– Лишний шум нам не нужен, – согласился Черногоров. – Да и детей тревожить не стоит.
И без того настрадались. Правильно сделал, что позвонил! Жди опергруппу, с ней прибудет спецуполномоченный наробраза. Я еще вчера его подробно проинструктировал на случай оперативного расследования. Товарищ он верный, мой личный друг и один из авторитетнейших партийцев губернии. Он примет руководство детдомом. А вы с опергруппой берите Чеботарева, составляйте протоколы и все прочее… Понял приказ?
– Так точно.
– В девять ноль-ноль жду с отчетом. Удачи!
Андрей повесил трубку и обратился к дежурному:
– Выделите нам стол, я должен записать показания вот этого мальчугана. И, будьте любезны, приготовьте чаю.
* * *
Оперативная группа приехала через час. Вместе с тремя чекистами прибыл невысокий человек лет тридцати семи, в кожаной куртке и до блеска начищенных сапогах.
– Извиняюсь, это из-за меня оперативники задержались, – подойдя к Рябинину, сказал он. – Уж отвык, знаете ли, подыматься по тревоге, – спохватившись, человек протянул Андрею руку: – Истомин Валентин Иванович. Уполномочен губнаробразом и ОГПУ принять дела у Чеботарева и начать расследование его деятельности при наличии фактов.
Андрей назвался, пожал ладонь спецуполномоченного и кивнул на Балтику:
– А вот он, факт, – сидит, милицейские булки уписывает.
Истомин обернулся и заметил мальчика, который после записи показаний примостился у самовара дежурного и старательно уничтожал его завтрак.
– Здрасьте, Валентин Ваныч! – сквозь набитый рот крикнул Балтика.
– А-а, знакомая личность, – Истомин подошел к мальчику и поздоровался. – Помню-помню. Выходит, ты помогаешь нам бороться за правду?
Балтика смутился и опустил глаза.
– Ну, да ладно, кушай, – Истомин ласково потрепал его по голове и вернулся к Рябинину. – Нам с Вовкой и раньше встречаться приходилось, – понизив голос, пояснил он. – Папка его в годы гражданской служил в моем подчинении, геройский был балтийский матрос. По отцу и сынишке прозвище дали. Я года три назад работал заведующим детдомом в Колчевске. Там мы с Володей и познакомились. Потом меня одним из заместителей начальника губнаробраза назначили, вот мы с парнем и потеряли друг друга. Говорили мне, что он «в побег» уходил, а теперь, значит, у Чеботарева оказался?
Андрею сразу понравился этот серьезный, но добрый и очень симпатичный человек.
Дождавшись, пока Балтика насытится, Истомин скомандовал подъем.
* * *
Всю ночь Катеньке не спалось. Тревожные мысли не оставляли ее. Девочке представлялось, что Чеботарев раскроет их заговор и непременно погубит товарища Андрея.
Уже далеко за полночь ей почудилось, что за воротами детдома заскрипел тормозами автомобиль и с шумом хлопнули дверцы.
Катенька выскользнула из-под одеяла и подбежала к окну. По освещенной фонарем аллее к парадному крыльцу шли пятеро мужчин. Впереди – Рябинин и подтянутый незнакомец в кожанке.
Сердце девочки бешено забилось: «Неужто получилось?!» Ей захотелось тут же поднять безмятежно спящих подруг и рассказать о победе. «А вдруг не получится? А ну как опять, гад, отвертится?» – остановилась она.
Пол был довольно холодным, Катенька зябко передернула плечами и вернулась в постель. «Досчитаю до ста, согрею ножки и прокрадусь поглядеть, в чем дело», – решила девочка.
* * *
Заведующий Чеботарев жил по соседству с рабочим кабинетом, во втором этаже учебного отделения главного корпуса. Его сладкий сон оборвал настойчивый стук в дверь.
– Кого там бесы принесли? – не открывая глаз, буркнул Родион Донатович и смачно выругался.
Стук не прекращался. «Пожар, что ли? Или Капитоныч с вечера недобрал?» – с досадой подумал Чеботарев и крикнул в сторону двери:
– Не заперто! Да заходи же, чтоб тебя разорвало!
Родион Донатович слышал, как кто-то вошел и, стуча каблуками подкованных сапог по паркету, приблизился к кровати. «Верно, этот новенький историк заявился, – смекнул Чеботарев. – У него я такие бойкие сапожки приметил. И где только достал, нищий учителишка?»
– Поднимайтесь, гражданин Чеботарев! – послышался откуда-то сверху суровый голос.
Родион Донатович обернулся и увидел над собой лицо давнего своего врага, заместителя начальника губнаробраза Истомина. Чеботарев злобно отбросил одеяло и сел на кровати:
– Зачем пугаешь, Валентин Иваныч? Война, что ли, началась?
