Ферма Кли находился в департаменте Прованса под названием Буш-дю-Рон, расположенном между университетским городком Экс-ан-Прованс и Сен-Реми. Она стояла на окраине крохотной деревеньки, вблизи буйно зеленеющих предгорий Люберона, одного из горных хребтов Прованса.
Дом оказался гораздо больше, чем думала Ники, приземистый, но не лишенный изящества и, несомненно, очень старый. Он выглядел просто великолепно под лучами полуденного солнца, обливавшего медовым светом красную черепичную крышу и бледные стены. Его было прекрасно видно с самого начала длинной широкой аллеи, обсаженной кипарисами и ведшей прямо к белой входной двери.
Остановив машину, Этьен воскликнул: «Приехали», — и торжественным взмахом руки указал на дом. Потом он обернулся и улыбнулся так, как будто само их прибытие было бог весть каким достижением.
Экономка Кли Амелия и ее муж Гийом поджидали на пороге, радостно улыбаясь.
Гийом проворно отнес багаж в дом, в чем ему помог Этьен, которого Гийому не пришлось дважды приглашать заглянуть на кухню отведать анисовки.
Амелия, светясь улыбкой, провела Ники в дом и настояла на том, чтобы та сначала осмотрела его, прежде чем подняться к себе в комнаты.
Экскурсия началась с кухни, по-видимому, любимого места Амелии, которым она очень гордилась. Кухня была огромна и выкрашена белой краской. Потолок поддерживали потемневшие деревянные балки, а пол был выложен терракотовой плиткой. Внушительного вида камин занимал целую стену; сбоку располагалась плита, а под тремя окнами стояли покрытые мрамором разделочные столы с плетеными корзинами, ломящимися от даров местной земли. В одной были фрукты: яблоки, апельсины, груши, сливы, персики, абрикосы, вишни и виноград; в другой громоздились овощи: морковь, капуста, картофель, фасоль, артишоки и горох. С потолочной балки свешивались связки луковых и чесночных головок и пучки трав, а воздух был напоен запахами душицы, розмарина и тимьяна.
Круглый стол в центре кухни был покрыт красно-белой хлопчатобумажной скатертью в цвет аккуратно подвязанным в разные стороны занавесочкам на окнах. На дальней стене расположился древний пекарский стеллаж из кованого железа, отделанный бронзой. Он был забит всевозможными медными котлами и котелочками, сковородами и сковородочками, сиявшими и переливающимися на солнце, а встроенные полки на противоположной стене заполонили разноцветные произведения гончарного мастерства: блюда, тарелки, супницы, огромные чаши цвета беж и соусницы.
Сразу за кухней открывалась столовая, и казалось, что обе комнаты словно перетекают одна в другую — такое впечатление порождалось тем, что и там и здесь был тот же самый пол из терракотовой плитки, те же белые стены и те же деревянные балки под потолком. В столовой возвышался огромный старинный камин, выложенный местным кремового цвета камнем и заполненный дровами на зиму. Из окон во всех концах комнаты лился яркий свет. Сельский дух привносили также длинный дубовый стол, стулья с высокими спинками и резной буфет. Над столом висела огромная люстра из черного железа, а по центру стола вереницей тянулись подсвечники с толстыми белыми свечами. Цветы в вазах на столе и буфете оживляли простую обстановку.
Нигде не задерживаясь, Амелия провела Ники в большую залу и открыла дверь в малую гостиную на первом этаже. Полированный каменный пол цвета сливок тускло мерцал, стены были выкрашены в тон сливочного масла; две софы, стоявшие друг напротив друга у камина, покрывали нежно-желтые полотняные чехлы. Повсюду расположились деревянные столики, а две глиняные лампы под кремовыми абажурами разместились на старинных комодах по обе стороны дымохода. На столе у окна лежали свежие номера журналов со всего мира. «Лайф» и «Пари матч» были представлены лучше всего, так же как «Тайм» и «Ньюсуик».
— А теперь наверх, — сказала Амелия и, круто развернувшись, повела Ники обратно в залу. Ники послушно последовала за ней по белой каменной лестнице, широкой, полукруглой, оканчивавшейся квадратной площадкой. С одной стороны располагалась главная гостиная, а с другой библиотека. Обе были выкрашены в белый цвет, в обеих — высокие камины, светлые деревянные полы и марокканские коврики.
Обстановку гостиной составляла мебель в провансальском стиле, диваны и стулья были обиты тканью цвета сливок, кофе с молоком и жженого сахара. Обилие ярких цветов давали изумительное ощущение света, простора и покоя.
Библиотека, вся заполненная книгами, была обставлена тугими диванами, под полотняными чехлами цвета дыни. В одном углу Кли соорудил аудио-музыкальный центр, используя самое современное оборудование: телевизор с огромным экраном, видеоплейер, кассетный магнитофон и проигрыватель для компакт-дисков. Стереоколонки стояли на книжных полках.
— Это комната мсье Кли, он любит ее больше других, как мне кажется, — сообщила ей Амелия, радостно кивнув в подтверждение своих слов. Затем, воздев указательный палец к потолку, она объявила: — Еще один пролет, мадемуазель, вперед! За мной!
Они поднялись на просторную лестничную площадку, а оттуда, по каменной лесенке поменьше, — на следующий этаж, где находились спальни.
Ники были отведены покои под самой крышей: ванная, спальня и гостиная — прекрасно отделанные; как и везде в доме, тут преобладали белый, кремовый и желтый цвета. По стенам гостиной стояла кое-какая мебель, а спальню украшали старинный платяной шкаф и комод. Даже при беглом осмотре было видно, с какой тщательностью хозяин предусмотрел все мыслимые и немыслимые удобства.
— Пойду принесу ваши вещи, — сказала Амелия, распахивая платяной шкаф и выдвигая ящики комода. — Мсье Кли рассердится, если я не позабочусь о вас как следует.
— Огромное спасибо, Амелия, — улыбнулась Ники. — У меня есть все; что нужно. Честно, есть. И благодарю вас за великолепную экскурсию.
— Ну что вы, мадемуазель, мне это в радость, — улыбнулась Амелия и удалилась вниз по лестнице.
Этот разговор произошел всего четыре дня назад, а Ники уже чувствовала себя отдохнувшей. Сельский дом и окружающая природа возымели волшебное действие — давно уже она не ощущала такого покоя. Спала она крепко, как никогда, нервы ее успокоились.
Дни текли медленно, лениво, без суеты, Ники гуляла в окрестных лесах или плавала в бассейне. Свежий воздух, движение и поварское искусство Амелии возвращали ей силы. Вечерами Ники читала, слушала музыку или смотрела французское телевидение в библиотеке. Кроме того, будучи не в состоянии и дня прожить без новостей, она включала международные новости Си-эн-эн.
По словам Гийома, Кли недавно подключился к кабельному телевидению, чтобы принимать этот американский телевизионный канал. «Все для работы, мадемуазель», — счел необходимым добавить Гийом, и ей пришлось отвернуться, чтобы скрыть улыбку.
Ники слегка повернулась в шезлонге, протянула руку за бокалом с соком и сделала большой глоток, наслаждаясь его терпкостью. Шла последняя неделя июня, и становилось довольно жарко. Утром Амелия сообщила, что июль и август — худшие летние месяцы в этой части Прованса. «Жгучие», — сказала она и пустилась в рассуждения о мистрале, сухом северном ветре, который свирепствует здесь летом, переворачивая все вверх дном. Со свистом несется он на юг через долину Роны и нередко служит предвестником того, что погода испортится всерьез. Амелия, как и большинство провансальцев, винила мистраль во всех бедах и болезнях.
— Скотина и та просто сходит с ума, что уж говорить о людях, — скорбно говорила Амелия, наливая Ники вторую чашку кофе с молоком. — От него происходит мигрень. И грипп. И зубы от него болят. А еще уши. А зимой он иногда дует недели три кряду. Уничтожает добро. Вырывает с корнем деревья и срывает черепицу с крыш. Вот оно как! — И, по-галльски передернув плечами, она поспешила в кухню, чтобы заново наполнить кофейник и согреть Ники еще молока.
Как и предсказывал Кли, Ники влюбилась в Амелию. Экономка была женщиной невысокой, плотно сложенной и, по-видимому, очень сильной. Не было никакого сомнения в том, что она уроженка Средиземноморья: ее выдавали иссиня-черные волосы, собранные пучком, глаза-маслины и цвет кожи, напоминавший орех. Всегда смеющаяся или улыбающаяся, Амелия пребывала в неизменно хорошем расположении духа. Выполняя свои бесчисленные обязанности, она проносилась по дому как вихрь, точнее — как мистраль. Она чистила и терла, мыла и гладила, пекла хлеб, пирожные и фруктовые торты, стряпала самые немыслимые блюда и наполняла вазы цветами, а корзины фруктами.
Гийом, как и Амелия, был коренным провансальцем. От постоянного пребывания на свежем воздухе он стал смугл, как спелая вишня, черные волосы его тронула седина, а серые глаза излучали доброту и веселье. Коренастый, мускулистый, он справлялся с любым делом так же споро и ловко, как и его жена.
