Сын Прыгуна никогда не считал себя слабым, но в этот миг осознал свое бессилие перед мощью неведомого зверя. Он давил ножом в тело огнезмея столь сильно и так долго, что даже пот, что было невероятно, выступил на его лбу и висках, затекал по шее на спину.
Между тем на Грязной тропе все было кончено. Змей резким движением перекусил последнего сопротивлявшегося холкуна и отшвырнул его себе за спину. Только сейчас он почувствовал уколы в спину и повернулся.
Чернолесье оглушил дикий рев. Огнезмей почувствовал свою несостоявшуюся добычу.
Людомар со всех ног помчался прочь. Слезы наворачивались на глазах от бессилия. Хотелось выть и кричать. Кричать и плакать. Листья били охотника по лицу. Они словно прощались с ним навсегда, похлопывая на прощание. Сердце ныло и дрожало, оно пело о том, что без леса нет жизни людомару; о том, что всюду в ином месте он чужой.
Неожиданно вся сумятица в голове разом оборвалась. Людомар пробежал еще несколько шагов и остановился в недоумении. Он не знал, что заставило его сделать это. Прислушавшись, он различил густой хор звуков, состоявший из хрипа во множестве переламываемых ветвей, которому подпевал скрип стволов деревьев, гнувшихся под тяжестью огнезмея. Звук удалялся. Оказалось, что огнезмей двигается только с водой и не уходит далеко от нее.
Людомар стал принюхиваться. Не прошло и минуты, как он догадался, что заставило его остановиться. Он почуял запах крови, людомарской крови. Услышать запах высокого охотника в лесу всегда было удивительно, а расслышать его кровь и вовсе невероятно.
Сын Прыгуна, словно ищейка пошел по следу и в нескольких полетах стрелы от места начала своего поиска увидел клок седых волос, торчавших словно бы из-под земли.
Это был Светлый. Он лежал без сознания. На боку его сияла большая рваная рана.
***
Крона дерева мерно колыхалась, рассеивая своими ветвями теплые ручейки предзакатного воздуха. Он, казалось, был насквозь пропитан ароматами цветущего Чернолесья и прогрет лучами весеннего солнца. Густой, терпкий аромат невидимыми клубами поднимался над лесом и медленно плыл то в одну, то в другую сторону, полностью подчиненный капризам ветра.
Ветры долетали в Чернолесье с двух сторон: холодные ветры приходили из Доувенского Загорья – из владений Хладного короля, владетеля тьмы, холода и льда – Холведа, теплые – со стороны Великих вод, из владений Моребога. Подобно коннице белесые струи воздуха неслись по склонам Доувенских гор, набирая скорость, а после и вовсе срывались в бешеный галоп, стискиваемые скальными ущельями, и, оказавшись на равнине Чернолесья, с гиком и гаком хладное войско устремлялось на равнину, предавая ее морозному опустошению. Ветер Великих вод был любим обитателями Великолесья больше, потому что вместе с ним приходила весна, становилось тепло и даже Редколесье наполнялось множеством дичи.
Иисеп, как и всякий коренной обитатель Чернолесья, предпочитал движению бездействие. Его обоняние доносило ему все вести, какие он смог бы получить, кружа по округе. Это прелестное качество прирожденного охотника, экономившее много сил, использовалось даже во время сна. Иисеп дремал, расположившись, частью в гамаке хозяина, частью на ветке. Его удивительно устроенное тело могло замирать в любой позе, словно бы сделанное из пластилина. Вот и сейчас, погружаясь в сон, иисеп провисал животом вниз.
Его уши привычно прослушивали пространство, а нос его пронюхивал. Надбровные валики зверя преспокойно расползлись в разные стороны от переносицы.
Солнце садилось за горизонтом зеленого лиственного моря. Облака, окрашенные во все оттенки красного, подобно утятам, неуклюже, еле поспевая, неслись вслед за ним, лениво передвигая смешными хвостиками.
Густо перемешанный компот из запахов вливался в нос иисепа. Вдруг его права бровь дрогнула и ожила. Зверь уснул, но эта бровь, словно шаловливый ребенок, дождавшийся, когда родители оставят его одного, вскочила и стала расхаживать взад и вперед. Наконец, она замерла у переносицы и, по всей видимости, окликнула подругу.
Вторая бровь также дернулась и тут же рванула к переносице. Обе о чем-то пошептались. Их нервозность передалась ушам. Уши больше не помахивали сами собой в разные стороны, они насторожились и оба повернулись в противоположную от солнца сторону.
Иисеп подпрыгнул и принял стойку, сам до конца не осознавая, что с ним делают его инстинкты. Полу открыв сморенные дремой глаза, он непонимающим взглядом глядел поверх крон.
Но вот и глаза зверя широко открылись. Он резко выбросил челюсть далеко вперед и спрыгнул в листву.
