— Закрыто, пошел нах, — прокричал ему начальник поезда не оборачиваясь.
Я отбрыкивался, как мог, даже пару раз пнул Шельму ногой, но удушение сзади давало о себе знать. Я не мог дышать и ослабевал. Им удалось схватить меня и подтащить к открытой двери, несущегося поезда.
Я видел, как мелькали внизу шпалы и крупный железнодорожный щебень. Шансы выжить при падении не велики. Думаю, чуть выше нуля. Человек на такой скорости весь переломался бы и остался инвалидом.
Я хватался руками за поручни, но Шельма бил меня ногами в грудь, а начальник поезда расцеплял мне пальцы.
Помощи ждать было не откуда. Шельма сделал большой шаг назад уперся двумя руками в стены тамбура и вложился в прямой удар ногой всеми силами, желая покончить со мной. В его глазах было столько демонической ярости и ненависти, что ею можно было бы отравить всё человечество.
Моя реакция была мгновенна. Тело само разжало пальцы. Я отпустил один поручень, отклонилось влево так, что прижался лопатками к вагону, пропуская ногу проваливающегося в пустоту Шельмы мимо себя.
И он полетел. Туда, куда собирался отправить меня секунду назад. За борт.
Падая, он орал несколько мгновений, пока не остался далеко где-то позади. «Это тебе за Тёмку, мразь!», — пронеслось у меня в голове.
Начальник поезда не унимался. Казалось — он обезумел. Я держался за поручень одной рукой. Даже при желании я не сумел бы быстро разжать хватку — пальцы свело судорогой.
Он целился и пытался бить ногой мне по фалангам, но каким то чудом трижды промахнулся. Каблук его ботинка бил в поручень в миллиметре от моих пальцев.
Я смог переместить свой вес на другую сторону и мощно ударил его коленом в бедро. Начальник поезда взвыл.
Дверь из ресторана распахнулась в тамбур влетел цыган и официант принесший запасной ключ от двери.
Начальник поезда тут же, как хамелеон, сменил максу. Он смотрел себе под ноги и обращаясь в пустоту произнес.
— Не смогли. Ничего не смогли поделать. Ушел гад.
Я был шокирован его словами. Только, что из вагона выпал, и скорее всего разбился на смерть его брат. Я не ожидал такого цинизма. Из его слов можно было сделать вывод, что не они с братом пытались выкинуть меня, а я с начальником поезда пытались задержать Шельму.
Цыган хмурился он внимательно смотрел на начальника поезда.
— Ром, как ты?
Я не сразу понял, что он обращается ко мне. Видимо на цыганском это означало что-то вроде «парень, как себя чувствуешь». Я все еще не отошел от того что было. Адреналин все ещё захлестывал мой организм. Я просто закивал ему в знак, того, что чувствую более менее нормально.
— Ром, у тебя кровь, — он ткнул пальцем указывая
на мои раны от кастета.
* * *
— Да, я вам битый час объясняю, что суматоха была! Мог случайно и парня задеть. Русским языком объясняю! Я его не душил, а оттаскивал от открытой двери, что бы тот преступник не столкнул мальчишку.
Начальник поезда сидел в своем купе и на повышенных тонах объяснялся с дежурным из транспортной милиции.
— Я вы уже в протоколе все записали. А цыган ваш — черт косматый. А мальчишка со страху всё перепутал. Ему вон как рожу расквасило. Думаешь, такой удар бесследно проходит?
Я стоял в тамбуре с цыганом и все это слушал. По словам начальника поезда он спасал меня.
— Я уже говорил вам — двери запер, потому что тот, бузить начал, а у меня шестьсот человек в поезде! Вы что ли бы отвечали если что-то случилось бы. Еще чуть чуть и скрутил бы я его.
Его спрашивали почему он сразу не остановил поезд, когда увидел, что человек выпал.
— Не выпал, а выпрыгнул. Стоп-кран? Ты видел у пацана морду? Мне что нужно было делать? Спасать его и кровь останавливать? Или дергать стоп-кран, когда поезд уже с три километра поехал, прыгать за преступником и бежать его искать? Это ваша работа! Я ее за вас выполнять не собираюсь. Расслабились вы, вот ворье по поездам, и шариться.
