В большинстве источников Игорь показан как правитель, слепо копирующий своего предшественника и во всем стремящийся ему подражать. Олег дал отпор хазарам – Игорь в свою очередь идет войной на степняков-печенегов, но, видно, не может одержать над ними верх и заключает мир (915). Спустя пять лет он вновь снаряжает на них рать, и, вероятно, опять безрезультатно. По примеру Олега Игорь предпринимает два похода (в 913 и 943) в прикаспийские страны, но ни в том ни в другом особо не преуспевает, что не мешает ему продолжать выстраивать внешнюю политику по образу и подобию Олеговой. Отсутствие поступлений дани заставляет его в 941 году вторгнуться в черноморские владения Византии, и тут греки пускают в ход свое «секретное оружие» – «жидкий огонь», который даже на расстоянии 25 метров зажег русские корабли. Когда они вспыхнули, началась паника, и флот Игоря в одно мгновение был выведен из строя. Можно себе представить страх и растерянность его воинов, когда из медных труб с грохотом изверглась горючая смесь и летела, поджигая все на своем пути. Смельчаки пытались сбить пламя, но тщетно – «греческий огонь» горел даже на поверхности воды, что вызывало мистический ужас. Откуда было знать неискушенным русам, что это вовсе не разгневанный христианский бог греков мечет в них молнию небесную, а так действуют изобретенные еще в Древней Элладе в IV веке до нашей эры огнеметы, изрыгающие самовоспламеняющееся вещество, в которое входят негашеная известь, сера и сырая нефть?
Для русов внезапное загорание от некой загадочной силы их кораблей было, конечно, большим потрясением, и они обратились в бегство, спасаясь кто как мог. Именно на такой эффект и рассчитывали греки, применив эту своего рода психическую атаку.
Потери Игоря были огромны: от 10 тысяч кораблей осталось не больше десятка, и многие его воины нашли смерть в морской пучине.
Однако два-три года спустя, собрав огромное войско, куда входили также варяги и печенеги, Игорь на ладьях и по суше конным строем вновь вступил в византийские пределы, но на сей раз греческие послы еще на Дунае встретили его и предложили заключить мир, возобновить выплату дани, а сверх того обещали одарить русского князя золотом и дорогими тканями – лишь бы он убрался восвояси и согласился увести свои флот и войско. Игорь нашел такие заманчивые условия приемлемыми, но потребовал составить договор, пунктами которого были бы защищены права и интересы русских послов, купцов, воинов и частных лиц во время их пребывания на территории Византийской империи.
В 945 году князь Игорь был убит древлянами за то, что, собрав с них дань, не удовлетворился ею, а потребовал еще.
Ф. Бруни. Казнь князя Игоря. Рисунок
Летописцы дружно навязывают Игорю «имидж» никудышного, непутевого и невезучего князя, что не совсем вяжется с теми сведениями, которые о нем известны. Если подойти к фактам беспристрастно, то он не производит впечатления фатального неудачника. На его счету не только поражения и ошибки, но и победы и успехи. И княжение Игоря – не самое худшее. Тем не менее в посвященных ему страницах летописей буквально сквозит молчаливое неодобрение. Прямых отрицательных оценок в его адрес не высказано, но между строк они присутствуют.
Чем же не хорош Игорь, почему не устраивает он летописцев? Быть может, причина в том, что, в отличие от Олега, он ни в чем никак не продвинулся, не преумножил владения своего княжества, не расширил границы Руси, а лишь сохранил то, что перешло ему в руки, когда он вокняжился?
Нет, прохладное отношение древнерусских хронистов к Игорю вызвано другим. Он порицается за алчность. Ведь летописные своды, которыми располагают историки, составлялись уже после крещения Руси, и монахи, погодно записывающие события, по-христиански осуждали князя за непомерную жадность. Например, в Повести временных лет исподволь, ненавязчиво проводится мысль, что Игорь был готов слушать и делать лишь то, что сулило наживу.
Безусловно, летописцы преследовали вполне определенные назидательно-воспитательные цели, и плоды их трудов несут очевидную нагрузку, призванную наставлять и поучать.
Отчетливо заметно, что Игорь, который предстает перед нами в летописных памятниках, сильно уступает как своему предшественнику Олегу, так и своей преемнице Ольге. Сравнение с ними обоими складывается явно не в его пользу, но зато он замечательно подходит, чтобы лучше оттенить достоинства и добродетели двух других правителей, которые в глазах летописцев каждый по-своему лучше его.
