Я осмотрел вещи, лежащие в комоде. Ничего необычного – и абсолютно ничего знакомого. Все простое и, похоже, ручной работы: черный джемпер с клиновидным вырезом, мешковатые брюки без карманов и пара мягких туфель, пригодных для прогулок по лужайкам, но не более того. Одежда подошла мне идеально, но от этого показалась почему-то еще более непривычной.
Я обыскал комод, надеясь найти чьи-нибудь личные вещи, но, кроме одежды, в нем не было ничего. Глубоко разочарованный, я сел на постель и уткнулся в оштукатуренную стену взглядом, но вскоре он опять перебрался к маленькой нише. После нескольких лет «заморозки» химия моего мозга, вероятно, пыталась вернуться в равновесное состояние. А я тем временем знакомился с ощущением психопатического страха. Было сильнейшее желание свернуться клубком, отгородиться от окружающего мира. Меня удерживал лишь холодный довод рассудка: я ведь бывал и в худших ситуациях, сталкивался с опасностями под стать тем, которые мое больное воображение поселило в этой пустой нише, – и всегда успешно справлялся. Не важно, что на ум не приходило ни одного конкретного случая. Достаточно знать, что это было. Если сейчас я сломаюсь, то предам глубоко затаившуюся здравую часть своего рассудка, хранящего память о прежних победах.
Ждать возвращения Амелии пришлось недолго.
Она запыхалась и раскраснелась, словно ей пришлось пробежаться вверх по склону или даже преодолеть овраг, который я заметил во время прогулки. Но улыбалась, – похоже, разминка доставила ей удовольствие. Черное одеяние закрывало все, кроме лица и рук, на шее висел на цепочке кулон в виде снежинки. Из-под подола хламиды торчали пыльные носки сапог.
– Ну как вам одежда? – спросила она, кладя руку на яйцевидную голову сопровождающего робота.
Возможно, она просто опиралась для устойчивости – но это выглядело так, словно она ласково поглаживала машину.
– Будто на меня сшита. Спасибо.
– Вы уверены? Таннер, заменить ее совсем несложно. Просто скиньте, и… – Ее улыбка стала шире. – В общем, моментально получите другую.
– Все в порядке, – заверил я, изучая ее лицо.
Мне еще не доводилось видеть столь бледной кожи. Глаза тоже были почти лишены пигмента, а брови-ниточки как будто вычерчены кистью умелого каллиграфа.
– О, прекрасно. – (Кажется, я ее не убедил.) – Вы еще что-нибудь вспомнили?
– Вроде бы вспомнил, откуда появился. Неплохо для начала.
– Не торопите события. Душа, наш специалист-невролог, сказала, что скоро память начнет восстанавливаться. Только не нервничайте, если это будет происходить не быстро.
Амелия присела на край кровати, где всего несколько минут назад спал я. Поправив одеяло, я прикрыл кровавые пятнышки. Почему-то я стыдился раны на своей ладони и не хотел, чтобы ее увидела Амелия.
– Подозреваю, ждать придется долго.
– Но вы уже вспомнили, что сюда вас доставили ультра. Большинству, как я говорила, даже это не удается. А помните, откуда вы прилетели?
– Кажется, с Окраины Неба.
– Правильно. Шестьдесят один, система Альфы Лебедя.
Я кивнул.
– Но мы привыкли называть наше солнце Суоном. Так гораздо короче.
– Верно, другие тоже так говорят. Пожалуй, мне стоит запоминать такие подробности… Люди попадают к нам отовсюду. Иногда я пытаюсь свести это в систему, но только запутываюсь.
– Понимаю. Однако я до сих пор не понял, где мы находимся. И видимо, не буду уверен, что понимаю, пока ко мне не вернется память. В любом случае сомневаюсь, что когда-либо слышал о вашей организации…
– Орден ледяных нищенствующих.
– Все равно не помню.
– Это объяснимо. Кажется, у нашего ордена нет представительства в системе Суона. Мы присутствуем лишь в системах с оживленными внутренними и внешними коммуникациями.
Хотелось спросить, в какой из этих систем мы находимся, но я удержался. Не стоит спешить.
– Амелия, кажется, вы хотите рассказать мне чуть больше.
– Не возражаю. Только прошу меня извинить в том случае, если рассказ покажется заранее подготовленной речью. Вы не первый, кому приходится все объяснять, и, боюсь, не последний.
