семь недель не справишься — даже ты не справишься с ним!» «А бык? — спросил толстяк, — мой тридцатигульденовый бык?» «Его мы отведём в стойло, у него будет воды и корма, сколько пожелает!» Корма для быков, понимаешь ли…
Андруш насадил большой кусок сала на нож, обнюхал, прежде чем отправить его в рот, и продолжил:
— Они привели меня в стойло, трактирщик из Ослинга позвал скотницу. «Эй, Катель — смотри мне, хорошо позаботься о быке каменцского братца, чтоб он у нас не схуднул». «Ладно», — сказала эта Катель и сунула мне целую охапку сена в кормушку. Тут я решил, что хватит с меня бычьей жизни, и, долго не размышляя, сказал — человеческим голосом сказал я так: «Сено и солому можете жрать сами — я желаю свиную отбивную с клёцками и зеленью и к ним хорошего пива!»
— Ах ты ж чёрт! — крикнул Крабат. — А дальше?
— Ну вот, — сказал Андруш. — Те трое от испуга хлопнулись на задницы и зазвали на помощь так, будто их на вертел насадили. Тогда я им на прощание ещё раз помычал — а потом ласточкой проскользнул к дверям стойла, чив-чив, вот и всё.
— А Бляшке?
— Чёрт бы его побрал вместе с его скототорговлей! — Андруш выхватил кожаную плеть и, будто в подкрепление слов, бешено защёлкал ею. — Я рад, что я снова здесь и при своём рябом носе!
— Я тоже, — сказал Тонда. — Ты своё дело хорошо сделал — а Крабат, я думаю, много чему научился при этом.
— Да! — крикнул мальчишка. — Я знаю теперь, как это забавно, когда умеешь колдовать!
— Забавно? — старший подмастерье стал серьёзен. — Возможно, ты прав — забавно это тоже бывает.
Военно-полевая музыка
Из-за польской короны Курфюрст Саксонский многие годы вёл войну со Шведским королевством; и поскольку для ведения войны, помимо денег и пушек, прежде всего требовались солдаты, то велел он по всей стране усердно стучать барабанам и набирать войска. Было достаточно парней, которые по доброй воле вставали под знамёна, особенно в начале войны, другим вербовщики вынуждены были помогать, спиртным ли, палкой ли. Но чего не сделаешь, служа в славнейшем полку, тем более что за голову каждого рекрута, в него приведённого, полагалось особое вознаграждение.
Отряд вербовщиков, состоявший из лейтенанта дрезденского пешего полка, усача-капрала, двух ефрейторов и барабанщика, который тащил барабан на своём горбу, — отряд вербовщиков приблудился однажды вечером ранней осенью и в Козельбрухе. Уже темнело, Мастер был в разъездах по стране — три или четыре дня, — мукомолы бесились в людской и помышляли остаток дня провести лентяйничая; тут постучались в дверь, и когда Тонда вышел, снаружи стоял лейтенант со своими солдатами: Они — офицер Его Светлости Всемилостивейшего Курфюрста Саксонии, и Они потеряли дорогу, а потому на этой проклятой мельнице Они постановили расквартироваться на ночь — это ясно?
— Конечно, Ваша Милость. Место на сеновале найдётся для вас всегда.
— На сеновале? — заорал капрал. — Ты, видно, не в своём уме, приятель! Лучшую постель на мельнице для Его Милости, чёрт возьми — и шкуру с тебя спущу, если моя будет хоть каплю хуже! Мы, кроме того, голодны. Так что подавай на стол всё, что есть на кухне, и пиво или вино в придачу, всё равно, лишь бы его хватило — а хватить его должно, или я тебе собственноручно все кости переломаю! Вперёд, и поторопись, чума тебе в печёнку!
Тонда свистнул сквозь зубы, очень тихо и коротко, но мукомолы в людской его услышали. Когда старший подмастерье с вербовщиками вошли в людскую, она была пуста.
— Как господа солдаты изволят присесть, еда тут же будет!
Пока непрошенные гости уютно располагались в людской, ослабляли шейные платки и расстёгивали гамаши, мукомолы шушукались на кухне, они совещались.
— Обезьяны с косичками! — выкрикнул Андруш. — Что, в самом деле, о себе возомнили!
У него уже был готов план. Все парни, даже Тонда, заявили под шум и галдёж, что они согласны. В спешке Андруш и Сташко с помощью Михала и Мертена соорудили яства: три котла отрубей и опилок, эта каша была замешана на прогорклом льняном масле и приправлена махоркой для пикантности. Юро сбегал в свинарник и вернулся с двумя заплесневелыми ковригами хлеба под мышкой. Крабат и Ханцо наполнили пять пивных кружек протухшей сточной водой из дождевой бочки.
Когда всё было готово, Тонда вышел к солдатам и доложил, что еда ожидает. Если Его Милость дозволит, он распорядится подавать.
Затем он щёлкнул пальцами — и это было особого рода щёлканье пальцами, как выяснится позже.
Прежде всего старший подмастерье велел принести три котла.
— Здесь, если угодно, суп-лапша с говядиной и куриными потрохами, тут котёл капусты с рубцом, там гарнир из белой фасоли, жареного лука и шкварок…
Лейтенант обнюхал все блюда — ему предстоял тяжёлый выбор.
— Всё это отлично — что ты тут нам принёс. Дай-ка попробовать супа, для начала!
— Вот ещё ветчина и копчёное мясо, — продолжал Тонда, указывая на хлеб с плесенью, который Юро внёс на тарелке.
— Но всё ещё нет самого главного! — напомнил капрал. — От копчёного мяса просыпается жажда — а жажду стоит заливать, пока она мала, чёртова-чесотка-и-холера-тебе-в-глотку!
По знаку Тонды примаршировали Ханцо и Крабат, Петар, Лышко и Кубо, каждый с пивной кружкой, полной сточной воды.
— С почтением, Ваша Милость — ваше здоровье! — капрал опустошил свою кружку за здравие лейтенанта, затем вытер усы и рыгнул. — Неплохое пойло, мне по душе, неплохая штука! Сами варили?
— Нет, — сказал Тонда. — Из пивоварни в Капельдорфе, с вашего позволения.
* * *
Это был весёлый вечер. Вербовщики если и пили за десятерых, а мукомолы посмеивались, ведь они-то видели, что господа солдаты употребляли в действительности, нисколько об этом не догадываясь.
Дождевая бочка была большой. Сточной воды в ней хватало, чтобы наполнять пивные кружки
