Шарлотта. Больше не первая, но пока ещё мы в раю, мой милый.
Ребёнок, который, не переставая орал по время разговора, вдруг замолкает. Наступает передышка.
Шарлотта. Успокаивается…
Антуан (блаженно). Ах, как хорошо! Свежая влага тишины. Нам, может, даже лучше, чем в первый день, потому что кажется, что счастье наше длится… Жизнь приняла, наконец, форму! Тихая вода со спокойным течением, берега зеленеют, лодка скользит, красота…
Ребёнок начинает орать в кулисах сильнее прежнего.
Антуан (мрачнея). Это, наверное, зубы.
Шарлотта. Или булавка.
Антуан (язвительно). Всё-таки странно, что она выбрала именно ночи, чтобы чувствовать булавки. Днём, когда хочется хоть чуть-чуть пообщаться с дочерью, нельзя заставить её и глаза открыть, она дрыхнет, как на небесах. Тсс! Говорят, не будите младенца! Зато ночью… (Орёт, хлопая в ярости по подушке.) Ночью спят, чёрт бы тебя побрал! Я лично устал! Спим! Она, в конце концов, прекратит, понимая наше твёрдое намерение.
Антуан пытается спать. Крики становятся всё более и белее неистовыми. Антуан поднимается.
Она чудовищна! Ты воспитываешь свою дочь чёрт знает как! Что с ней будет в пятнадцать лет, когда начнутся вечерние гулянки! (Кричит, обращаясь к ребёнку.) Всё! Лежать!
Шарлотта. Это зубы. Иди, принеси её, дорогой.
Антуан (нелепый в ночной рубашке). Сейчас она у меня узнает, где раки зимуют!
Антуан идёт, возвращается, неся на руках кучку белья или небольшой валик в рубашке и с шапочкой, который изображает ребёнка. Крики прекращаются.
Антуан. Больше никаких булавок. Никаких зубов. Тишина. Значит, вот что она, чертовка, хотела… она хотела, чтобы её просто взяли на ручки. Всё бабы одинаковые!
Он качает её, прохаживаясь туда-сюда под ласковым взглядом Шарлотты.
Шарлотта. Она успокоилась. Пойди, положи её обратно в кроватку.
Антуан выходит с бесконечными предосторожностями и возвращается на цыпочках. Только он поднимает ногу, чтобы залезть на кровать, как крики возобновляются. Он замирает на секунду с ухмылкой отвращения, нога его повисает в воздухе… он выбегает, как сумасшедший. Мрачный, Антуан возвращается, неся ту же кучку белья. Ребёнок молчит. Антуан ходит по комнате.
Антуан. Она согласна оставить нас в покое только при одном условии, если мы будем носить её на руках, то есть, если спать мы не будем. Если же мы спим, то её страдания становятся невыносимыми, ей одолевает полная безнадёжность, и на неё ложится вся тяжесть несчастий человеческих. Когда же мы не спим, то жизнь кажется ей терпимой. Она согласна больше не орать. Эта французская страсть к равноправию. Французам вбивается это в голову с молодых ногтей! А если я начну будить её днём? Если мне взбредёт в голову таскать её днём, и я буду орать над её колыбелью до тех пор, пока она ни проснётся?
Шарлотта. Не весть что говоришь!
Антуан. Я говорю не весть что потому, что она творит не весть что! Это ребёнок, понятно, сама слабость мира, но она тоже не должна перебарщивать! Я тоже мог бы окунуть её в холодную воду, поднять за ноги или прищемить ей нос. Я же этого не делаю!
Шарлотта. Но Антуан, ты же взрослый! Если бы она услышала страшные вещи, которые ты говоришь! Ну-ка, дай мне её сюда!
Антуан. С удовольствием! Тяготы человеческие меня потрясают. Когда я вижу несчастного, то становлюсь святым Павлом, но я не люблю, когда с упрямством настаивают и достают. А они всегда достают! Несчастью не хватает такта.
Антуан отдаёт Шарлотте ребёнка, который тут же начинает орать.
Шарлотта, тщетно старается успокоить ребёнка, передаёт его Антуану. Нет. Решительно она хочет с тобой. Возьми её!
Как только куча белья оказывается в руках Антуана, крики прекращаются.
Антуан. Я всё-таки оказываю на неё кое-какое мужское влияние.
Шарлотта (смотрит на него обиженно). Как все девочки, она предпочитает отца. Всё, что я для неё сделала, чем рисковала, мои испорченные кормлением груди, ничего всё это не стоит. Она предпочитает отца. Ну что ж, пусть будет так! Держи её. А я сплю.
