- А если снаряжаться по-графски? Или выше? – не унималась Елена, заинтересованная военной математикой.
Фрельс почесал затылок в некотором замешательстве, однако зачитал по памяти:
- Насчет жандармов писано в ассизах так. Пусть каждый воин будет вооружен доброй кирасой, мечом, поножами, шлемом с забралом и хорошо, если шлем отделан серебром. О копьях же говорить не станем, ибо они должны быть, как и пажи, что понесут за воином его снаряжение. Также следует иметь не менее трех лошадей для себя самого, для своего пажа и боевого спутника. Лучше же будет завести по четыре или пять коней каждому, один для боя, один ему на замену, один для повседневных путешествий и два под багаж. Спутнику же… спутнику…
Он сбился и пошевелил губами, будто вспоминая, но тут внезапно подал голос Насильник, явно знакомый с предметом не понаслышке:
- Спутнику же следует иметь во владении шлем без украшения серебром, короткий меч или кинжал, а также топор или родственное орудие. Такое же снаряжение стоит купить еще хотя бы для двух конных воинов, ибо не пристало человеку копья идти в бой, имея лишь избранного спутника одесную. Если из брони воины могут надеть лишь кольчугу, должно прилагать к ней корсеты, набранные из железных пластин, нашитых на кожаную или тканую основу.
Елена спрятала улыбку в поднятом воротнике, она давно поняла, что самурай-копьеносец в прошлой жизни был дворянином и конным воином. А, судя по длинной цитате, приведенной без единой заминки, отнюдь не рядовым.
- Эх, как звучит, - мечтательно выговорил Кадфаль. - Музыка для ушей. Серебром отделанное… не меньше трех лошадей… живут же люди!
- Это да, - согласился фрельс. - Итого на круг хорошая броня с оружием и прочее снаряжение… сундук для доспеха там… два с лишком, три пуда серебра выходит.
- Это всего? – уточнила на всякий случай Елена.
- О, нет, конечно, - печально улыбнулся хозяин. – По лошадям счет отдельный.
- И почем нынче конь? - практично заинтересовался Насильник. - Помнится, раньше хороший за четверть пуда шел.
Фрельс с готовностью ответил, кажется, немолодой уже рыцарь истосковался по разговору со знающим человеком. Из диалога Елена уяснила, что нынче стоимость хорошего боевого коня составляет примерно пять килограммов серебра, можно и дешевле, но либо искать надо, либо животное с изъяном или просто в возрасте. На эти деньги лекарка могла бы год снимать даже не комнату, а целый этаж в хорошем доме, на полном пансионе с ежедневной курицей на столе, говядиной и бараниной по выходным и праздникам, прачкой, а также местом в конюшне. Элитный дестрие, на которого не стыдно сесть жандарму в полном латном доспехе, шел за тридцать килограммов, а то и полцентнера. Зверь войны «премиум-класса» стоил около семидесяти, а в исключительных случаях - для герцогов и королей - под сотню.
- Да-а-а… - протянула Елена. - Тяжела жизнь рыцарская.
Она все еще пыталась выстроить в голове систему воинской стоимости и осознать, как человек может заплатить центнер лунного металла (или соответственно десять кило золота) за привилегию хорошо подраться и получить в физиономию, путь даже через отделанное серебром забрало.
- Но это разовые траты, - уточнила Елена. - Доспех ведь служит долго?
- Служит, а как же, - покладисто согласился фрельс. - Но лошади стареют, умирают и погибают, снаряжение всяко изнашивается. А ежели в сшибке ляжешь, теряешь сразу все, да еще и выкуп надо платить. Есть, конечно, вояки, из которых земля дух никогда не вышибала, но я таких не встречал. Каждый хоть раз из седла да вылетает. И великая милость, если сюзерен выкупает тебя из плена… а может и не выкупить, у него же свои траты.
Что ж, теперь становилась более-менее очевидна природа сословной катастрофы. Даже если выкатывать суммы такого порядка не регулярно, а по мере износа амуниции, это все равно больно. И дальше наверняка раскручивается механизм типичного ростовщичества и кулачества: займ, проблемы, снова займ, работа на проценты, долговая кабала и в итоге «ваше очко уходит в зрительный зал». Шутка была глупая, но запала в душу после того как маленькая Лена принесла ее домой с улицы и получила хорошую трепку. Очевидно, глобальный процесс долго развивался и сейчас вошел в финальную стадию, когда классовое обеднение приняло характер лавины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Интересно, почему хозяин разваленного замка так спокоен?.. Фрельс не был похож на человека, готового положить на бочку даже четверть пуда серебра. Но весеннего парада явно не опасался. Непонятно.
