Кли открыл глаза, встал, надел пиджак и направился к двери.
На полпути он остановился и вновь взглянул на портрет Капы. Из всех фотографий, на которых тот был либо в военной форме, либо в гражданской одежде, эта была его любимой. На ней были запечатлены Капа и Дэвид Сеймур в зеленом парижском сквере в начале пятидесятых. Друзья сидели на железных садовых стульях, на Капе был плащ, к губе прилипла сигарета. В глазах его стоял вопрос, и казалось, он слегка улыбается. Одна рука Капы покоилась на колене. Кли всегда поражала эта рука с длинными, чувствительными пальцами, они, казалось, умели делать все на свете. На этом снимке Капа был невероятно хорош: сильные мужские черты лица, густые черные волосы и брови, сверкающие темные глаза, чувственные губы создавали образ красавца-мужчины.
Капа был известен неотразимым обаянием и веселым нравом, равно как хорошими книгами, так что Кли прекрасно понимал, почему Ингрид Бергман и многие другие женщины сходили по нему с ума.
Что бы Кли ни читал о Капе, везде говорилось о его мужестве и смелости, чувстве сострадания и человечности. Когда-то английский журнал «Пикчер пост», ныне не существующий, опубликовал фотографию Капы с подписью «Величайший военный фотокорреспондент мира». Таким он и был. За что в конце концов поплатился жизнью.
Капа погиб 25 мая 1954 года, подорвавшись на противопехотной мине, установленной вьетнамскими повстанцами на небольшом поросшем травой склоне над плотиной, в пяти километрах от местечка Донкитон, во время французской войны в Индокитае. Ему было сорок восемь. «Всего-навсего на два года больше, чем мне теперь», — подумал Кли, вдруг вспомнив о том, что и он смертен, и о том, как на самом деле хрупка жизнь.
В 1955 году журнал «Лайф» и Американский международный пресс-клуб учредили приз имени Роберта Капы «за лучший заграничный фоторепортаж, потребовавший особого мужества и находчивости».
Кли завоевал этот приз за освещение войны в Ливане. Он был его самой большой драгоценностью. Приз в футляре с голубой бархатной подушечкой лежал на полке рядом с фотографией самого Капы, немного в стороне от других международных наград, полученных Кли за творческие успехи.
Подняв крышку, Кли некоторое время смотрел на приз, вновь и вновь задавая себе вопрос, почему он так сроднился с незнакомым человеком, но которого ему не хватало, как самого близкого друга. Эта мысль занимала его много лет, но так или иначе Капа, давно покойный, был единственным, кто так сильно повлиял на его жизнь.
В коридоре послышался голос Жан-Клода. Кли отвлекся от своих мыслей и вышел посмотреть, что случилось.
— Эй, ребята, что это вы тут? — спросил он, подходя к возбужденно говорившему Жан-Клоду и Мишелю Беллону, их партнеру по агентству и фотографу с незаурядным талантом и сильным характером.
— Пустяки. — Мишель подмигнул Кли.
— Он прав, ничего серьезного, в самом деле ничего, — ухмыльнулся Жан-Клод. — Мы обсуждаем достоинства разных ресторанов, пытаясь решить, где заказать ужин для Стива, — объяснил он, упомянув еще одного коллегу из «Имиджа».
— Тогда давайте перейдем к прениям, — сказал Кли. — Быть может, мой голос окажется решающим.
9
Когда Кли наконец покинул «Имидж», находившийся на улице Берри, уже смеркалось, краски на небе сгустились, но до темноты было еще далеко.
Прежде чем направиться к Елисейским полям, он поднял голову и взглянул на небосвод. Сегодня вечером он был темно-синим, цвета павлиньего глаза и мягко светился, будто подсвеченный с обратной стороны.
Волшебные часы, сказал себе Кли, используя выражение киношников, которое как нельзя лучше подходило для этого времени суток, обожаемого кинорежиссерами и операторами за то, что оно чудесно выглядело на пленке.
Дойдя до Елисейских полей, Кли остановился и взглянул вдоль длинного, широкого бульвара на Триумфальную арку. Трехцветный французский флаг в ее проеме был искусно освещен прожекторами. Под аркой гулял ветерок, и флаг выглядел торжественно. Кли подумал, что Триумфальная арка — самое впечатляющее и замечательное зрелище из тех, что ему доводилось видеть, но, по правде говоря, весь Париж был просто великолепен. Накануне 200-летнего юбилея, который отмечался в этом году, множество старинных зданий было приведено в порядок.
