- Исчадие ада с ворованными словами!
Будь проклята скамейка, на которой ты сидел в корчме! - Наставница фон Карла замахнулась на зеленого монстра чёрным зонтиком (откуда он появился в руке фон Карлы, с Неба упал на парашюте обреченности?) с затейливой серебряной рукояткой с фигуркой чахоточного бородатого старика. - Нет в тебе секрета - крендель скушал волшебный и кичишься своей доступностью - пёс смердящий!
Постыдился бы девицы молодой - ей обхождение нужно, деньги, золото, плезиры, потому что с благородной целью прибыла в наш Мир - девушек обучить куртуазностям, целомудрию, игре на арфе и посадить каждую красавицу у окошка, чтобы свет целомудрия бился о стёкла - так в очах школяра мелькают затейливые солнечные утки.
Лезешь со скучной пошлостью в незримое царство добродетели! - Наставница пшикнула на зеленого орка и взглянула на графиню Алису Антоновну с нежной любовью, преданностью домашней лошадки - порывистой, иногда сердитой, но упорной в своей дружбе - не предаст, потому что не старый институтский друг.
- Вы меня не любите? - силач упал на ягодицы - земля дрогнула, треснула, и между ног монстра вылетел фонтан магмы - так изо рта оратора вылетают золотые зубы. - Все меня любят после кренделя, а вы не желаете - веселенькие, доступные, уже подготовлены для любви - распаренные и белые, будто молодое фиолетовое крепкое!
Я в смятении: побью вас легко, переломаю кости, но толку от кусков мяса никакого - не родит мне кусок мяса наследника, не омоет мои сиволапые малахитовые чресла, не подаст стакан воды перед смертью. - Орк или гоблин - профессор Дарвин ему судья - сокрушался, качал головой, выдергивал из лобка каменный мох.
Фон Карла тянула упирающуюся графиню Алису Антоновну к дороге, колола спицами в растопыренные ягодицы - подгоняла любопытную козочку!
- Потешный он, потому что зеленый и непонятный - зеленое Солнце Пустыни! - графиня Алиса Антоновна озорничала, подпрыгивала мелкой козочкой, но бежала, потому что чувство нужды двигало сильнее, чем желание узнать орка ближе, почувствовать его свинцовые мысли. - О чём он говорил, дуэнья?
Я ничто не поняла, а вы негодовали, в глубочайшей грусти хулили его, опускали очи, стыдились, а он лакейские слова не произносил, заколдованный, очарованный монстр в лягушачьей шкуре.
К чему ваш сарказм, фон Карла, если примитивное существо не способно на подлость, не подложит атомную бомбу в панталоны оперного певца
ХИ-ХИ-С!
О панталонах упомянула - дурно, если девушка морально устойчивая опускается до рассуждений о надувных панталонах - накажите меня, фон Карла, научите уму-разуму!
- Не объясню, что монстр хотел от вас и от меня, робкая вы и стыдливая, целомудренная, а честь ваша, графиня Алиса Антоновна, блистает, от неё даже трупные мухи шарахаются, выпучив рачьи очи! - фон Карла оглянулась, погрозила пустой дороге сухим елочным кулачком, затем размякла, свободная, не ущемленная и при деле - честь графини Алисии защищать - так охранник успокаивается в броневике директора банка. - Верьте мне, не заморачивайте удивительную головку мыслями о дурных зеленых монстрах - ножки ваши запутаются от тяжелых раздумий: не об арфе и плезирных танцах речь, а - о простолюдном вам не надобно, обожжетесь о сельскую молодежь!
"Тятенька, матушка, объясните мне явления Природы, хочу, ералашная, всё знать! - я во младенчестве приставала к родителям, упрашивала, требовала объяснить явления Природы: почему козочки и коровки испражняются, отчего мужики возле корчмы спят, а не в колыбельке; почему танцовщица хохочет с купцами, показывает им подбъюбочное пространство, а купцы удивляются, охают, ахают, баранами взирают, бодаются - замороченные торгаши в бессмысленном желании передать деньги из рук в ручки. - В чем цель вашей жизни: в пьянке, гулянке, склоках - самоё частое, что я вижу и слышу в доме; верила, что наш домик пряничный, что придёт волшебник и сожрёт дом, а вас, матушка и батюшка отправит на скотобойню, на колбасу!
РасскажИте мне о науке и технике - проказливая я, но иногда - когда ворую самогонный сахар - проявляю практическую сметливость".
Матушка на мои просьбы ругалась, била меня утюжком - небольшой утюжок, семейный, реликвия - по головке, называла меня горгульей и рыдала в пьяном угаре послевоенного - война с орками закончилась - времени.
Батюшка мычал, раскачивался на единственной нашей табуретке, часто падал, но с настойчивостью игумена, снова забирался, опять раскачивался и падал - мистическое в повторениях, у меня даже челюсти сводило от восторга; отец на табуретке заменял мне Академию и театр.