Чуть помолчав, он добавил:
— Ну судите меня теперь, за что что первую медицинскую помощь оказывал, а не бегал по полям за вашими уголовниками
Я поражался его изворотливости. Никакую помощь он мне не оказывал. Одна из проводниц обработала мне раны йодом, а фельдшер, пожилая женщина, прибывшая с нарядом милиции к перрону наложила мне швы.
Она сделала это в двух местах на голове затылке, но предложила не трогать скулу, чтобы не осталось шрама. Настоятельно рекомендовала в Москве сходить в судмедэкспертизу. Все это время за мной присматривал один из сотрудников милиции.
Потом, когда фельдшер закончила со мной, вежливо попросил описать ситуацию. К нему присоединился второй. Все это время я находился в купе проводников седьмого вагона.
Я рассказал ментам всё, что знал об субъекте, начиная с пляжных краж. Подробно описал день и драку, они несколько раз переспрашивали, как всё происходило в тамбуре. Все подробно записали, занесли в протокол, я даже не ожидал подобной дисциплины и въедливости от транспортной милиции. Потом опросили цыгана.
Цыган не видел сам момент, когда Шельма выпал, но, фактически, подтвердил все мои показания ментам. Цыган справедливо считал, что начальник поезда запер двери, чтобы ему с Шельмой никто не мог помешать выкинуть меня Они смотрели на него с недоверием, так же как и он на них. Но тем не менее тоже зафиксировали всё, как полагается.
Менты поспрашивали меня насчет мотивов начальника и я посоветовал им проверить его родственные связи. Я не стал указывать, на то, что считаю их братьями. Но дал понять, что между ними может быть родственная связь.
Менты допросили начальника поезда, попрощались и ушли вместе с фельдшером.
Поезд стоял на станции уже лишних два часа и народ в вагонах возмущался, суетился, ходил туду и обратно интересуясь, когда же наконец отправиться состав.
Проводница устала от этих расспросов и после очередного нервного пассажира призналась нам с цыганом, что это не первый случай на маршруте, когда людей выбрасывают из поезда. Уже полгода раз или два раза в месяц обходчики находят выброшенных людей. Кроме одного, потерявшего память, никто не выжил.
Происходит это на всем пути следования.
Милиция ищет, но пока не может найти зацепок.
— А билеты? Документы?
— По билетам все доезжают, никаких заявлений о том, что потерялись или пропали люди в милицию не поступало. Вот мы и сами уже боимся. Мне домашние говорят, меняй работу.
— Милиционеры сказали, что скоро их поймают, думаю, так и будет — я постарался успокоить женщину.
— Дай-то, Бог.
Поезд тронулся. Мы с цыганом пошли обратно к себе в вагон. Проходя мимо закрытого купе начальника поезда, я знал, что он внутри. Мы с цыганом переглянулись. Я потянулся к ручке-рычагу, но он перехватил мою руку.
— Не надо, ром. Радуйся, что, жив, ром. Пойдем.
— Почему ты решил пойти за мной?
Он пожал плечами.
— Жена сказала, что хороший ром встретит плохого попутчика.
— С каких это пор цыган жену слушает?, — удивился я. Я знал, что мужчины у цыган больше всего на свете боялись прослыть подкаблучниками.
— Умный цыган с головой всегда хорошую жену слушает, но поступает по-своему.
— Я сначала подумал, что ты с Шельмой заодно. Подельники. Теперь вижу что это не так. Извини.
Цыган не понял за что я извинялся.
— Умный цыган с головой свою семью на дело не возьмет, не подставит.
— Твоя жена и дети переживают за тебя, наверное?
Мы дошли до нашего вагона. Близилась полночь и многие пассажиры уже спали, укрытыми простынями. В том числе дед из нашего отсека и бабка с бокового места.
Цыганки сидели на местах, продолжали тихо болтать между собой и не обращали на нас с цыганом никакого внимания.
— Нет. Не переживала. Жена сказала, что хороший ром победит плохого попутчика.
— Что же ты тогда пошел за мной, если все заранее предопределено?
Он ответил с невозмутимым видом.
— Жена иногда ошибается.