- Поэтому воевать надо пехом, - высказал неожиданное и веское мнение до того молчавший горец. Голос у него был хриплый, неприятный, как от хронически застуженного горла. - Так понадежнее будет. И подешевле.
- Если пехом, это уже не рыцарь получается, - возразил Кадфаль. - Недоразумение прям, а не рыцарь.
- Ну да, ну да, - горец усмехнулся, вроде и не обидно, а все же с какой-то потаенной иронией. - Грамот не полагается, деревень и прочих кормлений.
- Все так, господин хороший, - с достоинством отозвался старший рыцарь. - Конный воин есть соль земли, кость войска. И ему для прокормления и сборов много чего требуется. А пешцы…
Он скривился, но промолчал, то ли не желая обидеть хворого гостя, то ли, в самом деле, ни единого доброго слова для пеших у фрельса не нашлось, Горец улыбнулся, будто имел, что сказать, притом до крайности обидное, но тоже смолчал. Насильник и рыцарь углубились в обсуждение каких-то оружейных нюансов. В тепле и с животом, полным капустного супа хотелось задремать. В свете печи скакали тени по лицу фрельсовой дочери, которая лущила горох как обычная кухарка.
- Эй, подруга? - негромко позвал безымянный горец.
- Меня зовут не «Эй», - машинально поправила Елена. - И я тебе не подруга.
Она и сама поразилась: фраза проскочила, как намыленная, абсолютно естественно. Привычка взвешивать каждое слово и по возможности не спускать ни капли неуважения стала второй натурой. Здесь человек - то, как он себя держит и ведет.
- Извини, - мужчина поднял руки ладонями вверх, словно подчеркивая миролюбие. - Не хотел.
- А чего хотел?
Она не смотрела в сторону бретера, но почувствовала, как тот едва заметно подтянулся и напрягся. Близость одного из лучших мечников обитаемого мира временами сильно ободряла и успокаивала. Елена не обманывалась, Раньяна интересовали только ее медицинские таланты и два искусных воина, что сопровождали дьявольскую Хель. Но симбиоз временно устраивал обе стороны, за исключением того, что женщина пока не дождалась обещанных уроков фехтовального искусства.
- Ты, вроде говорили, лечить можешь?
Елена такого разговора совершенно не помнила, но решила, что отрицать смысла нет.
- Могу подуть и приложить подорожник, - грубовато отозвалась она.
- А, понятно. У меня нога, - буркнул горец. - Болит…
- Зашиб? Порезал?
Елена почувствовала укол стыда из-за ленивого нежелания смотреть, что приключилось с упомянутой ногой. Но с другой стороны, клятву гиппопотама она не приносила, равно как и любую иную. Имеет право не бросаться с ланцетом наперевес ко всякому страждущему.
- Стрела, - еще кислее поморщился раненый. - Продирался через подлесок, хотел дорогу срезать. А там самострел настороженный… Хоть и маленький, на лису ставленый, но противный. И стрела гадская, наконечник раздвоенный, а древко то ли надломано было, то ли надпилено. Сломалось, в общем. Наконечник засел, без куска мяса не вытащить.
На Пустошах такими вещами не баловались, использовали нормальные наконечники, листовидные или граненые. Поэтому как тащить «подлые» стрелы Елена даже не представляла, о чем и не преминула сообщить. Горец пригорюнился. К разговору прислушалась арбалетчица, заинтересованная упоминанием стрел. Раньян же наоборот, расслабился, опустил голову на плотно свернутое одеяло. Артиго забрался к нему под бок, как обычный крестьянский ребенок, молча глядел на огонь, стены и людей вокруг.
Грустно, подумала Елена, как грустно… Отец, который никогда не сможет рассказать сыну о своем отцовстве. Сын, хранимый отцовской любовью, который никогда об этом не узнает, полагая, что его сопровождает обычный рутьер-наемник.
