— Я спасен? — спросил он с явным опасением.
— Что ты! У тебя за спиной два преследователя. Один уже натягивает лук, целясь в меня, но я буду быстрей: бух-бах, — и его нет и в помине. Ты пугаешься (отец делает вид, что дрожит от страха), затем удивляешься (отец всплескивает руками) и направляешься к упавшему врагу — к шторе, папка, — отрубаешь ему голову, приносишь ее мне и кладешь к ногам вместе с деревянным мечом.
Отец играл, как завзятый актер, и Блажена не скупилась на похвалы. Сама она, играя, переживала все, как наяву, и отец старался играть так же вдохновенно, как она.
И все же между ними была разница. Блажка, играя, совершенно забывала о реальности. В эти минуты она действительно была Робинзонкой, действительно воевала с дикарями и действительно их боялась. Когда отец постучал в дверь, Блажена в смятении приняла реальность за вымысел, и ее сердце испуганно забилось где-то прямо в горле. Блажена и раньше боялась темноты и всяких чудес, а Мадя этот страх в ней поддерживала. Вот и теперь штора пришла в движение, и Блажена уже представляла, что за ней скрываются дикари.
Но сегодня в игре принимал участие отец, и Блажена, по привычке, наблюдала за ним. Она выросла среди взрослых и с детства привыкла незаметно присматриваться к ним.
И тут она вдруг заметила, что отец лишь делает вид, что участвует в игре, в то время как она полностью живет ею. И это сразу сделало все ее страхи смешными. Страху не место там, где есть хоть толика смеха. Все страхи Блажены внезапно улетучились.
Блаже стало легко как никогда, и ее охватило чувство благодарности к ее освободителю — отцу.
С сегодняшнего дня не только Робинзонка станет хладнокровной и бесстрашной, но и Блажена будет мужественно оставаться дома одна, не боясь темноты, и никогда ее больше не испугают самые невероятные вымыслы Мади.
И, когда отец принес Блаже вместо отрубленной головы людоеда кастрюлю, положив к ее ногам эту добычу, Блажена повисла у него на шее и закричала:
— Папка, ты просто чудо! Скромный титул губернатора тебе уже не подходит. Я делаю тебя мудрым старцем, и с сегодняшнего дня тебя зовут Овокаки!
— Спасибо тебе, милая Робинзонка! Я хочу рассказать тебе, что ожидает нас завтра.
Блажена, охваченная буйным весельем и ликованием, повернулась к отцу.
— Завтра мы поедем за Петриком. Мы так давно его не видели, что я и не помню когда.
— У тебя завтра выходной, папка? — спросила Блажена.
Ей сразу захотелось покинуть свой необитаемый остров.
Правда, ее теперь совершенно не манила дорога в Крч, которая ее тогда так разочаровала.
В Доме младенца, где находился Петрик, конечно, красиво, но что из этого? Петрик совсем крохотный грудной младенец, похожий на личинку в своем конверте, ничего не видит, только спит и спит, и трогать его нельзя — что от него сейчас проку, только зря они ездят! Там им принесут Петрика, словно горошинку в стручке, покажут, и отправляйтесь восвояси!
Но отцу, наверно, очень хочется туда, он почти пропел:
— У меня выходной. Я сделаю себе выходной!
— Послушай, Овокаки, может, нам лучше куда-нибудь поехать за город?
— А что подумает о нас Петр? — возразил отец, невольно вспоминая прошлое посещение и то, как Блажена радовалась ему.
У Блажены вдруг язык сам собой повернулся, и как-то невольно сорвалось:
— Он получает там все, что ему нужно, а думать ему еще нечем!
Отец засмеялся, хотя и не очень радостно. Блажена сразу это почувствовала. Поэтому она «сменила пластинку», заведя другую — с уговорами и просьбами.
Но отцу были хорошо известны все ее «пластинки» — все они были как на ладони.
— Знаешь, папа, сделаем так: я поеду с тобой к Петрику, поеду охотно, даже с радостью, но и ты потом отправишься со мной в совсем маленькое путешествие.
— Ты права! — сказал отец. — У меня теперь два ребенка, и я должен делить себя между ними.
10
Блажена старательно избегала встреч со своими бывшими приятельницами по классу и особенно старалась не попадать на многолюдные, похожие на муравьиные, дорожки, ведущие к гимназии. И все же ее так и тянуло туда какой-то неясной силой.
И так случилось, что против воли она встретила неразлучную пару из своего класса: большую и маленькую Гавлиновых. Обе они не были даже отдаленными родственницами, а просто у них были одинаковые фамилии. Тем не менее они были крепко связаны самой горячей дружбой, в которой большая Гавлинова была покровительницей, а маленькая — ее подопечной. Большая Павла защищала маленькую Юлию от всех напастей, но зато в школе маленькая Гавлинова была духовной матерью большой Гавлиновой. Общеизвестной тайной было то, что маленькая Юлия делает для Павлы все задания, а соседки по парте прекрасно слышали, как она ей подсказывает, хотя делать это было довольно трудно: маленькая сидела перед большой и каждый раз ей приходилось оборачиваться.
