Настроение было испорчено. «Проклятая профессия! — думал Дронго. — Подозревать в каждой женщине, в каждом мужчине предателей». Проклятая профессия. По-настоящему доверять нельзя никому. Даже «Пьеро», который должен его охранять. А кому вообще он доверяет? Дронго сел в кресло и, взяв ручку, начал задумчиво выводить в блокноте геометрические фигуры. Кому вообще он доверяет? Эдгару Вейдеманису, своему другу и постоянному партнеру? Да, вне всяких сомнений. Кружкову, который помогает ему? Конечно, доверяет. Кому еще? Родителям. Безусловно. И еще Джил. Да, ей он верит абсолютно. Почему-то он не ревнует, когда не видит ее долгими месяцами. На чем основана эта уверенность? Она слишком цельная натура. Или он так самоуверен? У западных людей другие понятия об измене или предательстве? Глупости. У всех людей есть некие моральные критерии, позволяющие им жить в соответствии с этими законами. Европейская цивилизация в основе своей определялась христианскими ценностями, а затем восприняла идеалы французского Просвещения. И эти нормы морали восемнадцатого века, подхваченные французской революцией, оказали решающее воздействие на развитие всей Европы в последующие три века.
«Проблема доверия, — подумал Дронго. — Как неожиданно остро встала она перед всеми нами в двадцать первом веке!» Делегаты, собравшиеся сюда со всего мира, вместе обсуждают возможность борьбы с атипичной пневмонией, а в это время некоторые государства уже готовы ввести карантины, закрыть свои границы, ущемляя права людей. Правильно или нет? С точки зрения защиты собственных граждан — безусловно правильно. Но с точки зрения той самой морали, тех самых ценностей, на которых базируется единая Европа, разве так можно решать подобные проблемы? Пусть умирают китайцы и корейцы, лишь бы зараза не проникла к нам в страну. Разве это человеческий подход? И присутствие здесь делегатов со всего мира доказывает, что люди все-таки изменяются в лучшую сторону. Даже быстрее политиков. Для собравшихся здесь делегатов смерть любого человека является трагедией. Они не желают мыслить категориями политиков, считающих сто человеческих трагедий лишь досадным недоразумением, а сто тысяч — статистической цифрой, способной вызвать политические потрясения. Они борются за каждую человеческую жизнь. Возможно, так и нужно относиться к жизни вообще. Бороться за каждого человека. И пытаться верить каждому из них.
«Только не с моей профессией», — вздохнул Дронго. Нужно было стать адвокатом, сказала Зулмира. Его отец так и сделал. И долгие годы возглавлял коллегию адвокатов в своей республике. «Почему я не стал адвокатом? — спросил себя Дронго. — Прекрасная профессия. А сейчас еще и самая денежная. У нас в семье несколько поколений были адвокатами». Правда, кажется, Бальзак говорил, что адвокаты, врачи и священники не очень-то уважают людей. Они знают слишком много о человеческих пороках. Возможно, стань он адвокатом, быть бы ему законченным циником. Хотя, с другой стороны, разве его отец циник? И разве были циниками лучшие адвокаты, о которых он читал в детстве? Тот же Плевако. Ведь если разобраться, не профессия определяет человеческую жизнь, а сам человек. С любой профессией можно превратиться в циника, а можно и любить свою профессию, и верить в остальное человечество. Кажется, Никсон был адвокатом. Хотя это неудачный пример — он плохо закончил свою карьеру.
Дронго посмотрел в сторону сеньора Бельграно. Тот невозмутимо сидел на своем месте и что-то записывал, слушая выступление очередного докладчика. «Тоже мне «апрельские тезисы», — неприязненно подумал Дронго. Его всегда возмущала эта оставшаяся с советских времен привычка подчиненных вести записи в присутствии своего начальства. Ну, в пятидесятых годах это еще можно было понять. Хотя и тогда тоже — существовали же стенографистки. Но в двадцать первом веке! Делать вид, что записываешь мудрые речи шефа, когда есть магнитофоны и диктофоны. Или во время выступления начальства столько собственных умных мыслей лезет в голову, что надо их срочно записать, а то вылетят? Когда Дронго видел подобные сцены по телевизору, они вызывали у него отвращение. Ханжи и лицемеры. Вот и его напарник делает вид, что конспектирует доклад, хотя наверняка думает о другом. И записывает совсем не выступление очередного делегата.
Через некоторое время его напарник поднялся и пошел к выходу. По дороге он, посмотрев в сторону Дронго, кивнул ему. Теперь нужно немного выждать и тоже выйти. Дронго огляделся по сторонам. Кажется, за ним никто не наблюдает. Или наблюдают, а он ничего не замечает? Но покидать зал не возбраняется никому, обстановка здесь предельно открытая, доброжелательная и свободная.