***
Иисеп мчался что было духу. Его дыхание, с хрипом вырывавшееся из груди, выдавало возраст. Да, иисеп был уже не молод, однако он был в неплохой форме.
Ветви, листва, стволы деревьев и лианы мелькали под его лапами. Он словно не бежал по верхотуре, а шел по тропе, настолько уверенно и ловко перепрыгивал с ветки на ветку.
Теперь его слух уже отчетливо различал тяжелое дыхание двоих и угрожающие рыки большого количества невидимых ему животных.
Еще несколько прыжков и он очутился в невероятном клубке, состоявшем из переплетенных лиан, втащенных наверх кустов и поломанных веток. Это было лежбище древоедной змеи, только невообразимых размеров, ибо этого лежбища хватило на то, чтобы на нем уместились сразу пятеро довольно крупных хищников.
Двумя из них были Сын Прыгуна и Светлый. Последний полулежал, с трудом опираясь на людомарскую пику и прикрывал ею, а также щитом спину Сына Прыгуна, отражавшего атаки гигантских сурн, высунувших из-за веток сразу четыре морды.
Людомар выглядел чрезвычайно уставшим. Его одежда была изорвана, выпачкана в грязи и в крови. Он вонял так, как не воняет даже тысяча людомаров.
Не останавливая бег ни на мгновение, иисеп без страха врубился в толпу сурн. Несмотря на то, что это были аномально большие сурны, иисеп тут же сбил двух из них с ветки, а третью ухватил за ногу и резким движением перевернул на спину.
Пятая и шестая сурны, прилипшие к стволу дерева, с диким визгом бросились на неожиданного визитера. Иисеп просел под их налетом и едва не сорвался с ветки, однако его хозяин быстро оценил ситуацию и тут же атаковал замешкавшихся хищников. Одна из сурн полетела вниз с распоротым боком, а вторая ощерилась небольшими кожными иглами и бросилась в сторону, заметив прыжок людомара. Противостояние продолжалось недолго: людомар отвлек внимание зверя рукой, но удар нанес ногой. Животное потеряло равновесие и повисло на передних лапах. Они разжались, едва кинжал вонзился в горло сурны.
Еще прыжок и Сын Прыгуна очутился под иисепом, который челюстью душил одну сурну, вторую подмял лапой, а третьей терпеливо позволял рвать свою шкуру.
Удар кинжала и три сурны свалились замертво.
– Отпусти ее, она подохла, – улыбнулся измученно людомар, поглаживая иисепа. Тот недоверчиво смотрел себе под нос на безвольно обвисшую противницу.
– Людомар, – тихо позвал Светлый, – приди ко мне.
***
– Многоликий разгневался на нас.
– За что?
– То неизвестно. Но кара это есть. Таких тварей отродясь леса не порождали, как не возможно муравью породить омкана. Все соразмерно, все… Когда песчинка рождает бурю, когда капля разрождается наводнением – нет в этом причины, но лишь воля богов.
– Почему он ополчился на нас?
– Я не знаю. Но у нас теперь с ним нет мира. У нас война. А потому все вокруг нас будет меняться. Оно уже начало… далее будет только сильнее, страшнее…
– Ты хочешь воевать с богами. С Владыкой из Синих Равнин и с Зверобогом Великолесья?
– Слышишь ли ты меня? – Светлый поморщился от боли. – Зверобог и Владыка оставили Чернолесье. Многоликий поставил нам других богов. Они победили наших богов.
– Мы не сможем драться с богами, – людомар смотрел на старика как на умалишенного. – Мы можем уйти. Мы должны уйти вслед за нашими богами, людомар.
– Кхе-кхе-кхе! – то ли закашлялся, то ли засмеялся Светлый. – Про то я говорил тебе еще на Грязной тропе. Нам некуда идти, Сын Прыгуна. Дремсы могут затеряться в смердящих ямах, но мы всегда будем иными среди олюдей. Мы подобны пасмасам, только стоим с другой стороны, – Светлый склонил голову и натужно улыбнулся.
– Не тревожь себя разговором, – подошла к ним людомара. Она держала в руках разрезанный вдоль стебель. Приложив его к ране, она стала дуть на легкий дымок, который пошел от плоти старого людомара. – Ты еще не скоро сможешь идти. Можно, – кивнула она Сыну Прыгуна. Тот стал вытаскивать из одной из коробочек муравьев размером с мизинец, будить их от дремы и прикладывать их головы к ране старика. Челюсти маленьких хищников тут же сжимались, придавливая края раны друг к другу.
– Ох, – протянул Светлый.
– Не помогло? – удивился людомар. Он вытащил из второй коробочки нескольких крупных насекомых похожих на клещей. Поднеся их к краям раны, людомар дал им возможность впиться своими хоботками в тело старика.