Кли повернул направо и пошел по Елисейским полям, получая от прогулки истинное удовольствие после долгого дня, проведенного в конторе. Обычно он чувствовал себя не в своей тарелке в перерывах между заданиями. Однако, невзирая на это, как бы там ни было, ему нравилось гулять по Парижу больше, чем где бы то ни было.
Это был его город. Впервые он оказался здесь восемнадцатилетним и влюбился в него. С первого взгляда. Он мечтал приехать в Париж из-за Капы, много лет прожившего в столице Франции, где в 1947 году он основал «Магнум», вместе с Дэвидом Сеймуром и Анри Картье-Брессоном. Капа был его кумиром с пятнадцати лет, когда Кли еще жил в Нью-Йорке. Тогда, в 1965 году, он прочел статью о покойном фотокорреспонденте в каком-то фотожурнале и после этого стал разыскивать все, что когда-либо было написано о нем.
Кли начал фотографировать, когда ему было девять, пользуясь дешевеньким аппаратом, подаренным родителями ко дню рождения. Хотя он был еще ребенком, снимки у него выходили настолько самобытные, что все поражались его дарованию. И отец, и мать, и сестры — Джоан и Келли — стали его добровольными жертвами, разрешив снимать себя круглые сутки, они выполняли все его мыслимые просьбы, а также позировали на семейных торжествах.
Одаренный от природы, тонкий, умный, обладающий верным глазом, Кли был самоучкой. Фотография стала его страстью, его жизнью с юности — и на все последующие годы.
В 1968-м Кли открыл для себя Париж и был очарован им. Летом того же года, решив, что когда-нибудь поселится там навсегда, он вернулся в Нью-Йорк, чтобы стать великим фотографом. Он хотел стать вторым Робертом Капой, если это вообще в человеческих силах.
Кли, до этого работавший в проявочной фотографа-портретиста на Манхэттене, остался там еще на год, затем через знакомых отца получил место младшего фотографа в «Нью-Йорк пост». Скоро он приобрел известность в газете и дальше действовал уже без оглядки.
Одновременно он поступил в вечернюю школу, чтобы учить там несколько раз в неделю французский, так как язык ему был совершенно необходим, чтобы мечта его жизни — переселиться в Париж — осуществилась. К двадцати одному году он уже бегло говорил по-французски. Кроме того, он оказался гораздо более искусным специалистом, чем некоторые ветераны индустрии новостей.
В 1971 году последовало приглашение на работу в «Нью-Йорк таймс» в качестве штатного сотрудника, но когда ему исполнилось двадцать три года, Кли бросил газету, ушел на вольные хлеба и стал мотаться по Европе, работая внештатником американских и английских журналов.
Обосновался он, естественно, в Париже, а два года спустя, в двадцать пять лет, открыл собственное фотоагентство «Имидж». Француз Мишель Беллон и американец итальянского происхождения Стив Карвелли вошли в долю. Меньше чем через год к ним присоединился лондонец Питер Нейлор на правах четвертого и последнего фотографа-учредителя.
«Имиджу» с самого начала сопутствовал успех, заказы сыпались со всего мира, принося высокие гонорары его ведущим специалистам, завоевавшим вскоре немало призов. Четырнадцать лет спустя агентство по-прежнему состояло из четырех партнеров и немногих штатных фотографов, не считая нескольких лаборантов и секретарш. Оно стало одним из самых престижных в мире.
Кли прекрасно знал: что его родные очень расстроились оттого, что он стал эмигрантом и поселился в Париже. Он тоже беспокоился из-за этого, но жизнь свою менять не собирался. Он имеет право жить, как считает нужным. Первые годы родители и сестры частенько навещали его, а сам Кли, когда бывал в Нью-Йорке, проводил с ними все свободное время. Он и теперь поступал так, оказываясь на родине.
Хотя он и ослушался отца и не стал поступать в колледж, вместо этого окунувшись с головой в мир профессиональной фотографии, они остались настоящими друзьями. Ирландец во втором поколении, обладающий недюжинным умом, острый на язык и прекрасно владеющий словом, его отец, Эдвард Донован, был знаменитым и преуспевающим адвокатом в Манхэттене, весьма уважаемым знатоком уголовного права. Он скоропостижно скончался от сердечного приступа в 1981-м, и Кли, так же как и его мать и сестры, остро ощутили эту потерю. Тед Донован был прекрасным семьянином, преданным мужем и любящим отцом.
К огромному облегчению Кли, мать сумела справиться с горем и держалась молодцом, — во многом, думалось ему, благодаря детишкам его сестер. Джоан и Келли были замужем и вдвоем произвели на свет трех дочек и сына. Внуки стали для Марты Донован всем, и она, похоже, теперь была в ладах сама с собой.
