает исследователю, но и самой его структурной формой как особым автопоэтическим единством. Эксперимент является чем-то большим, чем простая механическая совокупность приборов, инструментов, измерений и наблюдений, взятых отдельно и изолированно друг от друга. Он представляет собой воспроизводимое единство исследуемого физического процесса, системы приборов, являющихся продолжением органов чувств человека и инструментом исследования данного процесса, и самого человека как познающего существа, «органы чувств которого приспособлены главным образом к действиям в макромире». Соответственно, в эксперименте, в частности, в такой его гносеологически важнейшей компоненте, как прибор, находят свое отражение, с одной стороны, его специфические человеческие характеристики, обусловленные тем, что «прибор должен быть таким, чтобы показания его могли быть доступны нашим органам чувств», а с другой — в нем должны отражаться характеристики, обусловленные тем, что прибор находится в контакте не только с человеком, но и с исследуемым объектом, обладает структурным сопряжением, «сродством» с ним.
Все естествознание неразрывно связано с появлением приборов и инструментов, которые стали выступать в качестве «посредников в особом ранге между нами и явлением». Это опосредованно в свою очередь наложило отпечаток на структуру физического знания, характер расчленения его предметного поля на области, определяемые конкретной формой синтеза теории и эксперимента для каждого из них. Но это не означает, что организация познавательного пространства определена только спецификой приборов. Речь идет об их структурном, коммуникативном сопряжении, об организации топологического коммуникативного пространства межличностных взаимодействий. Именно это дает возможность говорить о развитии эксперимента в личностном измерении. Преобразование приборного базиса научного познания оказало существенное воздействие на характер научного труда. Резко возрос объем производимой в эксперименте познавательной информации, обработка которой, повышение ее качества и ценности потребовали создания специальной логической техники и математического аппарата. Это привело к необходимости специализации научно-исследовательской деятельности, ее разделения на теоретическую и собственно экспериментальную, которые ранее, в классическом естествознании, функционально совмещались в одном ученом.
Однако специализация может оказаться эффективной лишь в том случае, если она дополняется координацией. В этом двуединстве процессов специализации и координации кроется специфика тех преобразований, которые претерпела система научного познания, и в первую очередь физическое познание, в своем переходе от классической науки к современной. В результате этого перехода в системе научного познания произошло давно назревавшее разделение специальных функций теоретического и экспериментального познания и начал формироваться новый его уровень, функция которого — обеспечение коммуникативных связей между ее различными специализированными компонентами, с целью их координации. И именно возникновение этого уровня в системе современной науки следует, на наш взгляд, считать существенной ее особенностью по сравнению с классическим естествознанием.
Вернемся теперь к вопросу о роли эксперимента в развитии теоретического знания. Здесь важно зафиксировать, что возникновение в «современной физике таких специализированных видов познавательной деятельности, как экспериментальная и теоретическая, не означало, что экспериментаторы превратились в чистых эмпириков, теоретики — в абстрактных математиков. Произошло лишь известное перераспределение функций, причем выделение относительно самостоятельного уровня научно-теоретического познания вовсе не означало, что тем самым к этому уровню и перешла целевая функция всей системы научного познания, и что эксперимент лишился своего самостоятельного значения по отношению к теоретическому познанию. Таким образом, специфика происшедшей трансформации системы научного познания совершенно не укладывается полностью в иерархическую модель взаимосвязи теории и эксперимента с субординационным отношением между ними. Мало помогает здесь и введение разного рода обратных связей, посредством которых пытаются учесть воздействие эксперимента на теорию, для того чтобы отобразить динамику последней.
В этом месте рассуждений уместно перейти к явному использованию личностного языка, личностной позиции и личностной коммуникации. В качестве промежуточной ступеньки такого перехода определенный интерес представляет «диалоговая» модель взаимосвязи теории и эксперимента. В этой модели взаимодействие теории и эксперимента в качестве двух различных структурно-функциональных компонент системы научного познания моделируется в виде информационного обмена между ними, где каждая из сторон попеременно выступает в роли либо приемника, либо источника информации. Такая модель ориентирует на «симметричный» подход к теории и эксперименту в системе современного научного познания, где они часто находятся в своеобразном «параллельно-дополнительном» отношении друг к другу. Возможность подобного «параллельного движения» теории и эксперимента обеспечивается возникновением в этой системе дополнительного уровня методологической рефлексии, на котором цели теоретического и экспериментального познания соотносятся и координируются друг с другом посредством задания общей для них научной проблемы.
И одна из особенностей системы современного научного познания в отличие от системы классического естествознания заключается в наличии в нем арсенала средств совмещения контекстов теории и эксперимента, благодаря которому те проблемы, которые появляются на горизонте теории, могут быть переведены в форму проблем, стоящих перед экспериментом. На теоретическом горизонте научные проблемы обычно появляются в форме логического противоречия «встречи» ранее развивавшихся независимо друг от друга теорий. Контекст «встречи» теорий был рассмотрен М.И.Подгорецким и Я.А.Смородинским, которые отметили, что «внутренние логические противоречия в физике всегда выступают одновременно с соответствующими противоречиями между теорией и экспериментом», добавляя при этом, что «можно даже сказать, что первые являются формой выражения вторых». [118]