Мадя Будилова, в которой не было ни капли доброты, несколько раз уже пыталась поссорить эту неразлучную пару, но ее старания потерпели полный крах. Обе Гавлиновы были настороже и, сталкиваясь с Мадей, становились единым целым и на все попытки Мади в один голос отвечали: «Нет!» И Маде приходилось отступать несолоно хлебавши. Но, и отступая, она готовила им новые козни.
Обе Гавлиновы отплачивали Маде за эти штучки по-своему: следили за ней и предупреждали тех, кому угрожали Мадины козни.
Встретив Блажену на Колоточи, они с радостью остановились, и, пока большая Гавлинова болтала со всеми проходящими мальчишками, маленькая подробно рассказала Блажене обо всех преподавателях четвертого класса: об их слабостях и достоинствах, об их методах и «коньках».
Наконец большая Гавлинова толкнула маленькую в бок, и обе они заговорщически посмотрели друг на друга.
— Да скажи ты ей, Юлинка, — сказала большая.
— Лучше ты, Павла, — скромно предложила маленькая Гавлинова. — Ведь ты это открыла.
Блажена немного удивилась. Ее живая фантазия уже рисовала все напасти, которые могли произойти и как-то оскорбить ее. Она не догадывалась, откуда на нее сможет свалиться эта неизвестная беда, и сразу насторожилась.
— Не знаю, должна ли я тебе говорить, — упиралась Павла. — Будилова, твоя подруга, во всяком случае так ведет себя…
Блажена ничего не ответила. Значит, Мадя! Хорошо! Ну, а что дальше?
— Ну и подруга! — съязвила Юлинка. — Ведет себя хуже недруга. Будь с ней осторожна, Блажена, — все еще скрытничала Павла. — Ну как, сказать ей, Юлинка?
— Ну почему бы нет? На Будилову нам наплевать, а Блажена нас никогда не обижала.
— Наоборот, — сказала Павла, — в прошлом году она мне помогала по сочинению.
Блажена чувствовала себя как на углях. В чем же дело? Скажет ли ей все наконец эта неразлучная парочка? Однако внешне она никак не проявляла своего нетерпения.
— А вдруг Блажена на нас рассердится? — лицемерно произнесла Юлинка.
— Почему рассердится? Ведь она тогда узнает всю правду о Духоне, — приоткрыла свою тайну Павла.
Тайна оказалась неожиданной. Блажена покраснела как рак, и обе Гавлиновы сразу решили, что разоблачили Блажену. Им было это по душе! Теперь они натравят Блажену на Будилову — ведь Будилка это заслужила! И Павла тут же принялась все выкладывать:
— Ты должна знать, Блаженка, Будилка ездит с Духонем на велосипеде!
Блажена яростно дергала травинку.
— Ну и пусть ездит на здоровье! Я уже два раза не ходила кататься.
— Она нахально утверждает, что ты не столько учишься, сколько тебе нравится ездить с Духонем и что ты просто сохнешь по нему.
Блажена чуть не заревела от злости, но сдержалась. Противно — девчонки уже прознали о ее дружбе с Ярославом Духонем, да и сам Духонь, значит, говорит об этом с Мадей. Наверняка говорит! Даже не желая этого — ведь Мадя хитрая, все из него вытянет! И возможно, что они вместе смеются над ней.
Обе Гавлиновы наслаждались замешательством Блажены, и Павла добавила осторожно, словно касаясь раскаленной плиты:
— Впрочем, что тебе до Будиловой, ведь ты все равно не ходишь в школу!
Нет, этого Блажена уже не смогла снести! Она кинулась от них прочь, бросив сквозь зубы «до свидания» и оставив обеих Гавлиновых удивленных, но довольных тем, что они подложили мину под приятельские отношения Блажены и Мади.
Блажена мчалась домой с занозой в сердце — до чего же мир плохо устроен! Она вернулась на свой необитаемый остров, укрылась в крепости под верблюжьим одеялом и принялась нянчить козленка, который всюду за ней бегал, с тех пор как Робинзонка подстрелила его мать в стаде диких коз.
Мир злой и рождает лишь одно зло, и самое лучшее — удалиться от него.
Темнело, и мрачные мысли все больше и больше теснились в голове Блажены, собираясь словно тучи перед бурей. Даже папа ею недоволен, она чувствовала это. Наверно, ему казалось, что она мало любит брата. При их поездках в Крч она видела, как заботливо он расспрашивает там о малыше, с какой нежностью берет на руки конверт, из которого выглядывает маленькое личико, еще сморщенное, но уже переставшее быть красным. Личико, которое кривится, словно от невидимого ветерка, веки поднимаются и опускаются, глаза не видят, беззубый ротик причмокивает — вот и все!
