еще был на ее плечах, и сбросить платье. Так велел Ирбис.
Секундное дело, но пальцы не слушались, дрожали, казались чужими. А пиджак точно намертво прилип к ее спине. Да и на платье молния не поддавалась.
Пришлось до боли закусить губу, чтобы успокоиться. А издалека накатывала истерика. Да, соблазнительница из Дуни Коротковой – никудышная.
– Подойди! – отчеканил Ирбис.
Мужчина говорил негромко, сипло, но ослушаться Дуня не посмела. Шла, едва переставляя непослушные ноги. И как не упала на ковер? Не понятно. Ведь колени тряслись.
Стоило приблизиться, как огромные ладони Георгия Матвеевича подхватили ткань подола платья. В тишине комнаты отчетливо был слышен треск рвущегося материала.
Рывком мужчина стянул те лохмотья, что остались от дорогого наряда. Особого сожаления по поводу утраты одежды в душе Дуни не было. Девушка во все глаза смотрела на Ирбиса.
Волевой подбородок. Сжатые в прямую линию губы. Нос прямой. Легкая щетина, ухоженная и аккуратная. И глаза… дикие, бушующие непонятными Дуне эмоциями, такие, от которых хотелось закрыться руками. Но Дуня не посмела. Так и стояла, почти вплотную к Ирбису, почти не дыша.
Тонкое кружево белья не скрывало ничего. Без платья Дуня чувствовала себя обнаженной, точно оголенный нерв. А мужской пиджак служил единственным укрытием от тягучего обжигавшего взгляда.
Сколько она вот так простояла, не сводя с Ирбиса глаз? Минуту… Две… Вечность?
Дуня слышала, как Ирбис медленно выдохнул и так же неторопливо протянул руки к пуговицам на своей одежде. Вернее, на той одежде, что была сейчас на Дуне.
Девушка не поняла, что именно делает Георгий. Под ее удивленным взором кажущиеся неловкими и огромными пальцы проворно справлялись с задачей, а черные пуговки послушно пролезали в петли. И вот Дуня оказалась в застегнутом пиджаке.
– Иди наверх, Дуня, – очень тихо, словно на его плечи свалился непомерный груз, проговорил Ирбис и откинулся на спинку кресла.
Дуня застыла. Наверх? В спальню?
– Сначала отпустите отца. Я хочу знать, что он в безопасности, – негромко произнесла девушка.
– В смысле? – обронил Ирбис.
– Ваши люди удерживают моего отца. Отпустите его, пожалуйста, – повторила свою просьбу Дуня. – У вас ведь есть я. Равнозначный обмен. Да?
– Если бы я знал, где прячется твой отец, тебя бы здесь не было, Дуня, – усмехнулся Ирбис, провел ладонью по лицу и отвернулся, – иди наверх. Пока я не передумал и не отымел тебя прямо здесь.
Короткова шагнула назад. Очередная грубость Ирбиса пролетела мимо девичьих ушей. Главное, он сказал, что не знает, где отец. Можно ли верить этому бандиту?
Дуня не знала ответа на этот вопрос. А еще понимала, что и отец не заслуживает ее доверия. И если уж сравнивать Ирбиса и Короткова, то к первому мужчине доверия, как ни странно, было у Дуни больше. По крайней мере, Георгия Матвеевича девушка видела чаще, да и провела под крышей его дома две недели, пусть и без добровольного согласия.
Девушка торопливо покинула кабинет. Тут же сбросила надоевшие туфли на каблуке. Подняла их и пошла босиком через холл, к лестнице.
Подняться на второй этаж – дело минутное. И вот Дуня оказалась на лестничном пролете, прошла дальше, налево, свернув в коридор, который вел в крыло, где была ее спальня.
– Направо! – расслышала Дуня четкий приказ, доносившийся снизу.
Невольно обернулась на голос.
Ирбис стоял в центре холла. Руки в карманах брюк. Голова вскинута. Лицо хмурое, недовольное. Взгляд – тяжелый, угольно-черный.
Дуня с трудом отвернулась. Послушно повернула направо. Но успела все же заметить, что там, где прежде была дверь ее спальни-темницы, теперь красовался проем. Вернее, просто дыра. Будто кто-то снес дверь с петель.
Размышляя над увиденным, Дуня шла, пока не замерла перед единственной дверью в этом коридоре.
Девушка прекрасно знала, чья комната расположена за этой преградой.
Комната хозяина особняка.
* * *
Гоша заставил себя мыслить здраво. Получалось хреново и с перебоями. Слишком близко была Дуняша к нему. Слишком откровенный на ней был наряд. Ничего не скрывал. Раздражал самого Гошу и будоражил воображение.
Нет, он собственными руками сожжет эти лоскуты. Прямо сейчас и спалит, к чертовой матери!
Ирбис жадно смотрел на молочную кожу, которая виднелась под пиджаком. Мужчине отчаянно хотелось прижаться к ней, втянуть носом аромат, убедиться, что на ощупь кожа Дуни такая же нежная, как и на вид.
Вожделение уничтожало остатки здравого смысла. Разбивало в крошку выдержку.
И Гоша понял, что его не хватит надолго. Боль в паху становилась нестерпимой. Член требовал дернуть девчонку на себя, стащить остатки шмотья и присвоить. Ворваться в нее, сделать своей, до хрипа, до отвала башки, до тех пор, пока сама Дуняша не покорится его желаниям.
Ирбис уже в мыслях видел, как Дуня прогибается под его натиском.
Уже слышал ее шепот, крики, стоны…
Все изменил взгляд девчонки. Она тряслась от страха. Пыталась это скрыть, но боялась его, Гошу.
С другой женщиной, с любой, кого он имел, кого трахал в прошлом, прокатило бы. Они бы не возражали, прикажи Гоша исполнить любой каприз.
А Дуня… Дуняша совсем не такая.
Гоша и сам не понимал, откуда такие трусливые мысли. Но ломать девчонку он не хотел. Брать нахрапом ее нельзя.
Гоша стоял и смотрел, как она поднималась по лестнице. Шла, осторожно ступая босыми ногами по паркету.
Вид тонких, крохотных пальцев на ступнях встряхнул Ирбиса. Отрезвил. И мужчина понял, что Дуняша Короткова никогда и никому не будет принадлежать.
Только Ирбису.
Дождавшись, когда девушка скроется за дверью хозяина особняка, четко разобрав негромкий щелчок замка, Гоша выдохнул. Теперь Дуня была на его территории. И, кажется, именно Короткову за это нужно сказать спасибо.
Вот только от Гошкиного «спасибо» старик загнется в момент. А потому, Ирбис решил дать врагу время на следующий шаг.
* * *
Дуня оказалась в просторной комнате. Так и стояла, боясь пройти вглубь. Но и ждать Ирбиса на пороге – смысла не было. И потом, девушке хотелось смыть с