— Я сейчас вернусь, — сказал Дронго, обращаясь к сидевшему рядом представителю Албании. — Если меня будут спрашивать, я буду через пять минут.
Он поднялся и вышел из зала. В Португалии и Испании не столь суровые законы против курения, как в Америке или Франции, поэтому многие делегаты, покинувшие зал заседаний, курили в коридоре. Он увидел «Пьеро», стоявшего у окна. Тот дымил сигаретой, глядя в сторону улицы. Дронго подошел и встал рядом.
— Не могу попросить у вас огонька, так как не курю, — заметил Дронго, — поэтому решил просто подойти к вам. Кстати, курение вредно для здоровья. Капля никотина убивает лошадь. Как вы считаете, сколько сигарет спобны убить профессионального киллера? «Пьеро» посмотрел на Дронго, потушил сигарету и добродушно ухмыльнулся.
— Вообще-то я не курю, — сообщил он. — при моей профессии — это как отпечатки пальцев. Окурки и запах сигарет. Я только делал вид, что закурил сигарету, чтобы у вас был предлог подойти ко мне.
— Прекрасная конспирация, — пробормотал Дронго, — в таком случае я должен был тоже закурить. Но признаюсь, что я за всю жизнь еще не выкурил ни одной сигареты, не очень об этом жалею.
— Хотите жить сто лет? — взглянул на него «Пьеро».
— Хочу, — серьезно ответил Дронго. — Моим родителям под восемьдесят, и у них нет серьезных болезней. Постучу по дереву и сплюну через плечо. Может, и я протяну достаточно, если другие любители сигарет не решат, что я живу слишком долго.
— У вас мрачный юмор, — заметил «Пьеро», — вам никто не говорил, что вы меланхолик?
— С вами превратишься и в мизантропа, — буркнул Дронго. — Так что случилось? Зачем вы меня позвали?
— В группе экскурсантов много азиатов. Корейцы, китайцы, вьетнамцы, японцы. Как вы думаете, почему они все решили записаться в одну группу?
— Ничего необычного в этом нет. Корейцы и японцы недавно принимали у себя чемпионат мира по футболу и выступили там очень даже достойно. Сейчас в Азии настоящий бум футбола, вот они и хотят увидеть места, где пройдут финалы европейского чемпионата. У вас есть другие объяснения?
— Среди записавшихся есть люди, о которых никто и ничего не знает. Они впервые приехали на конгресс и никогда раньше не числились в списках ВОЗа.
— Они есть в моем списке? — быстро уточнил Дронго и, увидев, что его напарник тут же кивнул, спросил: — Кто?
Сделав шаг, он вплотную встал к «Пьеро». Со стороны можно было подумать, что они смотрят на улицу вместе.
— Чжан Цзинь из Гонконга, — перечислял «Пьеро» по памяти, — Ким Сен из Кореи и Тху Бон из Кампучии. Он вьетнамец. В группе будет еще одна женщина из Вьетнама — Фан Тхи Суан. Возможно, она его знает.
— Почему их двое? Разве от каждой страны по одному делегату?
— Азиатским странам, по которым прошлась атипичная пневмония, разрешили прислать по два делегата. Специалистов по этой болезни и консультантов ВОЗ. Но Тху Бон формально представляет Кампучию. Из Китая приехали пятеро, и среди них этот Чжан Цзинь, хотя в Гонконге случаев атипичной пневмонии не было.
— Подозреваете, что среди них «Сервал»?
— Не думаю. Но нужно проверить. Если вам удастся получить каким-то образом отпечатки пальцев каждого из них, нам было бы гораздо легче. У меня с собой аппарат для проверки.
— Какой аппарат? — не понял Дронго. — Уже есть такие аппараты? Как далеко шагнула шпионская техника. Я за десять лет порядком отстал. Зачем тогда позвали меня? Снимите отпечатки пальцев у каждого из подозреваемых и все, никаких проблем.
- Я не могу подойти к каждому и снять отпечатки, — терпеливо пояснил «Пьеро». — Нам нужно делать это вместе, вдвоем. Только очень осторожно. Если «Сервал» здесь, среди нас, он сразу скроется, и мы его больше не найдем.
— Осторожно, это как? Раздать всем по стакану воды? Или предложить оставить свои отпечатки на память? Каким образом?
— Не знаю. Но мне рекомендовали обратить внимание на этих людей. Я говорил с представителями нашего посольства сегодня утром.
— Вы, наверно, вообще не спите, — посочувствовал Дронго, — как хорошо, что моего посольства в Португалии нет. И в Испании тоже. Могу иногда заходить к красивым женщинам и даже оставаться там на ночь. Но я слышал, что в Баку уже решили открыть новое посольство в Испании. Так почему именно эти трое?
