- Чего? - истерично встряла Зарина. - Висельника в дом? Ни за что! Уж лучше его закопайте или здесь, в гараже, оставьте!
- П-п-прикопать на две недели? - тут уж и Олег не выдержал, он упер руки в бока и бешено зыркнул бесцветными глазами. - А п-п-потом раскоп-п-пать? Ты что, издеваешься?!
А пока тянулись семейные разборки, председатель артели молчал. Он понимал, что все то, что сейчас происходило, было по его вине: ну не нужны были радикальные меры, следовало Глеба с его проблемами послать куда подальше, а Ярославу просто по морде настучать. А он, глава свободной артели, повел себя как пахан в местной тюряге. Родион нервничал: очень хотелось выпить. Водка еще оставалась, и можно было залиться с расстройства.
- Я, пожалуй, пойду. - Филипп первым решил покинуть местное общество. Все эти морготные люди начали его раздражать. Похоже, у него сильно поднялась температура, потому что нарастающий холод преследовал его по пятам. Болели даже костяшки пальцев: ветер и холодная вода не смогли оставить здоровым этого человека после губительных объятий.
Завалившись в свою берлогу, Филипп снова с головою скрылся под одеялом и даже на завтрак вставать не стал. Родион ходил нервным, потому что начал опасаться за свой авторитет в артели: если Филипп начнет поднимать бунт, то его поддержит Степан, дед скорее всего займет нейтральную позицию, а Глеб - его, Родионовскую. И неизвестно, чем все это закончится.
Труп благополучно оставили в гараже, в смотровой яме, намереваясь не заходить туда до появления вертолета.
Когда все ушли на прииск, Филипп остался лежать в кровати. Его всего трясло, и даже глазные яблоки начинали болеть, словно при гриппе. Филипп знал, что при простуде линзы нужно снимать, что нужно надевать очки, чтобы не было никаких проблем с глазами потом, но даже руку из-под одеяла он вытащить не решился. Он то впадал в какое-то полузабытье, то снова приходил в себя, хотя и ненадолго. Взгляд его стал размытым и рассеянным, а голова соображала очень плохо.
Олег видел, что Филипп не пошел работать. Он щучкой занырнул в палатку, осторожно приподнял одеяло за край и, увидев почти что невменяемое лицо - раскрасневшееся с запекшимися губами, сразу же приложил ладонь ко лбу. Олег все понял: температура явно зашкаливала, да Филиппа просто лихорадкой било.
- Ну все, лежи, лежи, я сейчас п-п-приду, - он снова начал заикаться, когда большие серые глаза распахнулись от прикосновения и испуганно посмотрели, словно ожидая чего-то дурного.
Олег торопливо отошел от постели и, достав из кармана свой глобус на резиночке, устремился к дому, по пути успокаивая себя мерным покачиванием простецкой игрушки.
Зарина когда-то работала медсестрой. Получив сигнал от сына, женщина поспешила к больному. К этому времени Филипп уже никого не узнавал, а только тихо постанывал от головной боли.
- Нужно забрать тебя в дом, в нормальные условия. У меня есть хорошие антибиотики. Олег, - обратилась она к сыну, стоявшему тут же, -
собирай его вещи.
Этих самых вещей было немного - Олег с легкостью затолкал все мыльно-рыльные приборы и белье в рюкзак, приподнял Филиппа на постели и, перекинув его руку через плечо, повел больного на новое, более комфортное место жительства.
Филиппу выделили комнату на втором этаже - кабинет Наркеса, если это можно было так назвать. Письменный стол с самыми обычными канцелярскими штучками, кресло перед ним, пара шкафов, доверху забитых книгами, и кожаный диван - очевидно, для гостей. Было ясно, что это помещение уже давным-давно не используется по прямому назначению. Рассматривать комнату Филиппу не хотелось - хотелось лечь на этот самый диван, сжаться в комок, а еще вынуть линзы: воспаленные глаза этими пленками как ножом резало.
Олег аккуратно усадил его в кресло и принялся стелить постель. В комнате было темновато. Зарина включила свет и с самым что ни на есть деловым видом вручила пациенту градусник. Казалось, что за эти несколько минут Филипп засыпал и просыпался раз этак десять. Все происходило как в полузабытьи, в какой-то неприятной, болезненной полудреме. Свет от люстры откровенно раздражал, теперь болели не только мышцы - болели кости, будто бы даже трещали, а кожа на голове горела огнем - если бы сейчас Филиппу предложили расчесать спутанные пряди, он ни за что не стал бы этого делать.
- Сорок, - нимало не удивившись, произнесла Зарина и неодобрительно покачала головой, будто добавляя: «Я так и думала». Окончательно утомив Филиппа действиями с фонендоскопом, она нахмурилась еще больше.
- Я - за лекарствами. Переложи его на диван, - распорядилась Зарина и покинула комнату.
Олег с готовностью двинулся к Филиппу, помогая ему подняться. Тот застонал: каждое движение давалось ему с трудом. Несколько шагов по скрипучему полу - и наконец-то долгожданная постель. Филипп был в совсем не чистых штанах и такой же рубашке, насквозь пропахшей костром.
Дрожащими руками он кое-как справился с пряжкой ремня, рваными, торопливыми движениями стянул с бедер штаны и, оставив их на полу, уселся на простынь, непослушными пальцами начиная путаться в мелких пуговицах.
Олег стоял рядом и смотрел на него. Оно и в одежде становилось очевидно, что ноги у Филиппа длинные и стройные, но обнаженные - они были достойны более пристальных взглядов. Соблазнительные колени подрагивали от холода, на одном из них виднелась солидная ссадина - кровь запеклась причудливой кляксой, на другом красовался багряный кровоподтек. Олег подумал о том, что вчера Филиппу наверняка было очень больно стоять на таких вот коленях.
Филипп все еще возился с рубашкой, когда Олег гладил горячим взглядом его хорошо сложенные икры - жилистые, крепкие ноги - ему очень нравились такие. Щиколотки с соблазнительно торчащими косточками прикрывались носками, черными, в катышках, а на правой ноге из замахренной дырки хитро выглядывал большой палец.
- Да чтоб тебя, - в отчаянии простонал Филипп, ругаясь на последнюю пуговицу, самую нижнюю, - чтоб тебя черти дрючили!
- Хватит, - твердо, командным тоном отчеканил Олег. Он опустился перед ним на колено и, не терпя никаких возражений, ухватился обеими руками за полы строптивой рубашки. Филипп лишь вздрогнул, когда ткань треснула, а пуговица, выдранная вместе с цветастым клоком ниток, отлетела на пол.