Она снова ложится.
Антуан. Нет уж! Легко отделалась! Возьми-ка её обратно и дай ей грудь. У неё переменится настроение. В конце концов, это твоя дочь!
С внушительным видом он отдаёт кучу тряпок Шарлотте.
Шарлотта, укачивая ребёнка, который опять начинает орать, в ярости. А она не твоя, может быть?
Антуан. Надеюсь, что моя. Впрочем, в этом никогда нельзя быть до конца уверенным.
Шарлотта (с яростью доставая грудь). Чудовище! Хам! Грубиян! Ты бы этого заслуживал! Для этой говорить слишком поздно, но ты этого заслужил! Пей, ангел мой! Это мамино молочко. У отца такого нету! (Ребёнок орёт и не хочет брать грудь.) Ты настроил её против меня, она отказывается от груди своей матери, неблагодарная!
Антуан (похлопав по кровати, ложится на неё). В любом случае, я человек традиционных взглядов. Я за то, чтобы женщина оставалась дома и воспитывала детей. Я же с дубиной буду охранять вход в пещеру, ходить на охоту и возвращаться вечером с окровавленным куском зубра на плече, чтобы всех накормить. Я сплю!
Он, как Петрушка, бьётся головой в подушку, решившись спать во что бы то ни стало. Шарлотта поднимается в негодовании и расхаживает по комнате, неистово укачивая кучу тряпок, яростно поёт, пытаясь перекричать ребёнка.
Шарлотта (напевая). Малыш ты спишь как мышка в норе обнявшая шишку си до фа ми ре как семеро ма леньких волчат сладко сопят и спят ля ля
Куча тряпок орёт всё сильнее и сильней. Шарлотта тоже орёт, ужасно тряся ребёнка…
Шарлотта. Ты заткнёшься? Ты заткнёшься? Ты заткнёшься? Ну-ка, иди к своему папочке, так как ты любишь его больше меня! Увидишь, как он тебя покормит! (Она силой суёт ребёнка в руки Антуану.)
Антуан (с ребёнком на руках). Теперь она и со мной орёт! Ты вырабатываешь у неё плачевные привычки! Пропало воспитание к чёрту!
Шарлотта (подбивает подушку с яростью). Укачивай её! Пой! Твоя очередь! А я спать буду! Антуан (расхаживая по комнате, поёт).
малыш ты спишь как после и до обеда и завтракаси фа ми до как нота в струнене дёрнут пока так дремлет малыш ка пи пи ка ка ля ля
Обескураженный, он хватает ребёнка за нос. Тот орёт всё сильней и сильней.
Шарлотта (поднимается, трагически). Что ты ей сделал?
Антуан (несколько сконфузившись). Нос защемил.
Шарлотта. Чудовище! Чудовище! Чудовище!
Антуан (вне себя). Тогда забирай её обратно. Ты ведь так хорошо умеешь с ней обращаться. Ты мать или кто? Лови!
Он бросает ей ребёнка.
Шарлотта (оскорбленная). Ах, детище его! Отец бесчувственный! Бросает ребёнка! Он её отторгает! Возьми дочь обратно, или у неё появятся сомнения! У неё будут комплексы!
Антуан (пытается опять лечь). Пусть! Потом увидим! Отведём её к психиатру! Я сплю!
Шарлотта (бросая ему обратно ребёнка). Никогда! Хватай, чудовище! Он её ещё уронит, убийца!
Антуан. А если бы я её не поймал, мать ты дурная! Я тебе говорю!
Он бросает ей обратно ребёнка. Они некоторое время перебрасываются им молчаливо, как мячом. Вдруг входит мадам Прюдан. Она в ночной кофте, со всклоченными, как кошмарное привидение, волосьями. Она отбирает у них ребёнка.
Мадам Прюдан (орёт в ужасе). Вам не стыдно?
Им обоим немного неловко. Мадам Прюдан укачивает младенца, который, наконец, успокаивается.
Мадам Прюдан (трогательная и нелепая). Мушка моя. Моя мешка. Бебешка. Шышка моя. Гили. Гили. Барсук. Мусук. Массай-колбасай. Кто это так улыбается бабушке? У кого это жожопка такая мокренькая, которую подтереть надо и присыпать? Кто тут у нас накакал на радость родителям? Ах, прям, как ангел! Ах ты мой как ангел! Кто сейчас пальчик в ротик засунет и бай-бай-баяньки пойдёт, а? Ау? Ау?
