— Может, хватит? — сказала миссис Мелтон.
— Ясно дело, это твой дом, кого хочешь, того и впускаешь. Я понимаю. Но пойми и ты, Нэн: это же был ребенок! Трехлетняя кроха!
При этих словах особа в парике начала всхлипывать, прижимая к носу неопрятный платок и по-прежнему сверля Джулию взглядом. Глаза у нее были поразительного бледно-зеленого цвета.
Миссис Бейл продолжила:
— Ну, малышка Рози в тот миг была еще жива, но в кошмарном состоянии. Головка странно так дергалась, как у жука, когда того придавили, а он покуда не сдох. И вот еще что — поначалу-то я не заметила: у ней ручонки не было. Валялась на тротуаре метрах в пяти от малютки нашей. Бомбой оторвало вчистую. Кругом все от детской крови красно, и пыль туда оседает. Мать, бедняжка, истошно кричит. Век этого не забуду. И когда я пыталась сообразить, нельзя ли помощь какую оказать, появляется из-за угла прохожий, весь в пыльном облаке, и шагает себе гуляючи мимо, веселый такой. А сам замахивается вот этак ногой в ботинке и отшвыривает детскую ручонку в водосток. Отбрасывает с дороги, как мусор! — Развернувшись к Джулии, она желчно добавила: — Из ваших был. Товарищ.
Теперь на Джулию воззрилась вся троица. Женщина в парике все еще рыдала, из пустых бледно-зеленых глаз текли слезы. Лицо миссис Мелтон ничего не выражало.
— Ох… чудовищно! — вырвалось у Джулии.
— Чудовищно! — с издевкой передразнила миссис Бейл. — Так ведь он и есть чудовище, как ни крути. А тебя я признала. Ты в лито подвизаешься. Почему б тебе об этом не написать в какой-нибудь книжице? Так ведь нет, не бывать такому, верно я говорю? Это всем известно: ни черта вы не напишете!
У Джулии вертелось на языке, что она не пишет книг и уж тем более не указывает, о чем писать: все решения принимают машины… но здесь ей бы так или иначе не поверили.
Она было подумала узнать о состоянии матери и, если объявлен сбор средств в ее пользу, внести деньги. Но это было рискованно: они бы подумали, что она хочет откупиться. Все приходившие ей на ум слова казались гнусностью, произнести их вслух было бы все равно что отшвырнуть ногой детскую руку.
В этот момент их милосердно прервал топот на лестнице, за которым последовало шумное появление Гарриет, дочери миссис Мелтон. Во всей округе эта гибкая рыжеволосая девушка семнадцати лет слыла красавицей. Делом всей жизни ее матери стало выдать дочку за члена партии, а для надежности дать ей «рафинированное» образование. Всем без исключения, кто приходил к Мелтонам, гордо предлагали оценить почерк Гарриет и послушать ее пение. Сейчас во главу угла было поставлено исправление дочкиной речи. Не один год у них в доме проедался битый жизнью старикан, который подворовывал у хозяев и хлестал их джин, но зато артикулировал безупречно, как истинный внутрипартиец. К занятиям техникой речи привлекали всех партийных покупателей миссис Мелтон, и Джулию частенько втягивали в борьбу с какими-нибудь упрямыми гласными.
Сегодня Гарриет, одетая в темно-зеленое атласное платье, которое доходило ей до стройных лодыжек, весело пропела с порога:
— Всем здрасьте! Я слышу, здесь товарищ Уортинг — хочу спросить ее мнения об этом наряде. Джулия, из меня не прет отъявленная пролка?
— Тебе не совестно? — резко одернула ее мать. — Только что погиб маленький ребенок. Миссис Бейл видела, как это случилось.
Гарриет вмиг изобразила сострадание:
— О, как печально, миссис Бейл. Как ужасно. Но вы не против, если я все же задам свой вопрос? Тут такое дело: к семи часам сюда заглянет мой приятель.
— Какой еще приятель? — насторожилась миссис Бейл.
— Ну, ты же в курсе, — сказала Гарриет. — Фреди, тот самый, из минимира, так что не волнуйся. Сама знаешь: все они у меня под каблуком. — Гарриет вновь обернулась к Джулии. — Ну что, Джулия, можно в таком виде идти на партийную лекцию? У него, кажется, серьезные намерения, хочу выглядеть на все сто.
Джулия покосилась на миссис Мелтон, но та вроде бы успокоилась. Вообще говоря, все присутствующие, каждая в свете своего женского понимания, теперь оценивали платье Гарриет, ожидая вердикта Джулии.
— Как тебе сказать, — с осторожностью начала Джулия, — платье дивное, но… быть может, слегка броское.
— Так я и знала! — обреченно выдохнула Гарриет. — А в чем тогда идти? Не могу же я напялить комбез. Это беспонтово, так только пролки одеваются. Плебейство-плебейство, я так считаю.
