слишком долго, раз уж девчонка предложила свою помощь.
Георгий развернулся спиной к зеркалу. Через отражение Дуня смотрелась иначе. Какой-то далекой, что ли.
А вот так, глаза в глаза, была реально ближе.
– Собирайся. После завтрака едем в город, – глухо приказал Ирбис, а руки убрал, предложив Дуне самой подойти и помочь с непослушным узлом.
– Хорошо, – послушно ответила Дуняша.
Гоша не смотрел на ловкие пальчики, умело справляющиеся с мужским аксессуаром. Смотрел только на Дуню.
Девичье лицо, приподнятое и сосредоточенное, манило и притягивало Гошку. А приоткрытые розовые губы наводили на мысль, что ему до одурения понравилось изучать их своим ртом.
– Мне ехать в халате? – не сразу до слуха Ирбиса донесся негромкий вопрос.
– Чего? – буркнул Ирбис, а девушка шагнула назад.
Гоша с великим трудом не сделал синхронный шаг. Казалось, что этот чертов узел привязал и его самого к тонким пальцам.
Черт дери! Да ведьма она, что ли???
– Вы мое платье порвали. Мне в халате ехать? – спокойно, словно общалась с тугодумом-шкетом повторила Дуня.
Ирбис прикинул, как его парни будут пялиться и пожирать глазами стройные ножки малышки, которые мелькали под халатом.
Да вот уж хрена с два! Только через его, Гошин, труп. А помирать Ирбис не собирался еще очень-очень долго. Не зря же год назад выкарабкался с того света после «огнестрела».
– Решим вопрос, – отрывисто бросил мужчина и отвернулся.
* * *
Дуня смотрела на широкую, затянутую в темно-серый пиджак спину.
Широкие плечи, мощная шея и коротко-стриженный затылок совсем не пугали Короткову. Главное, что Ирбис больше не сверлил ее суровым и жутким взглядом, от которого хотелось спрятаться.
Георгий вышел из спальни, а Дуня выдохнула. И даже как-то захотелось присесть. А лучше – спрятаться под одеяло. Но тут же вспомнилось, как она лежала там, на постели, в крепких мужских руках, голой.
Дуня неловко заправила непослушную прядку волос, выпавшую из пучка. И пока девушка пыталась вернуть ее на место, подняв руки к затылку, дверь негромко хлопнула.
Мягкий халат вновь распахнулся на груди, хорошо, что Дуня успела надеть белье. Так она и стояла, с поднятыми к голове руками, а Ирбис смерил ее ледяным взглядом.
Девушка ощутила недовольные и дикие глаза на своем бюсте. И ведь некстати вспомнила, что лифчик – практически прозрачный.
В одной руке Ирбис держал сложенные стопкой вещи. В них Дуня узнала ту самую одежду, что принесли для нее в клинику после приступа аллергии. Выходит, они все еще были в доме Георгия Матвеевича.
Мужчина надвигался на нее, а Дуня, в коем-то веке, не спасовала. Просто стояла и смотрела с настороженностью. Все равно бессмысленно убегать от этого хищника. Догонит.
Ирбис подошел вплотную к ней. Дуне пришлось вскинуть голову, чтобы смотреть в темные глаза. Руки она опустила, неосознанно накрыла ладонью непослушную ткань халата.
– Переоденься, – отчеканил Ирбис.
– Хорошо, – кивнула Дуня.
– Это приказ! – рыкнул Ирбис, а его ноздри раздулись, как у дикого хищника, напавшего на след раненой жертвы.
Вот только Дуня устала быть жертвой. Устала ждать и биться в агонии и жалости к самой себе.
– Хорошо! – чуть громче, чуть более настойчивее ответила девушка.
И тут же пожалела о том, что вообще открыла рот. Глаза Ирбиса окатили ее… презрением? Осуждением? Недовольством?
Дуня не понимала тех эмоций, что сквозили в яростном взоре.
И пока смотрела на мужчину, не заметила его ладони, нырнувшей в непослушный пучок на затылке.
Дуня затаила дыхание. Ждала той самой боли, что обещали ей глаза Георгия Матвеевича.
Но вместо того, чтобы дернуть ее за волосы, мужчина слегка потянул, плавно и медленно, заставляя Дуню приподниматься на цыпочки и неотвратимо приближаться к лицу. И когда до твердых и напряженных губ оставались считанные миллиметры, Георгий пробормотал:
– И волосы не вздумай собирать!
Дуня могла бы возразить. Сказать, что с распущенными локонами жутко неудобно, волнистые пряди лезут в лицо, и …
Не успела.
Этот поцелуй совсем отличался от того, первого. Был другим. Более яростным, жадным… волнующим.
Пусть теперь Ирбис и был одет, полностью, но даже через ткань рубашки и пиджака Дуня чувствовала, как полыхает смуглая кожа огнем.
Требовательный язык раздвинул ее губы, ворвался в рот. Это было… порочно. Дуня вцепилась пальцами в пиджак, чтобы удержаться. А поцелуй все не заканчивался. Да и сам Ирбис не отпускал ее, только давил все сильнее, будто стремился впечатать ее в свою каменную грудь.
Дыхания не хватало. Халат распахнулся. И теперь стройное тело Дуни терлось о грубую ткань строгого костюма.
Странные и непонятные ощущения зарождались сейчас в Дуне Коротковой.
Было жарко, и одновременно – появилась дрожь, сродни ознобу.
Хотелось спрятаться от Ирбиса, укрыться от его жадных и твердых губ, от горящих глаз, и в то же время совершенно не хотелось двигаться с места.
Противоречивые чувства. Дуня их совсем не ждала и не звала.
И будто очнулась от наваждения, попыталась напомнить себе, кто именно перед ней. Ирбис. Георгий Матвеевич. Человек, которого нужно бояться. Мужчина, который распоряжался ее судьбой по своему усмотрению.
Дуня открыла глаза, когда ее губы оказались свободны от плена рта Ирбиса.
Мужчина дышал тяжело. Ладонью все еще сжимал пряди ее волос, а сама Дуняша, прижатая к мощному телу, чувствовала каждый изгиб, рельеф тренированных мышц. Более того, прямо в ее живот упирался орган, о котором Дуня пока не могла думать, не покраснев.
– Чертов халат, – пробормотал Георгий.
Дуня смотрела вслед удаляющемуся хозяину особняка. Пальцы взметнулись к припухшим после поцелуя губам. Румянец смущения затопил щеки. Да что уж, кажется, все ее тело горело в огне.
И виной тому был Ирбис.
* * *
Дуня одевалась быстро. Старалась не думать о том, что произошло минуту назад. Старалась приучить себя к мысли, что все в пределах нормы.
Но руки слегка тряслись, а губы горели огнем. И в мыслях – полнейшая каша.
