Вот тебе и пересекла! А еще собралась показать всем и вся, какая она самостоятельная и независимая. Собственно, в том и состояла главная цель ее путешествия: проверить, насколько у нее хватит смелости, чтобы выполнить все задуманное. Доказать и себе и другим, что она вполне готова самостоятельно принимать важные жизненные решения. Неужели же не готова? И жизнь так быстро доказала ей это – и ей срочно нужен спаситель?
Резким щелчком она захлопнула крышку сотового и спрятала его в сумочку, дав себе слово не впадать в панику по каждому пустяку. Минут через тридцать в приемной показался хозяин:
– У меня для вас две новости: одна хорошая, вторая плохая.
Луз поежилась. Значит, не жди ничего хорошего. Как правило, такие речи всегда предваряют плохие новости.
– Поломка у вас несерьезная, – обнадеживающе констатировал мастер. – Это хорошая новость. Нужно заменить одну деталь, и только. Но, – он развел руками, – к несчастью, сейчас у нас нет в наличии этой детали. Мы, конечно, сумеем раздобыть ее… если вы согласитесь подождать… ну, скажем, до завтра.
– До завтра? – Луз нетерпеливо привстала.
– Или до послезавтра. – Выражение лица Луз стало совсем унылым. А мастер продолжал добавлять ей уныния: – Может быть, понадобится и три дня. Я кое-кого уже обзвонил… только ни у кого нет.
– Но… но я не могу задерживаться здесь на целых три дня!
Хозяин обстоятельно вытер руки о старое рваное полотенце. Помолчал. Луз смотрела на него умоляюще.
– Вы можете отбуксировать машину в какую-нибудь другую мастерскую, но уверяю вас, для такой… – мастер для солидности кашлянул, – старой модели «Фольксвагена» вы едва ли…
Он пожал плечами и с сомнением покачал головой, выразительно давая ей понять, что дальнейшие поиски бесполезны.
Луз почувствовала, как кровь отлила от лица. Неужели придется торчать здесь целых три дня? Это же какая уйма денег уйдет на гостиницу! И что ей остается? Звонить Салли?
На ватных ногах она добрела до машины, понуро достала из багажника чемодан, взяла с заднего сиденья коробочку с прахом… Она совсем пала духом, плечи ее сгорбились сами собой, словно на них взвалили непосильную кладь, которая гнула ее к земле. Луз растерянно огляделась. Хорошенькое начало у путешествия. У нее и следа не осталось от радостного возбуждения, в каком сегодня утром она двинулась в путь.
Глава пятая
Бабочки-данаиды питаются листьями молочая. Взрослые особи высасывают нектар из цветущих растений с помощью хоботка, такой специальной сосательной трубочки, напоминающей формой соломинку, – незадействованный, он в свернутом виде покоится под ее головкой.
Какой жалкой и потерянной почувствовала себя Луз в этом огромном чужом городе. И вокруг столько шума! Рев машин, скрежет моторов, визг тормозов на поворотах, вой сирен, крики людей. И вся эта какофония изрядно сдобрена неумолчным сопровождением сигналящих клаксонов.
Подхватив вещи, Луз поплелась по тротуару. Мистер Вера объяснил ей, что автобусная остановка через несколько кварталов. Там она сядет на автобус и преспокойно доедет до железнодорожного вокзала, откуда так же преспокойно сможет отбыть поездом обратно к себе в Милуоки. Это самое разумное, что надлежит сделать, очутившись в подобной ситуации. Хотя, конечно, не очень-то приятно возвращаться домой побитой собакой, поджав хвост. Она завернула за угол дома и остановилась как вкопанная. Вся глухая стена гаража, снизу и до самой крыши, была покрыта цветной росписью – изображена была Святая Дева Гваделупская.
От неожиданности Луз рот раскрыла. Ну и что ей делать? Плакать? Или смеяться?
Сама по себе роспись была великолепна. Золотой нимб венчал голову Девы, золотистый свет потоками изливался на землю. Платье Богородицы было расписано золотыми звездами, они сверкали и переливались в солнечных лучах.
Бабушка каждый вечер молилась перед образом Святой Девы Гваделупской и не раз говорила, что для мексиканцев Дева Гваделупская значит много больше, чем даже национальный флаг.
– Вот тебе еще один добрый знак, – прошептала Луз и крепче прижала коробочку с прахом к груди. А интересно, что бы сейчас стала делать бабушка, окажись она на ее месте? Или мама? Уж они бы точно не повернули назад. Разве бабочки-данаиды, столкнувшись с первым препятствием, торопятся развернуться? Крепкая вера – вот что ей нужно. Ей не хватает настоящей веры.
