— Спасайте! Спасайте! — метался на берегу Шумейкин.
А с другого берега неслись голоса:
— К камням прибивайся, Вася.
— К берегу греби, к берегу!
Но Коркин не понимал, что ему кричали. Испуганные голоса сливались в одно протяжное «а-а-а-а». Впереди нарастал гул водопада, на дне глухо перестукивали камни. То и дело ногами мальчик нащупывал их, на мгновенье упирался, но вода неумолимо тащила его дальше.
Тузик, барахтавшийся некоторое время рядом, бросил своего хозяина и повернул к берегу.
Коркин увидел сбоку плывущую жердь.
«Наша. По ней мы переправлялись», — как-то механически подумал он.
Вася хотел было ухватиться за жердь, но отяжелевшая рука не дотянулась, и жердь, обогнав его, проплыла мимо. Взглянув по направлению ее движения, Коркин увидел, что метрах в тридцати впереди вода, изгибаясь горбом, обрывается: оттуда, куда она падала, доносится страшный гул.
Носок ботинка снова ударился обо что-то твердое. Коркин изо всех сил уперся ногами в камень и сразу почувствовал, как напирает сзади вода, рвет за штаны и рубаху, тянет вперед.
Насмерть перепуганные ребята бежали вслед за Коркиным по берегу. Сбитнев, отчаянно работая руками, плыл вразмашку; он быстро нагонял Коркина.
Вера Алексеевна сорвала с рюкзака страховую веревку, обогнала ребят и бросилась в воду. Поток сбил ее с ног. Но учительница быстро вскочила и взметнула веревку:
— Держи-и-и-и! — крикнула она.
Но Коркин не расслышал. На мгновенье он снова увидел жердь. Набирая скорость, она скользнула на гладкой поверхности переката, высунулась до половины из воды и, мелькнув концом, исчезла. Вася напрягал последние силы, но камень, о который он опирался, сдвинулся, ушел из-под ног. Коркин вскрикнул и захлебнулся. Упрямая сила связывала ему руки и ноги, переворачивала его тело. Мальчик только ловил мгновения, чтобы вдохнуть воздух. Конец веревки пролетел над ним.
«Все!» — мелькнуло в его сознании. Он зажмурился. Перед глазами встало клокочущее пеной дно, ребристые камни, о которые разбиваются стеклянные струи водопада.
Что-то больно ударило в бок. Коркин открыл глаза и увидел два зубчатых камня, торчащих из воды. Мальчик судорожно ухватился левой рукой за один из камней. Но вода безжалостно потянула тело вперед, и пальцы соскользнули.
— А-а-а-а-а, — отчаянно закричал Коркин.
В это мгновенье Сбитнев врезался между камнями, уцепился за них и, вытянувшись, успел схватить Коркина за рюкзак.
Только теперь, увидев прямо перед собой огромную волну переката, Витя вздрогнул от ужаса: в десяти метрах впереди была верная смерть.
Напрягаясь изо всех сил, он подтянул к себе Коркина.
— Не бултыхайся зря! Хватайся руками! Да не за меня, за камень, — крикнул он в искаженное страхом лицо Коркина.
Коркин прижался к спасительному камню, встал на ноги, глаза его начали приобретать осмысленное выражение.
— Я думал — все! А ты здорово!.. Не побоялся! — благодарно посмотрел он на Сбитнева.
— Ладно тебе! Еще целоваться полезешь! Держись крепче! — прервал его Витя.
— Я всем расскажу, какой ты!.. — не унимался взволнованный до слез Коркин, окончательно поверив в свое спасение. — Хочешь, я тебе полевой бинокль подарю? И дружить с тобой будем, — бормотал он, стоя по грудь в воде и постукивая зубами. — Идет? Я давно собирался тебе сказать…
— Лови-и-и! — донеслось до мальчиков.
Вера Алексеевна снова, как лассо, бросила веревку. Сбитнев ловко поймал конец ее, крепко обвязал Васю под руками.
Он с облегчением вздохнул, когда увидел, что, растянувшись цепочкой вдоль веревки, ребята потащили Коркина к берегу, где по пояс в воде встречала его Вера Алексеевна.
…Целый час сушились на поляне перед водопадом. Мокрую одежду развесили на кустах и камнях. Девочки помогли Коркину разложить для просушки содержимое рюкзака. К счастью, он был крепко затянут, вещи и продукты только чуть подмокли, а фотопленки, за которые больше всего волновался Коркин, оказались совсем сухими.
Сбитнев в одних трусах сидел в стороне ото всех на зеленой лужайке. Он злился на ребят за то, что они восхищались его поступком. Еще он бранил себя за то, что напрасно обругал Галю. Она встретила его на берегу первой и, радостно блестя глазами, протянула руки:
— Ой, Витя, как же это ты решился!
— Ну, что глаза вытаращила? Или не видела! — грубо перебил ее Сбитнев.