– Война? – переспросил Истомин. – Пожалуй, нет. Скорее – могила. А уж суд и тюрьма точно.
– Это для кого же? – скривился Чеботарев.
– Для тебя, Родион. Собирайся, чекисты ждут за дверью. Собственно, я зашел лишь в глаза тебе посмотреть да спросить, где спят воспитанники, – нужно после подъема провести общий сбор.
– Н-направо… по коридору… за углом, – растерянно прошептал Чеботарев. – По-подожди-ка, Валентин, объясни, в чем дело!
Он вскочил на ноги и, теряя с головы ночной колпак, схватил Истомина за рукав кожанки. Тот резким движением высвободил руку.
– Тебе самому ясно без слов. Советую, Родион, как коммунист – пока еще коммунисту: вспомни, где твой фронтовой револьвер, – бросил он и вышел из комнаты.
* * *
Катенька упорно вела свой счет и прислушивалась к далекому шуму в коридоре. «Сто! Все, пора!»
Девочка выскочила из спальни и побежала в сторону учебного отделения.
Вдруг из-за угла прямо навстречу ей показался тот самый незнакомец в кожанке. Катенька попыталась остановиться, но босые ноги заскользили по гладкому полу, она споткнулась и повалилась на бок. Неприступная кожанка приближалась, звонко стучали по каменным плитам блестящие сапоги. Девочка отползла к стене и сжалась в комок. Незнакомец уже был рядом.
– Не бойся, малышка, – проговорил человек и чуточку улыбнулся. – Скажи, где стол дежурного учителя?
– Дальше, по коридору, – прошептала Катенька. – Там… в вестибюле.
Она набралась смелости и спросила:
– А вы, дядечка, кто будете?
– Новый дежурный, – лукаво подмигнул ей незнакомец. – Вот как позвоню к подъему, так обо всем и узнаете. А сейчас – ступай спать.
Он кивнул Катеньке и зашагал дальше.
Глава Х
Каждому посетителю губернского краеведческого музея предлагали непременно посетить «Зал истории революционного студенчества». Среди множества экспозиций в глаза бросалась та, что была посвящена манифестации против расстрела рабочих Ленских приисков в 1912 году. Тогда трое зачинщиков массового антиправительственного выступления получили небольшие сроки заключения, а двадцать пять особо активных студентов отделались ссылкой.
В числе последних был и девятнадцатилетний студент юридического факультета Володя Изряднов. Строго говоря, молодой человек не являлся убежденным революционером. Однако ему, честолюбивому разночинцу, не нравились консервативные самодержавные порядки. Во время памятной манифестации Володя нес алое полотнище, затем отчаянно дрался с жандармами, что в итоге и закончилось исключением из университета и ссылкой в Вятку.
Размеренная жизнь в отдаленной провинции дала Изряднову возможность задуматься над своей дальнейшей судьбой. Спустя год он вернулся из ссылки, искренне раскаявшись в содеянном, с яростным желанием трудиться во благо Российской империи. Володя поступил служить секретарем к молодому, но уже известному в губернии адвокату Анатолию Боброву. Последний успел прославиться оправдательным вердиктом по делу крестьян села Тропарево, обвиненных в поджоге помещичьего амбара, и мирным разрешением конфликта рабочих кожевенной фабрики с администрацией. Получив признание всей демократической общественности губернии, Бобров обратил свой взор к делам менее социально значимым, но более прибыльным. Он защищал проворовавшихся подрядчиков, набедокуривших сынков богатых купцов, крупных мошенников. Блестяще выигранный процесс по делу баронессы фон Штоффен, застрелившей в истеричном припадке собственного мужа, открыл адвокату двери домов местной аристократии.
Изряднов трудился в конторе Боброва и готовился к сдаче экстерном экзаменов за юридический факультет. Мировая война помешала планам Володи – осенью 1914-го его мобилизовали. На передовую он, к великому своему счастью, не попал, а получил должность при штабе дивизии. Скучная служба среди бумаг и распоряжений Изряднову нравилась, он даже подумывал навсегда связать жизнь с армией, однако известные события Октября 1917-го поставили на его военной карьере внушительный крест. Вернувшись домой, он нашел многих своих товарищей по памятной манифестации 1912 года высокими чиновниками на службе у новой власти. Старые соратники вспомнили немаловажную роль, которую сыграл Изряднов в революционном движении студенчества, и предложили ему как человеку «юридически подкованному» членство в коллегии губернского революционного трибунала. Володя согласился, и кроме того, был немедленно принят в партию большевиков, причем стаж ему засчитали с того самого, знаменательного 1912 года.