Историки давно обратили внимание на серьезные расхождения в летописной биографии Игоря.
Как, спрашивается, мог он жениться на Ольге в 903 году, если сын у них родился только тридцать девять лет спустя, когда самому князю было за шестьдесят, а его супруге – около пятидесяти?
Подобных накладок, к сожалению, в летописном повествовании о княжении Игоря немало, и в основном они почему-то касаются его личной жизни.
Был или не был он сыном Рюрика, из источников не ясно, но очень похоже на то, что Олег опекал его вовсе не как будущего «законного» князя, а сначала как перспективного жениха своей дочери, а потом как ее мужа. Само имя Ольга подсказывает, чья она (Олега, Олегова) дочь, или, по крайней мере, гипотетически допустимо, что она может ею быть. В летописях конца XV века и более позднего времени эта догадка находит косвенное подтверждение: «Некоторые же глаголят, яко Ольгова дщери бе Ольга» («Некоторые говорят, будто Ольга – дочь Олега»). Недавно появилась публикация, в которой подобная версия была рассмотрена как состоятельная, и, строго говоря, она не менее достоверна, чем пронизанный поэтическим вымыслом летописный рассказ о первой романтической встрече молодого князя Игоря и юной Ольги во время охоты князя в псковских лесах. Ему будто бы понадобилось перебраться на другую сторону реки, и как раз очень кстати подвернулась проплывавшая мимо лодка с сильной и красивой девушкой на веслах. Так и состоялось знакомство будущих супругов.
Что ж, история и идиллическая, и благочестивая, в духе литературных пасторалей Средневековья.
В народных легендах и преданиях, которыми отнюдь не пренебрегали летописцы, Ольга родилась то ли во Пскове, то ли под Псковом, в селе Выбутском, то ли в Изборске. По одной летописи, она «не простых кровей», а дочь князя псковских кривичей и до замужества ее имя – Прекраса. Ольгой же она якобы стала в угоду мужу Игорю и в честь его старшего соправителя Олега, которого он очень почитал.
Могло так быть? Почему бы и нет?
Но разве не возможно предположить, что на самом деле все гораздо проще, и Ольга – дочь Олега, которую он решил сосватать за Игоря? Игорь постоянно был при нем, вызывал у него доверие, и умудренный жизнью князь, руководствуясь чисто практическими соображениями и находя, что юный воспитанник – идеальная кандидатура в зятья, решил именно за него выдать свою дочь.
Рядом с нежным пастушеским повествованием, о котором шла речь выше, только что приведенный взгляд на вещи покажется суровой прозой со слишком прагматической развязкой. Настаивать на реальности этой версии бессмысленно, так как доказательства отсутствуют, но в целом такая история скорее представляется правдоподобной, чем невероятной.
Секрет молодости
(У язычника Игоря, как, впрочем, и у Рюрика с Олегом, была не одна жена. Но поскольку среди других он особо выделял Ольгу, именно она стала вдовствующей княгиней и регентшей при сыне Святославе. Последний, если исходить из летописи, был рожден престарелыми родителями, которым впору быть ему бабушкой и дедушкой, а не матерью и отцом. Но, очевидно, здесь один из тех случаев, когда даты указаны в источниках весьма произвольно и носят чисто условный характер. Скорее всего, Святослав был произведен на свет год или два спустя после брака Игоря и Ольги, а не в 942-м, то есть незадолго перед тем, как стать великим князем.
Одно тянет за собой другое, исключая опеку матери над сыном в период его малолетства. Напрашивается предположение, что Ольга еще при жизни мужа (в моменты, когда он отсутствовал) часто выполняла роль правительницы, а в дальнейшем при номинальном княжении Святослава, занятого бесконечными войнами и походами, продолжала реально вершить дела на Руси.
Если же регентство Ольги действительно приходится на детские и отроческие годы Святослава, значит, он и впрямь феноменально позднее дитя, что крайне сомнительно.
Из смерти мужа вдовствующая княгиня извлекает поучительный урок. Отныне, отправляясь в полюдье и определяя размеры дани с подвластных племен, она уже избегала произвола, строго соблюдала меру, устанавливала твердый, фиксированный объем всего того, что поступало с мест в Киев.
В. Суриков. Княгиня Ольга встречает тело князя Игоря. Эскиз неосуществленной картины. 1915. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