Один раз я театр видела в нашем городке; подглядывала в щелочку в заборе, как девки на сцене пляшут, поднимают ноги выше головы и взвизгивают - весь театр, даже кролик без зубов не появился, а собачки театральные - стяжательницы, с лоханками бродили среди зрителей и собирали деньги на возрождение нации!
В то злополучное воскресенье батюшка упал со стула, взял меня за руку, взглянул в очи мои наивные, речные и с силой растущего хлеба в хриплом голосе произнёс:
"Дщерь моя, Карла! Кругом, шагом ААААРШ!
Шутка!
Ты с ушибленной головкой - пять месяцев назад об эльфа ударилась - мечтаешь всё знать - пытливая сорока на виселице!
Пойдём, я покажу тебе Правду жизни, и нет в той Правде моей Правды и Истины, а моя мечта - забыл я о ней, ищу Истину в вине, а нахожу только свою волосатую ягодицу - так леший за грибами зимой уходит, а возвращается в берлогу с новой женой!"
Батюшка повел меня к Правде, нарочно петлял - так извозчик катает пьяного шалопая кругами!
Отец часто останавливался, беседовал со знакомыми мужиками, выпивал с ними фиолетового крепкого, брёл дальше, щипал продавщиц яблок за... впрочем, вам, графиня Алиса Антоновна не полезно знать подробности - сердитые они, знания без почвы.
Наконец, мы вышли на поле - солдат видимо-невидимо, но не война, расслабленные они: валяются, бегают, пьют, жируют - куропатки на отдыхе.
Моё дыхание спёрло, руки и ноги закостенели, я подумала, что отец принёс меня на продажу в армию, на усладу военному искусству, бросил на алтарь войны, но я не баран с печальными очами отрока.
"Батюшка! Вы - чёрт, будьте прокляты до сотого поколения! - я вырывалась, рыдала, кусала отца, но он - оглушенный фиолетовым крепким - не слышал меня, вдыхал воздух свободы с конскими криками и хохотом бородатых - лопаты у них в бородах - гномов. - Меня продаете на утеху солдатам, моя печень послужит вурдалакам хорошим утешением в безлунную ночь, когда волки боятся своих хвостов!"
Отец привел меня на площадку - дивное место, мягкая земля с белым песком - то ли кварц, то ли костная мукА!
Несколько обнаженных девушек - с тугими телами змей - бегали, приседали, поднимали ноги выше головы, но самое удивительное - разбегались, выдыхали из груди воздух, с кхыканьем и упорством драконов втыкали шесты в песок и возносились над деревьями, над растопыренными пальцами эльфов и волшебников в длинных халатах лекарей.
Я - завороженная летающими красавицами - прикусила пальчик, обливалась кровью, но смотрела через хрустальный шар Вольдемара за непонятными действиями военных девушек: не танцуют, не пьют фиолетовое крепкое, а прыгают с помощью палки, до Еврииды допрыгнут.
"Правда военных девушек - их называют войсковые спортсменки - в прыжках выше дерева, выше крепостной стены; полезно при осаде замков, даже выгодно государству - экономия на живых мертвецах - так повар экономит на свежем мясе, подкладывает в котёл мертвецов. - Отец протрезвел, смотрел на забавы армейских девушек с непередаваемым чувством стыда: щеки покраснели гроздьями рябины. - Девушки нашли своё призвание - прыгнуть выше головы, подняться над обыденностью, залить светом любви головы врагов!
Их детские мечты осуществились, воплотились не в чахотке, не в смрадном дыму корчмы, где за бочками с фиолетовым крепким жизни не видно, а в прыжках - лебединая песня!
Правда красавиц - в прыжках с палкой!" - отец закашлялся и, вдруг, сильнейший - будто слон в негодовании топнул по спине кота - удар обрушился на крепкую, сотрясаемую пароксизмами добродушия, спину батюшки.
"Мать твоя - выдра, а отец твой - гном с лишаями на ушах! - ближайшая красавица сверкала очами, губы её дрожали, ноздри раздувались - факел пройдет в негодующую ноздрю, будто в пещеру забегает дракон. - Нелепый пропойца, дочку с собой взял на прогулку, чтобы мы тебя за неучтивость не побили палками - волк ты позорный, а не отец!
Внушаешь ребенку дурное, говоришь, будто мы всю жизнь мечтали прыгать с палками, растворяться в воздухе, соперничать с птеродактилями!
Больно, когда кусачая птица - властительница пространства - хватает зубастым ртом за ягодицу; в полете мы беспомощные, любая стрела нам сестра!
Мужчины - самодовольные гоблины - придумали затею - нас первыми запускать в осажденный замок, чтобы мы, прелестные в своей наготе, перелетали крепостные стены, обольщали вражеских воинов, прельщали волшебников, мутили головы Королям, заигрывали с колдунами и плясали на ярмарочной площади медведям на потеху - отвлекали внимание публики от войны!
