– И я о том же.
– Не думайте, что я был настолько тщеславен или глуп, чтобы, сидя в кафе напротив красивой девушки, высокопарно рассуждать о мистических судьбах России, уверенно утверждая, что, с моей точки зрения, лучше или хуже для великой державы. Боже, да мне иногда казалось, что, если бы кто-нибудь хоть раз послушал паши разговоры, он гарантированно рекомендовал бы нам обоим обратиться к врачу! И при непредвзятом взгляде со стороны этот человек был бы стопроцентно прав. Мне оставалось выяснить для себя лишь один вопрос, маленький и смешной:
– Получается, что вскрытие могилы не устраивает тебя одну. И как же ты намерена всем им противостоять?
– Я?! – искренне удивилась она. – Им будешь противостоять ты!
Вся группа на месте. Отмечены четыре точки приблизительного раскопа. Ведется тщательная проверка мест, где уже копали раньше. На помощь местных рассчитывать не приходится. Дважды с нами пробовали затевать драки, приходилось вызывать милицию. Почти уверены, что прежние группы копали не то и не там. Не понимаем, почему в предыдущих отчетах прошлого года эти степи указаны как аномальная зона.
Мы не виделись неделю. Лана просто пропала. Как всегда, без объяснений, без звонков и без предупреждения. Какая-то часть внутри меня говорила, что с ней все хорошо, что она в порядке, хотя сердце все равно рвалось на куски. Возможно, я просто привык ей ей верить и лишь поэтому не сходил с ума. Ничего не мог знать наверняка, а значит, не строил иллюзий. Состояние внутреннего покоя становилось стабильным.
Хотя кому я лгу… Верил не верил, знал не знал, привык не привык – какое это имело значение? И, самое главное, для кого? Для меня, для нее, для вечности? Лана была не просто необходима мне, она являлась фактором дыхания…
Я стал чаще ловить себя на том, что перестаю задавать пустые вопросы. И не потому, что заранее знаю ответ, а потому, что не нуждаюсь в нем. Видимо, кровь этой девушки все же изменила меня. Я не искал ответы, потому что не находил для них интересных вопросов. Суть бытия? Смысл человеческого пребывания на земле? Исход, приход и уход из Света во тьму и из Тьмы в свет? Но это проторенный путь. Причем за столько жизней пройденный мною неоднократно. Я уже тысячи раз забывал его и вспоминал вновь. Зачем ворошить пепел, если сами руки помнят огонь?
«Как ты?»
«В порядке. Увидимся?» «Да. У меня». «Что взять?»
«Вино. И что сам захочешь».
Все. Очень коротко. Ни лишней строки, ни лишнего слова. По-моему, она вообще не любила писать sms, как не любила говорить со мной по телефону. И в тот день мы очень мало говорили. Ее губы нуждались в моих, и нам обоим было этого достаточно. Она льнула ко мне всем телом, и я вновь не узнавал ее. Это было естественным, по крайней мере в наших отношениях. Она никогда не была одинаковой в постели. Вообще никогда. Ни на миг, ни в одной ласке, ни в одном поцелуе, так, словно каждый раз меня принимала другая женщина и каждый раз – впервые…
– Хочу, чтоб ты прочел. – Она выскользнула из моих объятий, мокрая и горячая, словно волна. – Смотри.
Что это? Я принял из ее рук сложенный вчетверо лист бумаги. Перед глазами запестрели имена, названия, даты и цифры… Я не знал, кто были эти люди, но против каждой фамилии стоял крестик.
– Их больше шестидесяти за последние четыре года, – ровно, без эмоций пояснила Лана, опускаясь рядом на колени. – Причины смерти я не указывала, они однообразные: погиб в пьяной драке, утонул, умер от заражения крови, непонятной инфекции, остановки сердца. По фактам гибели некоторых заведены уголовные дела, до остальных никому нем дела, хотя все они ушли там, под Селитренным. И это жертвы с обеих сторон.
Я поднял на нее удивленный взгляд. Она устало покачала головой…….
– Ты все еще не понял? Существуют два клана умников, одни ищут могилу, другие охраняют ее. Или считают, что защищают от вандализма первых. По сути, мне не жаль ни тех, ни других, у них есть ради чего жить и ради чего умереть. Но рано или поздно кто-то должен попытаться остановить все это.
– Почему я?
– Почему нет? – Лана коснулась упрямым лбом моего плеча. – Это не мое решение. Но если мы не можем влиять на собственную судьбу, почему бы не попытаться изменить чью-то? Так интереснее.
– Я могу погибнуть?