Я узнал, что ордену нищенствующих около полутораста лет, – он основан в середине двадцать четвертого века. Примерно тогда межзвездные перелеты перестали быть прерогативой сверхдержав, вышли из-под контроля их правительств и сделались чуть ли не рядовым явлением. К тому времени ультра объявили о своей независимости. Они не просто использовали звездолеты для перемещения в пространстве. Они рождались и умирали на борту, а срок их жизни, благодаря эффектам растяжения времени, значительно превосходил срок жизни обычных людей. Ультра активно зарабатывали переброской пассажиров из системы в систему, но особой щепетильностью не славились. Случалось им увозить людей за десятки светолет от заявленного места назначения и высаживать на планете, которая интересовала лишь самих ультра. Иногда они применяли откровенно устаревшие технологии замораживания или выполняли эту процедуру так небрежно, что пассажиры приходили в сознание сильно одряхлевшими или полностью утратившими память.
В сфере обслуживания образовалась своего рода лакуна, и ее заполнили ледяные нищенствующие. Они основали хосписы во множестве систем, чтобы помогать людям, чье «оживление» прошло не слишком гладко. Далеко не одни пассажиры звездолетов становились их клиентами. Куда больше было тех, кто ложился на десятки лет в криокапсулу, чтобы пережить экономические спады или периоды политической нестабильности. Нередко в момент пробуждения выяснялось, что клиент лишился всех своих накоплений, его личное имущество конфисковано, а память нарушена.
– Кажется, я догадываюсь, как попался к вам в сети, – сказал я.
– Прежде всего необходимо понять: никто вас ни в какие сети не ловил. Мы заботимся о пациенте, пока он не поправляется настолько, чтобы улететь. Захотите покинуть нас раньше – удерживать не будем. Пожелаете побыть здесь дольше – что ж, нам не помешает лишняя пара рук для работы в поле. Мы ни к чему вас не обязываем и никогда более не напомним о себе, если не понадобимся снова.
– В таком случае почему вы до сих пор не разорились?
– Да как-то удается сводить концы с концами. Большинство пациентов после выздоровления делают пожертвования – абсолютно добровольно, и мы на это особенно не рассчитываем. Наши текущие затраты крайне незначительны, а за строительство «Айдлвилда» мы никому не должны.
– Амелия, такой приют должен был обойтись недешево. Все стоит денег, даже материал, который производят стада безмозглых роботов.
– Он обошелся блаженно дешевле, чем вы думаете, хотя мы были вынуждены пойти на некоторые компромиссы относительно базового проекта.
– Интересно, почему выбрана такая форма – веретено?
– Я вам кое-что покажу, когда немножко поправитесь. Сами все поймете.
Она умолкла и велела роботу налить воды в стаканчик.
– Пейте. Вас, верно, мучит жажда. Понимаю, хочется узнать побольше. Хотя бы о том, как вы попали к нам и где именно мы находимся.
Я принял стакан и с благодарностью осушил. Вода имела странный привкус, но он не показался неприятным.
– Очевидно, я не в системе Суона. Но где-то неподалеку от главных транспортных путей, иначе бы вас здесь не было.
– Да. Мы на орбите Йеллоустона, система Эпсилона Эридана. – Амелия следила за моей реакцией. – А вы не слишком удивлены.
– Я примерно так и думал. Только не помню, что мне здесь понадобилось.
– Вы все вспомните. В некотором роде вам повезло. Кое-кто из наших клиентов абсолютно здоров, но слишком беден, чтобы иммигрировать сюда на законных основаниях. Мы разрешаем подрабатывать, пока они не смогут оплатить хотя бы маршрут до Ржавого Пояса. Либо условливаемся, что они проведут определенное время в другой организации, – так получается быстрее, но не столь приятно. Вам же, Таннер, не понадобится ни то ни другое. Судя по найденной при вас сумме, вы человек обеспеченный. И… весьма неординарная личность. Допускаю, что вам это безразлично, но Окраину Неба вы покидали героем.
– Неужели?
– Да. Там произошла катастрофа, и благодаря вам было спасено несколько человеческих жизней.
– Не помню, хоть убейте.
– Не помните Нуэва-Вальпараисо?
В названии угадывалось что-то знакомое. Так бывает, когда в памяти всплывет цитата из прочитанной давным-давно книги или увиденной пьесы. Но сюжет и действующие лица, не говоря уже о финале… Все покрыто мраком неизвестности.
– Увы, все равно не помню. Скажите хотя бы, как я попал сюда. Как назывался корабль?
– «Орвието». Он покинул вашу систему лет пятнадцать назад.
– Наверное, у меня был серьезный повод, чтобы лететь на нем. Я путешествовал один?
– Насколько нам известно, да. Мы все еще обрабатываем его груз. На борту находилось двадцать тысяч «спящих», и пока удалось «отогреть» примерно четверть из них, не более. Однако вам некуда спешить. Когда собираешься провести пятнадцать лет в космосе, не стоит беспокоиться из-за нескольких недель проволочки на старте… или на финише.