— Просто ноги лучше не показывать вовсе. Чтобы его не смущать. Если у тебя сохранились те серые брючки…
— Да ну, отстойные штаны мышиного цвета! Черт, черт! А тема лекции на что-нибудь влияет?
— Если честно — нет.
— Ну что ж, куда деваться… но, если я за него выйду, можно мне будет это носить… хотя бы как домашнее?
Джулия скорчила рожицу и чуть заметно покачала головой:
— Телекраны.
— Тьфу ты! Везде свои прибабахи, да? Ладно, проехали. Если б это помогло всех нас из клятых траншей вытащить, я бы согласилась в дерюге ходить до конца своих дней. Да, к слову, Джулия: платье не хочешь позаимствовать? Нет, не это — с ним я ни за что не расстанусь. Но могу предложить лиловое, шерстяное.
Иногда Джулия на время брала у Гарриет одежду, собираясь на ближайший рынок: если она появлялась там в обличье пролы, ей всегда делали скидку. Но сейчас она сказала:
— Спасибо, в другой раз. Мне ведь нужно до комендантского часа обернуться.
Миссис Мелтон поняла намек и встала со словами:
— И то правда, времени в обрез. Ну, давай поглядим, что ты принесла.
Они занялись делом на кухне, где царило любопытное сочетание идеальной чистоты и запущенности. На виду не было ни соринки, но при этом растрескавшиеся стены и застарелые пятна оставляли гнетущее впечатление неопрятности. А кроме всего прочего, в этом районе были представлены различные виды паразитов: при входе миссис Мелтон топнула ногой, чтобы вспугнуть мышей и тараканов, но на мародерок-мух управы не нашлось.
Пока Джулия распаковывала свои товары, миссис Мелтон, как повелось, изображала разочарование: она досадливо цокала языком и ворчала, что нынче всем непросто и богатеи давно перевелись.
— Достаточно посмотреть, что мне приносят. Жалко людей, но и себе в убыток работать не могу. Я должна о своей девочке думать.
Пропустив это мимо ушей, Джулия сказала:
— Вот эти кусачки для педикюра, я считаю, тянут на три сотни.
От такого потрясения миссис Мелтон чуть не поперхнулась:
— Триста долларов?! Шутишь? Сорок — еще куда ни шло.
— Что вы, что вы, теперь такие щипчики днем с огнем не сыщешь. Даже во внутренней партии о таких только мечтают.
— И когда я кого встречу из внутренней партии? Нет, моя клиентура — середнячки, но они те еще выжиги. Я не могу платить больше, чем получаю.
— У вас всегда есть возможность расплатиться товарами…
Теперь торг начался всерьез. Гарриет была отослана наверх и вернулась с блоком французских сигарет, которые миссис Мелтон стала расхваливать на все лады, а Джулии пришлось брезгливо нюхать. Одну пачку распечатали. Все прикурили по сигарете, и началась старая песня про тяжелые времена. Гарриет сняла туфлю, чтобы опробовать кусачки, а ее мать смотрела во все глаза и сетовала, что щипчики-то, похоже, затупились. Потом она измерила зонтик, а после сделала круг по кухне в мужских тапках и объявила, что они «хлипкие». Тем не менее Гарриет была вновь откомандирована наверх, чтобы принести Джулии пакет кофе и второй блок сигарет; эти товары заняли место на столе рядом с первым блоком.
Теперь наступил черед Джулии высказывать претензии:
— Я и так слишком рискую… Жутко не хочется идти в другое место… но что ж поделаешь, если здесь не знают цену моим товарам…
Миссис Мелтон сказала:
— Всегда очень грустно терять клиента, но я не позволю, чтобы меня грабили в собственном доме.
Наконец Джулия подала сигнал к прекращению боевых действий: она предложила урегулировать спор переводом двадцати долларов, чтобы другая сторона не осталась внакладе. Миссис Мелтон улыбнулась той редкой, глубоко личной улыбкой, которая означала, что Джулия принадлежит к «своим» — и согласилась на десять. Был отперт сейф, и Гарриет выудила конторскую книгу с надписью «Друзья вдов Хэррингей». Ее торжественно открыли, а квартирантки топтались рядом, чтобы понаблюдать, как Гарриет разыгрывает свой спектакль. Она широким жестом занесла ручку, нашла страницу Джулии, а потом, с очаровательной сосредоточенностью нахмурив бровки, вписала своим беглым и элегантным наклонным почерком, не доступным никакому члену партии: «10 океанских долларов получены с благодарностью сегодня, во вторник, 10 апреля 1984 года, от анонимного спонсора 129». Миссис Мелтон смотрела из-за дочкиного плеча, не разбирая букв, но улыбаясь и украдкой поглядывая на Джулию, чтобы понять, оценила ли она по достоинству эту каллиграфию. Остальные женщины восхищенно ахали, а Джулия, ко всеобщему восторгу, сказала, что никогда не видела более изящного почерка.
