Материал опубликовали. Еще через неделю пришел рассказ о слонах, которые раньше водились в городском парке Найроби. Редактор напечатал и его. Так оно и пошло. Каждую среду утром в газету присылали историю о слонах, бабуинах, стервятниках и тому подобном, редактор пробегал текст глазами, передавал заму, и в тот же день статью отправляли в печать. По сути, мечта любого главного редактора: регулярный бесплатный материал. Когда-нибудь он, вероятно, познакомится с мистером Дадуквой, однако к чему торопиться?
Пару месяцев спустя, в четверг, редактор выходил из кабинета после утренней летучки.
— Босс, колонка вчера была просто супер, — сказал ему один из репортеров.
Редактор торопился в город на встречу с новой знакомой. Он небрежно бросил: «Да-да» — и лишь позднее, лежа в постели с упомянутой знакомой и честно заслуженной сигаретой, сообразил, что единственная колонка, регулярно появляющаяся по средам (день, известный отсутствием новостей — что в Нью-Йорке, что в Найроби), — это «Птицы одного полета».
— Ты читаешь нашу колонку о природе? — спросил он у новой подруги.
Та ответила: нет, но у нее нашелся номер за среду. Они вместе открыли седьмую страницу и прочли рассказ о шакалах и гиенах, которые дерутся за труп газели, а лев, убивший ее, с кажущимся равнодушием наблюдает за ними со стороны. И тут появляется стервятник. Все. «Брр», — потрясла головой подруга. Редактор натянул брюки и отправился обратно в редакцию.
Недели через две, в среду, он увидел, как двое младших рекламных менеджеров хохочут над очередной статьей на седьмой странице.
— Ну вы даете, босс! — воскликнул один из них.
Редактор выхватил газету из рук у своих сотрудников и прочел про гиппопотама и аиста марабу.
— Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит?
Объяснять главному, что колонка «Птицы одного полета» — совсем не то, чем кажется на первый взгляд, выпало на долю парламентского обозревателя и редактора отдела писем. С виду это странноватые зарисовки о природе, растолковали они, на самом деле — пародия, сатира. Лев — это президент, кто же еще. Гиппопотам, уже по внешности ясно, — министр сельского хозяйства и туризма. Марабу — министр финансов, питон — госсекретарь по внешним связям, гиена — министр вооруженных сил, стервятник — его горластая и крайне непопулярная в народе супруга. Стада газелей, зебр, гну и прочих копытных — различные союзы и группировки. А видел ли босс графики продаж, которые еженедельно кладутся ему на стол? Резкий скачок в среду может означать только одно: колонка пользуется невероятным успехом.
Редактор «Ивнинг ньюс» решил докопаться, кто автор. Вначале подумал: кто-то из своих, и следующим же утром на летучке начал с восхваления «Птиц одного полета». Сказал, что ему было интересно, сколько времени понадобится сотрудникам, чтобы оценить шутку, но теперь уже автору пора раскрыть инкогнито и начать пожинать лавры. Никто не встал, все молчали.
— Ну же, господа. Ведь это кто-то из вас. Такой труд должен быть оценен по достоинству.
Присутствующие озирались, смотрели друг на друга, однако никто ничего не говорил.
— Нет, я, конечно, все понимаю, — сказал редактор. И он действительно понимал.
Правительство Кении, подобно многим другим правительствам, демократическим и не очень, не слишком высоко ценит свободу слова. Редактор (как и Роз Мбиква) прекрасно знал, что существует масса способов замолчать критику и что для человека, осмелившегося заговорить, анонимность, как правило, намного предпочтительней пары лишних шиллингов в кармане. Ведь в Кении по-прежнему бесследно пропадают люди. Но может быть, автор и вправду кто-то со стороны? Редактор нашел самое первое письмо мистера Дадуквы, датированное шестнадцатым февраля (главный политический обозреватель, представитель народности камба, уже разъяснил ему значение псевдонима). Одному из рядовых обозревателей поручили разыскать владельца почтового ящика, и тот узнал, что с апреля ящик арендует некий мистер Дж. Арипо. Обозревателя отослали обратно, предварительно дав понять, что если он не выяснит, кто арендовал ячейку конкретно шестнадцатого февраля, то может сразу сказать куахери своей журналистской карьере. Потратив три часа и несколько сот весьма убедительных шиллингов, обозреватель вернулся в редакцию с известием, что почтовый ящик в тот день действительно арендовал некий мистер Дадуква — по воспоминаниям работника отделения, довольно моложавый, но уже не первой молодости мужчина, африканец, а может, азиат, в темном костюме, без особых примет, заикания, тика и тому подобного.