Она миновала еще несколько домов, но остановки пока не было видно. Группа мужчин в рубашках с короткими рукавами неспешно беседовала о чем-то, прислонившись к железной ограде. Они с любопытством уставились на нее, когда она миновала их, но Луз проигнорировала взгляды и пристроилась за двумя женщинами. Они катили перед собой коляски и неторопливо двигались в одном с ней направлении, то и дело склоняя друг к другу головы. Тоже, видно, о чем-то болтали. И тут, как дивный подарок судьбы, Луз заметила небольшую мексиканскую харчевню. Такерия! Вот где можно разжиться хотя бы лепешками тако. Прямо перед дверью, на улице, стояла огромная керамическая ваза с цветами – ярко-красными и желтыми. Над дверью висела самодельная вывеска, изображающая расписанную разноцветными красками игуану. Корявыми буквами сверху было приписано: EL IGUANA. Замечательно! Бабушка любила повторять, что на пустой желудок думается плохо.
– Замечательно, – повторила Луз, теперь вслух.
Она вошла в харчевню, и сразу же ударили в нос соблазнительные запахи чили, маиса, разнообразных специй, какими всегда благоухала и бабушкина кухня. И даже любимая бабушкина музыка в стиле ранчеро негромко звучит и здесь. Длинная стена в левой части зала была украшена цветным панно. Неизвестный художник, явный приверженец примитивизма, если судить по манере письма, запечатлел на стене затерянную в горах мексиканскую деревушку. Крестьяне, работающие на земле, женщины, занятые стиркой белья возле водоемов, детвора, играющая с собакой… И над всем этим – несметное число бабочек-данаид.
Кажется, попала по адресу, удовлетворенно подумала Луз, пристраиваясь в конец длинной очереди: как-никак обеденное время. За прилавком орудовала молодая женщина, явно в состоянии некоторого раздражения, что отнюдь не мешало ей на сумасшедшей скорости записывать все заказы. Ее непослушные вьющиеся волосы были перехвачены на затылке резинкой и ярко-розовой лентой. Несмотря на то что женщина была весьма на сносях, работала она быстро и ловко, демонстрируя одновременно и юмор умудренной жизнью матроны, и некоторую капризность, свойственную юным девушкам.
Достаточно было взглянуть на ассортимент блюд, выставленных на прилавок, чтобы понять, почему эта небольшая харчевня пользуется бешеным спросом. Наверно, именно такими и бывают настоящие мексиканские такерии, заключила про себя Луз. Вокруг раскаленного гриля теснились корзины, наполненные свежими – только что с грядки – овощами. Тут тебе и аппетитные головки молодой капусты, и крупный спелый перец, желтый и оранжевый, и вездесущее авокадо. На подносах дожидаются очереди отправиться на огонь тонко нарезанный лук, помидоры, мясная вырезка. Повар, высокий плотный мужчина в заляпанном жиром фартуке, дважды перепоясывающем его брюхо, колдовал над грилем, слегка согнувшись и широко расставив ноги для большей устойчивости. Все его движения отточены, как у матадора, и, несмотря на грузность, он лихо управляется у огня, переворачивая маисовые лепешки то на одну сторону, то на другую.
При виде этого пиршества у Луз потекли слюнки. Правда, она вспомнила, что в салоне машины остался целый пакет с пирожками, к которым она не притронулась. После смерти бабушки она утратила всякий интерес к еде, но здесь впервые за долгое время почувствовала, что голодна. Возможно, это объяснялось тем, что она увидела столь знакомые ей мексиканские блюда, которые готовила и бабушка. Большая часть посетителей, стоявших в очереди перед ней, заказывали себе еду навынос, а потому она без труда отыскала свободный столик в дальнем углу этого приглянувшегося ей ресторанчика.
Луз не имела понятия, где и в каком районе Чикаго она сейчас присела поесть, но знакомые с детства запахи, привычные мексиканские ритмы и мелодии – все это вместе действовало на нее успокаивающе. Странно, но факт: Луз вдруг почувствовала себя почти как дома. И даже испанский язык, на котором она категорически отказывалась разговаривать у себя в Милуоки, был ей сейчас мил и приятен. Она принялась за трапезу. Ела медленно, не торопясь, намеренно оттягивая принятие окончательного решения. Час пик обеденной лихорадки подходил к концу. В харчевне остались считаные посетители. Луз разболтала соломинкой содовую в стакане и погрузилась наконец в размышления, что же ей делать дальше. Позвонить Салли прямо сейчас? Или все ж таки подождать, пока у него не закончится рабочий день?
– Послушайте, мисс, – услышала она раздраженный оклик буфетчицы и оторвалась от невеселых мыслей. Одной рукой женщина вытирала покрытый испариной лоб, другой нетерпеливо барабанила по прилавку. Несколько прядей волос выбились из-под резинки и кольцами упали на ее раскрасневшееся лицо. Женщина бросила на нее холодный изучающий взгляд сильно накрашенных миндалевидных глаз.