– Да. Нет. Не знаю. – Ее улыбка становилась все лучистее с каждым словом. – Почему именно ты? Несколько лет назад, когда я прошла посвящение и человеческая кровь стала моим напитком, мне приснился сон. Я шла по снегу, босая, и вела за руки двух малышей, у старшего были твои глаза. Потом я долго искала тебя. Искала, не ища. Мы не могли не встретиться. Мне подарили тебя. На время. И я должна буду тебя вернуть. Но за этот подарок – за нашу встречу, за этот день, за каждый поцелуй – придется платить. Я обречена платить тобой… – А я…
– Нет. Ты не сумеешь, тебе не дано платить по счетам мною. Обмен не всегда равноценен, и цену устанавливаем не мы. Но, с другой стороны, никогда не поздно отказаться. Попробуешь?
Ее пальцы мягко выхватили страшный отчет смерти, и смятый список упал на пол. Больше я не видел его ни разу, а в тот день она просто стерла губами все мысли из моей головы, как было уже неоднократно. А все необходимые вопросы, касающиеся этого дела, я задавал уже не ей, а себе…
Что можно спрашивать у женщины, которая ищет твоей любви и защиты? Ничего. Что она может открыть тебе, кроме своего сердца? Ничего. Что ты можешь ждать в награду, если не предашь, не струсишь и победишь? То же самое – ничего…
По крайней мере, в моем миропонимании. Попытайся я поднять эту тему с Ланой, она бы смеялась, ибо для нее все эти аспекты разнообразного «ничего» именовались одним словом – «урок». И если я это до сих пор не понял, не ее проблема и даже уже не моя. Я проблемы решал, она от них избавлялась. А результат…
Ночью был убит один из наших. Свидетелей нет. Тело нашли в старом водогоне, на расстоянии трех километров в степь от нашего лагеря. Дежурные уверяют, что не спали, тем не менее исчезновение члена отряда никак объяснить не могут. Рядом с телом никаких следов, ни человека, ни животного. На самом убитом все цело, и одежда, и ценные вещи (мобильный телефон, золотое кольцо, золотая цепь, кошелек, документы), признаков насильственной смерти не обнаружено. Приехавший казах-участковый, подумав, объявил об акте суицида. Наш боец, как и все отобранные для этой операции, обладал устойчивой психикой. Что могло заставить его тайно покинуть лагерь, уйти на такое расстояние и лечь лицом вниз в водогон, где уровень воды едва достигает метра?! А он лежал там, пока не захлебнулся. Настоятельно прошу обеспечить бригаду постоянной охраной, как милицейской, так и частной. С сегодняшнего дня дежурные получат газовое и электрошоковое оружие. Требуется стандартный контейнер для вывоза тела.
Мне хватило всего двух дней, чтобы ужаснуться, в каком нереальном вакууме лжи мы живем. Я аккуратно прозондировал всех своих знакомых, хоть как-то связанных с определенными кругами и владеющих информацией. Трое отмолчались, четвертый неопределенно махнул рукой и посоветовал не маяться дурью. С другой стороны, он же перезвонил мне пару часов спустя с чужого номера, предложив выпить кофе где-нибудь под вечер на набережной. Место было выбрано довольно людное, тем не менее сам разговор проходил в свойственной людям его круга манере.
– Ты хороший парень. Зря влез в это дело, но перевоспитывать тебя не буду, поздно, засветился уже. Поэтому быстро и коротко – спрашивай. Без названий, мест и имен.
– Там… действительно гибли люди? Спокойный кивок.
Это связано с раскопкой могил… Кивок.
– …и некими тайными знаниями? Полуулыбка. Понятно, значит, никакой особой тайны в этом давно нет.
– Ваш отдел как-то контролирует происходящее?
Кивок.
– Кто заинтересован в раскопках? Также полуулыбка, глаза подняты кверху.
– Ваши могут их остановить? Секундное размышление. Кивок.
– Но не сделают этого, пока не получат четкого приказа?
Еще кивок.
– Ты знаешь Лану? Улыбка стала хищной. Знает.
Ей грозит опасность? Кивок.
– А мне?
Неуверенное передергивание плечами…
– Я могу, если что, на тебя надеяться? Четкое отрицательное мотание головы. Ладно, я особо и не рассчитывал.
– Еще кофе?
– Спасибо, мне пора. Жена заждалась. Как твоя командировка в Сербию?
– Нормально. Обошлось без стрельбы, я успел в Метохию ровно за неделю до отделения Косова.
– Ну слава богу. Будет вечерок, звони, пообщаемся на эту тему. За кофе заплатишь?
– Разумеется.
Он пожал мне руку и ушел быстро, не оборачиваясь, словно ему было абсолютно все равно, что и как будет со мной дальше. Он всегда был такой, еще со времен нашей совместной службы на границе. И еще с тех времен я точно знал, что он так же молча прикроет мою спину, не дожидаясь просьбы и не ожидая благодарности. Хотя бы только поэтому и я не имел никакого права подставлять его, даже на уровне диалога.