Данная информация крайне мало помогла главному редактору, но вы, без сомнения, по этому на редкость точному описанию узнали… мистера Малика.
18
Иволга
Есть одно неприятное и достаточно распространенное заболевание, которым страдают, как правило, президенты и прочие лидеры мировых держав. Называется оно «беспокойство за Африку», и подхватывают его обычно на зарубежных саммитах по вопросам бедности или какой-нибудь опасной эпидемии. Симптомы таковы: болезненные угрызения совести из-за разницы в благосостоянии стран первого и третьего мира; сосущее чувство под ложечкой, связанное с мучительными подозрениями по поводу того, что капитализм, кажется, не такое безусловное благо, каким его привыкли считать; бесконечная потребность взывать «что-то делать». Лучшим лекарством был и остается хороший внутренний государственный кризис.
Президент Клинтон в начале второго срока правления пережил короткий, но сильный приступ этого тягостного заболевания и, пока юная Моника его не вылечила, успел не только создать специальный сенатский комитет по африканским вопросам, но и отправить на черный континент с пятидневной разведывательной миссией своего друга и помощника доктора Рональда К. Дика. Кении в обширной программе доктора Дика было уделено почти девять часов.
Заслушав его доклад по возвращении в Вашингтон, специальный сенатский комитет пришел к выводу, что, хотя региону безусловно необходима финансовая помощь, она должна выделяться под различные целевые программы, рекомендованные доктором Диком (разумеется, при согласии правительств соответствующих стран). В частности, для Кении, отметил доктор Дик, особо важна реструктуризация системы министерского транспорта. На время короткого, но плодотворного визита в Найроби посольство США обеспечило его машиной с шофером. Каждому из министров кенийского правительства, пояснил доктор Дик, полагается персональная машина с шофером, которые нередко простаивают большую часть дня — пока министр заседает в парламенте, работает у себя в кабинете, обедает и тому подобное. Очевидно, что в периоды простоя было бы целесообразно использовать машину с шофером где-то еще, для чего необходимо создать общий автомобильный парк — ну хотя бы такой, как в нашем старом добром американском посольстве. Сенаторов так впечатлило это простое, но ценное предложение, что осуществление данной задачи стало ключевым условием выделения дополнительной помощи суверенной республике Кения. Сначала машины, потом денежки. Кенийское правительство легко согласилось на такое условие. А среди людей, которых затронуло решение правительства, оказался уже известный вам Томас Ньямбе, товарищ мистера Малика по птичьим экскурсиям.
До последнего времени Томас Ньямбе был личным шофером министра образования. Каждый день, кроме воскресенья, в шесть утра он на матату приезжал к дому министра, мыл машину и отвозил детей в школу (да-да, даже по субботам найробийские дети должны ходить в школу). Потом до вечера Томас Ньямбе находился в распоряжении министра и доставлял его в офис, в парламент и вообще куда тот пожелает. Сейчас схема работы Томаса Ньямбе изменилась. В течение одного дня он мог отвезти министра по туризму в аэропорт на ранний рейс, министра сельского хозяйства — в ресторан на деловой ланч, а после обеда — жену госсекретаря по торговле на рынок (поскольку, как объяснил кенийский министр транспорта первому замминистра при посольстве США, ответственному за организацию работы автомобильного парка, лучше развозить жен и детей на правительственных машинах, чем оставлять эту обязанность чиновным отцам семейств). Словом, теперь выходными днями для Томаса Ньямбе стали суббота и утро вторника.
Томас Ньямбе был, можно сказать, потомственным правительственным шофером. Когда зрение его отца ухудшилось настолько, что он, как ни щурился, уже не мог ехать в сторону солнца, работа вместе с формой перешла к Томасу. Отец научил его вождению и прочим профессиональным премудростям: Томас умел не только безупречно управлять и содержать в образцовом порядке транспортное средство, но также быть молчаливым и незаметным, как подобает истинному шоферу.
