шутливый, но Полина видит, как напряглись ее остренькие плечики. Не дождавшись ответа, Маринка переспрашивает:
– Он звонит, да? Ведь звонит, верно? Играет с тобой.
– Нет, пишет. Теперь никто не разговаривает, знаешь?
– Я в этом специалист самой высокой категории! Вся личная жизнь по переписке. – Маринка оглядывает пляж, где юные девушки в нескромных лоскутках ткани подставляют солнцу и взглядам свои тонкие тела. – Посмотри на них. В этом мире больше нет сорокалетних женщин. Я последняя.
– Марина, перестань. – Полина морщит нос.
– Что – перестань? Я даже не о возрасте. У меня иногда ощущение такое, что между мной и другими людьми пропасть какая-то непреодолимая! Вот мне на днях тут пишет один, что выбрался на пляж, а там такое количество прекрасных женщин! И вот он, буквально в линии прибоя, и дефлорирует и дефлорирует, и дефлорирует и дефлорирует.
– Что, прям на людях?
– Нет, – Марина обреченно качает головой, – просто мужчина не видит разницы между дефлорацией и дефилированием. Ладно, что пишет наш герой?
– Вот. – Полина раскрывает телефон и дает подруге прочесть «Сунахьо дука еза». – Я даже не знаю, где здесь ударение ставить, не говоря о том, что это значит. Но в контексте со следующим «Ih libe dich. I love you.», наверное, про любовь.
– А куда, интересно было бы узнать, подевалась пони-Аня?
– Почему «пони»? – Спрашивает Полина.
– Потому что назвать девушку твоего мужа кобылой мне воспитание не позволяет. Ну, а ты что?
– А я молчу.
Полина молчит и о том, что это похоже на ампутацию. Пришло сообщение – отрезали руку, пришло другое – ногу. И от нее уже почти ничего не осталось. Вместо человеческого тела – набор человеческих запчастей. Из внутренних органов живым осталось только сердце, из органов чувств – только слух. Тело утратило чувствительность. С месяц назад ей показалось, что плита не работает, и она приложила к конфорке ладонь. Отдернула кисть только когда почувствовала запах паленого. Кожа пальцев потянулась за рукой, словно оплавившийся пластик, стала неприятно розовой и сморщилась. Потом слезла и на ее месте выросла новая, почти прозрачная. А вот боли так и не было.
– И что будешь делать? – Интересуется Марина.
– Покрашусь в рыжий.
– ?
– Лето все-таки. И отпуск.
После открытого простора пляжа, солнечного, яркого дня, съемная квартира показалась какой-то тесной и темной. Громоздкая мебель давила со всех сторон. Тело на короткий миг утратило прочность, ноги сделались ватными, голова закружилась и стала пустой, как воздушный шар. Полина опустилась на пол посреди комнаты. Старый неказистый шкаф выглядел небоскребом, ножки стола уходили куда-то под потолок, люстра висела на недостижимой высоте. О том, чтобы взобраться на стул не могло быть и речи – Полина всегда боялась высоты. Она закрыла глаза и посидела так некоторое время, глубоко дыша, прогоняя накатившую дурноту. Подумала: «Перегрелась, наверное». Через несколько минут все пришло в норму. И только блюдце с бутербродом, забытое на столе после завтрака, показалось на мгновение непропорционально крошечным.
Конечно, Полина замечала происходящие в ней перемены. Невозможно не заметить, что юбки стали непомерно велики, а бирюзовые джинсы даже пришлось выбросить. В том, что талия стала тоньше, она не находила ничего удивительного, новая жизнь привела ее к мысли, что на свежих огурцах и чае можно протянуть довольно долго. Но вот о том, чтобы худели даже ступни, она прежде никогда не слышала. Привычные, удобные «лодочки» шлепали при ходьбе, как разношенные тапки. Разбирая ящик с бельем, которое тоже требовало замены, Полина обнаружила коробочку с прокладками и вдруг поняла, что не пользовалась ими уже месяца… да, два, как минимум. Доктор сказал, что от стресса такое вполне возможно, прописал препараты и велел прийти на повторный прием. Полина положила рецепт в сумочку, где он немедленно потерялся. Мир вдруг расширил свои границы, стал таким огромным, что Полина чувствовала себя слишком маленькой и ничтожной, чтобы противостоять этой громаде. Вечерами она сидела, забравшись с ногами в кресло, обхватив себя за плечи, словно стараясь удержать себя от распада. Ей казалось, что пока она чувствует под руками собственную плоть, ее тело прекратит истончаться, и она не исчезнет. Она сидела, покачиваясь, уставив взгляд в стену и шептала:
– Где мой дом, где мой дом, где мой дом?… – Пока рот не пересыхал и не требовал освежиться стаканом воды.
***
В автобусе было немного душно. Воздух на улице напитался влагой, дело к дождю. Знакомый голос, раздавшийся откуда-то из-за плеча, заставил ее вздрогнуть и обернуться.
– Я бы тебя издалека и не узнал, наверное. – Женька разглядывал ее длинные рыжие волосы, свободно спадающие на плечи, просторную, летящую юбку с неровным, будто растрепанным краем. – Хорошенькая, как куколка.
– Привет, Жень. – Полина впервые за долгое время посмотрела в его лицо. Она и забыла, какой он высокий. Даже голову пришлось запрокинуть, надо же! Выглядел он, как волк из «Ну, погоди!» – такой же взъерошенный, длинный и в незнакомой полосатой водолазке. Желто-коричневые полосы превращали Женьку в самого худого шмеля, которого Полине доводилось видеть.
– Занятная у тебя водолазка.
– Что, на пидора похож?
– Есть маленько. – Полина усмехнулась.
– Анютка подарила.
– Понятно.
– Откуда путь держишь? – Он коротко взглянул на пакет, зажатый в ее руке.
– Гардероб вот меняю.
– Я вижу, ты похудела.
– Есть маленько. – Полина снова улыбнулась. Уголки губ слегка дрожали, сердце, как сумасшедшее, металось в груди. – Кажется, я это уже говорила, да?
– Может, пройдемся?
– Ну, не с пакетом же. – Подумала: «Чем я рискую? Всем». Ладони сделались неприятно влажными. – Я тут теперь живу недалеко. Давай зайдем, я его оставлю, а потом пройдемся.
– Давай.
Она думала, что не сможет с первого раза попасть ключом в замочную скважину, но на удивление легко справилась с задачей. Поставила пакет в прихожей и обернулась.
– Ну что, пошли?
– У тебя такое случается, что по ком-то жутко скучается? – Спросил Женька и обхватил ладонью ее затылок.
Тело может быть гуттаперчевым. Выгибаться дугой, как будто нет в нем костей и суставов, подставляясь рукам, губам, языку. Оно, как губка, впитывало в себя такой знакомый запах и выступивший на Женькиной коже пот. Руки обвивают его шею, мягкий живот коротко вздрагивает, в такт учащенному дыханию.
– Где ты был? Где ты был? – Полина кричит, запрокинув голову к потолку. Забыв о соседях, о том, что она на втором этаже,