У Гали упали руки. Она вспыхнула и отвернулась. Витя и теперь видел перед собой растерянное, сразу как-то осунувшееся лицо девочки. Он исподлобья покосился в ее сторону и с минуту наблюдал за тем, как Галя тщательно протирала платком фотоаппарат Коркина. Надо бы извиниться, но Сбитнев стыдился, не умел и не знал, как это сделать.
— Ты что так насупился? Может быть, ушибся? — подошла к нему Вера Алексеевна, уже переодевшаяся в клетчатую кофту и черные сатиновые брюки.
— Да нет. Я ничего…
— О доме, может быть, беспокоишься? — Вера Алексеевна села рядом со Сбитневым и стала заплетать конец тугой пшеничной косы. — Мать выздоровела?
— Да, уже работает…
— Ты хорошо делаешь, что помогаешь маме по дому, — участливо сказала Вера Алексеевна. — Только не надо особняком держаться. А то ты все «сам» да «сам». Ни с кем, порой, ни считаться, ни советоваться не хочешь.
Сбитнев недовольно засопел.
— Вот и вчера, — купаться пошел самовольно да еще и Коркина с собой сманил.
— Мы и не купались совсем. Просто я захотел лицо сполоснуть, — сразу ощетинился Сбитнев.
— А ведь Олег Шумейкин не пошел, хотя ему, наверное, тоже было жарко. Он ничего без разрешения не станет делать.
«Эх, не знаете вы еще Олега!» — хотел было сказать Сбитнев, но вместо этого насмешливо пробормотал:
— Поэтому он и Васю не стал спасать. — Сбитнев чуть не сказал, что, вдобавок, Коркин и упал-то по вине Шумейкина, но спохватился и промолчал.
— Вот за Коркина тебе еще раз спасибо. Здесь ты действовал правильно!
Переплетчик
Высокая лесистая гора защищает село Заветное от холодных северных ветров. У самой подошвы ее белеют два ряда одинаковых, как близнецы, домиков переселенцев. Ниже прячется в зелени садов старая деревня. А еще ниже и до самого города на берегу моря четкими рядами тянутся виноградники колхоза.
С одной стороны села — глубокое ущелье, по дну которого весело бежит маленькая, но быстрая речушка, с другой — начинается густой лес.
Было часов десять утра, когда Матвеев вышел на опушку леса и в полкилометре от нее увидел село. Неподалеку на проселочной дороге стояла старенькая, видавшая виды полуторка.
Матвеев огляделся по сторонам и пошел в заросли терна, окаймлявшие дорогу. С трудом продравшись сквозь колючие перепутавшиеся ветки, он остановился на маленькой полянке и снял с плеч тяжелую ношу. Сел, неторопливо смахнул с лица рукавом пот и развязал мешок; вынул из него затасканный клеенчатый портфель. Мешок завязал и спрятал под куст, тщательно прикрыв его сверху ветками.
Спустя несколько минут Матвеев остановился перед полуторкой, под которой лежал вверх лицом шофер.
— Что, браток, засел? — участливо спросил Матвеев.
Из-под машины выбрался паренек лег шестнадцати, с рыжей копной волос на голове и с конопатым, измазанным автолом лицом.
— Кардан шалит, — сказал паренек и вопросительно оглядел незнакомца.
— Фаэтон у тебя — что надо! — кивнул, смеясь, Матвеев на ободранную, всю в заплатах машину. — Закуривай! — протянул он пачку папирос.
— Это можно, — солидно проговорил шофер и грязными пальцами, осторожно, как стеклянную, взял папиросу. Он неумело прикурил и с первой же затяжкой до слез закашлялся.
— И давно ездишь на ней? — похлопал Матвеев по облезлому капоту машины.
— Два месяца как за рулем. Ее хотели в утиль списать, да я под свою ответственность взял, — сказал паренек подчеркнуто серьезно и с достоинством, которое совсем не вязалось с полудетским выражением его лица. — Председательша наша так и сказала: «Ладно уж: доламывай, Георгий Иванович!» — это, значит, я, Жорка. «Ты, говорит, спец по этой части». А я еще на ней пользу колхозу приношу. Правда, далеко от села нас не пускают, — любовно погладил Жорка выщербленный борт машины, — больше по внутреннему маршруту ходим: конюшня, огород, коровник.
Матвеев только понимающе кивал, потом прищурил глаз:
— А что? Ее еще на ноги можно бы поставить. Наверное, председатель денег жалеет.
— Да не председатель, а бухгалтер Рязанов. У-у-у, какая жила. Первый зажимщик финансов, — оживился Жорка. — На гайку и копейки не выпросишь. Подумайте только! Человек как человек: песни поет красиво, пляшет засмотришься, а стоит о кредите заикнуться — сразу задний ход дает!
Матвеев разочарованно свистнул: