Барбара Тейлор Брэдфорд
Помни
Посвящаю эту книгу мужу Роберту — бойцу славной битвы — с любовью и восхищением.
Не забывай меня, хоть кончен жизни круг,
И я в далекой и безмолвной стороне,
И руку не пожать уж больше мне,
И в прошлом мой полууход, полуиспуг.
Не забывай меня, когда тебе, мой друг,
Не помечтать, как будто в сладком сне;
Ты только помни, что на страшном Судном дне
Молитва и совет не защитят от мук.
Когда ж забыть меня случится как на грех,
А после вспомнить — это не беда,
Ведь если мрачных мыслей череда
Оставит за собой неизгладимый след,
То лучше уж беспамятство и смех,
Чем память и печаль на много горьких лет.
Кристина Россетти
Часть первая
Товарищи по оружию
Настоящего друга можно смело считать шедевром природы.
Ральф Уолдо Эмерсон
1
Заснуть не удавалось.
Она лежала в темноте, тщетно пытаясь избавиться от тревожных мыслей. Сейчас, когда ей наконец-то удалось добраться до постели и сбросить одежду, сон пропал, хотя до этого она буквально валилась с ног от усталости. Все чувства были обострены, она напряженно вслушивалась в звуки, доносящиеся снаружи. Однако внутрь роскошного гостиничного номера проникал лишь неясный уличный гул. Спокойствие улиц было зловещим и странным.
«Вот где я должна быть, — подумала она. — В городе».
Да она и была там душой и мыслями, рядом со своей съемочной группой: оператором Джимми Трейнером, звукорежиссером Люком Майклсом и продюсером Арчем Леверсоном. Находясь на задании, за рубежом, как и полагалось хорошей съемочной группе, они всегда старались держаться вместе.
Ее сегодняшнее отсутствие было исключением. За ужином она выглядела очень усталой, ее глаза слипались после нескольких бессонных ночей, и Арч настоял, чтобы она урвала хоть несколько часов сна. Он обещал разбудить ее заранее, чтобы она успела подготовиться к вечернему репортажу на Штаты. Усталость и здравый смысл взяли верх, и она уступила, но теперь чувствовала, что не может отрешиться от происходящего в городе и хоть немного расслабиться.
Она испытывала напряженное ожидание. И внезапно поняла, в чем дело. Рассудок, ум, природное чутье, опыт военного корреспондента подсказывали ей — это должно произойти сегодня ночью. Сегодня ночью должна разразиться бойня, призрак которой витает в воздухе вот уже несколько дней.
Предчувствие обдало ее ледяной волной. Она слишком хорошо себя знала, чтобы усомниться в нем. При мысли о кровопролитии ее накрыла вторая ледяная волна. Если Народная армия пойдет против народа, крови не миновать.
Рывком оторвавшись от подушки, она включила ночник и посмотрела на часы. Было около десяти. Отбросив одеяло, она вскочила с постели, быстро подошла к окну, настежь распахнула его и ступила на балкон, страшась увидеть то, что могло сейчас происходить на улицах Пекина.
Ее номер на четырнадцатом этаже отеля «Пекин» выходил окнами на проспект Чанань, ведущий на площадь Тяньаньмэнь и известный также под названием проспекта Вечного покоя. Далеко внизу, по широкому бульвару, освещенному гроздьями зеленоватых фонарей, бесконечным потоком шли люди, словно поднимающаяся против течения форель. Когда на них падал свет, было видно, что большинство в белых рубашках и шляпах. Она была поражена этим бесшумным и молчаливым шествием.
Люди шли на площадь Тяньаньмэнь. Этот огромный вымощенный камнем прямоугольник в сто акров, ведущий свою историю с 1651 года, с самого начала династии Цин, мог вместить до миллиона человек. Много важных событий в истории страны произошло на этой площади — в самом сердце политической власти Китая.
Она глубоко вздохнула. Воздух был чист — ни слезоточивого газа, ни желтой пыли, которой в перенаселенном городе постоянно веяло с пустыни Гоби. Наверно, легкий ветерок унес оба запаха прочь, а может, сегодня слезоточивый газ вообще не применялся. Она еще раз окинула взглядом панораму проспекта, затем ее глаза остановились на запруженном народом тротуаре под балконом — на людях, которые так спокойно и организованно шли на площадь. Все казалось очень мирным, военных нигде не было видно.
«Затишье перед бурей», — мрачно подумала она и возвратилась в номер.
Она включила свет в спальне и прошла в ванную. Умывшись холодной водой, насухо вытерлась полотенцем и начала быстро причесываться короткими, резкими взмахами.
Ее лицо, обрамленное мягкими светлыми волосами, могло показаться несколько широковатым, но его крупные черты были правильными и выразительными: высокие скулы, прямой нос, упрямая линия рта с приятно очерченными губами, волевой подбородок, который, однако, не оставлял впечатления заносчивости, широко расставленные большие ясные глаза — ярко-лазурные, почти бирюзовые. Отмеченное умом и чувством юмора, оно было необычайно привлекательным и фотогеничным. Рост ее составлял почти метр шестьдесят восемь. Стройная и длинноногая, она тем не менее производила впечатление сильной и была удивительно грациозна.
Звали ее Николь Уэллс. В широком кругу она была известна как Ники. Родные же, коллеги по съемочной группе и близкие друзья чаще всего называли ее просто и нежно — Ник.
В тридцать шесть лет она — военный корреспондент расположенной в Нью-Йорке телевизионной компании Эй-ти-эн — достигла высот в своей профессии. Широко известна блестящими по глубине исследования репортажами, Ники вдобавок была мастером военной хроники. Почитаемая за умение эффектно преподнести материал, она имела репутацию человека бесстрашного и, кроме того, на редкость обаятельного на экране. Словом, настоящая звезда тележурналистики.
Отложив щетку, Ники стянула волосы на затылке в хвост и вынула из косметички помаду. Затем подвела губы и, то растягивая их, то поджимая, наклонилась к зеркалу. Бледная, без грима, она сегодня выглядела изможденной, но заняться лицом всерьез уже не было времени. К тому же она чувствовала, что сегодня ей не придется работать перед камерой. После того как недели две назад, а точнее 20 мая, было введено военное положение, китайское правительство отключило спутниковую связь; телевизионные съемки на площади были запрещены. Без Джимми с его камерой и без спутника прямые репортажи с площади Тяньаньмэнь, из самой гущи событий, стали невозможными. Сегодня ей опять придется вести репортаж по телефону.
Отвернувшись от зеркала, Ники вернулась в спальню и торопливо облачилась в те самые вещи, которые совсем недавно с себя сбросила: голубую тенниску, бежевые хлопчатобумажные брюки и в тон к ним куртку «сафари» с короткими рукавами. Летом в командировках она всегда одевалась именно так и обычно возила с собой три одинаковых «сафари», набор теннисок и несколько мужских рубашек — добавить яркости костюму, чтобы лучше смотреться на экране.
Она обулась в мягкие коричневые туфли на толстой подошве без каблуков, подошла к стенному шкафу и вынула из него большую сумку. В этом просторном вещмешке из серо-зеленой водонепроницаемой ткани хранилось все, что она в шутку называла «моя жизнь»; находясь в командировке, Ники очень редко выходила куда-нибудь без него. Вот и сейчас она, как обычно, расстегнула мешок, чтобы еще раз убедиться, что ее «жизнь» в целости и сохранности. Паспорт, пресс-аккредитация, пластиковая кредитка, наличные деньги: доллары США, гонконгские доллары, английские фунты, местные юани, ключи от квартиры в Манхэттене, всемирный адресный справочник, маленькая косметичка, в которой хранятся зубная щетка, паста, мыло, косметика, щетка для волос и пачка салфеток. Все аккуратно разложено по соответствующим отделениям. В двух больших наружных карманах трубка-телефон сотовой связи, магнитофон, записная книжка, ручки, темные очки и очки для чтения, а также упаковка марлевых хирургических масок для защиты от слезоточивого газа.
Пока этот чудо-мешок с ней, Ники была уверена, что выживет в любой точке земного шара без дополнительного багажа и, кроме того, сможет делать свою работу качественно и профессионально. Но сегодня ночью ей потребуется лишь немногое из его содержимого. Она вынула все необходимое и закрыла мешок. Паспорт, пресс-аккредитацию, минителефон, очки для чтения, записную книжку, ручки, марлевые маски, немного долларов США и местных юаней она засунула в значительно меньшую сумку из коричневой кожи. Перекинув ее через плечо, она положила в карман ключи от входной двери, поставила мешок обратно в стенной шкаф и, выходя из номера, взглянула на часы. Было ровно десять двадцать.
Как ни хотелось ей поскорее оказаться на площади, Ники сначала заглянула в один из соседних номеров, в котором расположилась их съемочная группа, — на случай, если Арч Леверсон уже вернулся, чтобы позвонить в Нью-Йорк. Разница во времени между Китаем и Соединенными Штатами тринадцать часов, дома уже было девять двадцать утра пятницы. Примерно к этому часу каждый день Арч отмечался у Ларри Андерсона, руководителя редакции новостей.
