Глава 28
Интересно, почему одно запоминается, а другое – нет? Почему, например, у меня в памяти застрял тот олень? Изможденный, с проплешинами на шкуре, с печальными глазами. Почти мертвыми глазами. Мы стояли в длинной очереди, я смотрела на него и не могла заставить себя отвернуться. Не знаю почему. Возможно, меня гипнотизировало исходящее от него ощущение безысходности. Или что-то еще. Никогда не была сильна в психоанализе. Наступило Рождество, и чуть ли не впервые в моей жизни у нас все было нормально. Отец куда-то уехал – подозреваю, у него была другая семья, и он предпочел провести праздник с ней. Это до сих пор для меня загадка. В общем, дома остались одни девчонки. Мама пила, но я к этому времени уже наловчилась не давать ей особенно наклюкаться. Вот и в этот раз предложила, что сама сбегаю за выпивкой. В магазинчике на углу купила несколько банок пива и кое-что из еды. Хлеба там, чипсов… Потом села рядом с ней и смотрела, как она пьет. Наверное, ей было неудобно пить у меня на глазах, или, раз отца дома не было, никто ее не подзуживал, но она практически не напилась. Особенно теплых отношений у нас с ней никогда не было, но то Рождество прошло хорошо. Она даже повела нас в торговый центр.
Музыка, мишура и запах страха. Повсюду толпы озабоченных мамаш и папаш: праздник, как всегда, подступил слишком рано, и они не успели купить подарки. Наш список был небольшим – по правде говоря, совсем маленьким, – но все равно мы потратили уйму времени. Удостоверившись, что охранники смотрят в сторону, мама совала нам под свитера тряпки и побрякушки. Потом на закуску нам разрешили посмотреть на Санту. Учитывая, что в роли Санты выступал учитель из местной католической школы, закуской скорее были мы сами.
До сих пор помню его лицо. Он со всеми полагающимися шутками-прибаутками посадил меня на колено, а потом спросил, чего бы я больше всего хотела на Рождество. Я улыбнулась, посмотрела ему в глаза и сказала: «Я бы хотела, чтобы мой папа умер». Нам пришлось по-быстрому сматываться. Санта шептался о чем-то с шокированными мамашами – стервами, которые именовали нас не иначе как «быдлом». Когда мы пробегали мимо оленя, я пнула его в брюхо. Что с ним сталось, не знаю – мы как ошпаренные выскочили за дверь.
Я думала, мама вломит мне по первое число или по крайней мере наорет. Но она только заплакала. Села на автобусной остановке и разревелась. Это одно из самых счастливых моих воспоминаний.
Глава 29
Ее визит стал приятным сюрпризом. Гости у них бывали редко – ни один человек в здравом рассудке не сунулся бы сюда по доброй воле. А от тех, что все-таки приходили, ничего хорошего ждать не стоило. Ворье или хулиганье. Полиция заглядывала к ним нечасто, социальные работники – и того реже.
Мать даже вздрогнула, когда позвонили в дверь. Поглощенная танцевальным шоу по телевизору, она не слышала звука шагов по коридору. Зато их слышала Анна. Каждый раз, когда снаружи доносился шум, у нее начинало колотиться сердце. Другие квартиры на этаже пустовали, так что топали либо наркоманы в поисках укромного угла, либо цыгане с «травкой». Либо кто-то пришел за ними. Шаги остановились возле их двери. Анна хотела предупредить мать и изо всех сил замычала, но Мария безотрывно смотрела на экран, где Флавия танцевала фокстрот. А потом прозвучал звонок – громко и настойчиво. Мария покосилась на дочь и после секундного колебания решила не обращать на звонок внимания.
Анна этому только обрадовалась. Гостей она не любила. Не любила сюрпризы. И все-таки звук этих шагов пробудил в ней любопытство. Шаги были легкими и цокающими – так ходят в туфлях на высоких каблуках. Анна усмехнулась про себя. С тех пор как отсюда съехали проститутки, ничего подобного цоканью каблуков по коридору она не слышала ни разу.
Новый звонок. Короткий, вежливый, но все такой же настойчивый. И тут же раздался женский голос, назвавший их по имени. Женщина просила разрешения поговорить с ними. Мари приглушила телевизор – может, убедившись, что в квартире тихо, незнакомка уйдет? Бесполезно: из-под двери квартиры маяком во тьме пробивался свет. Звонок прозвенел в третий раз, и тогда Мари поднялась и пошлепала к двери. Анна проводила ее взглядом – она не любила оставаться в комнате одна. А вдруг с матерью что-нибудь случится?
Но Мари сейчас же вернулась в сопровождении симпатичной женщины, нагруженной пластиковыми пакетами. Оденься она похуже и напусти на лицо страдальческое выражение, сошла бы за сотрудницу социальной службы. Гостья оглядела комнату, подошла к Анне и опустилась перед ней на колени.
– Привет, Анна. Меня зовут Элла.
У нее была теплая улыбка. Анна мгновенно прониклась к ней симпатией.
– Я уже сказала твоей маме, что работаю в организации «Падающие звезды». Наша реклама есть в местной газете. Я знаю, что твоя мама любит тебе читать.
От нее сладко пахло. Как от розы.
– Каждый год мы обходим такие семьи, как ваша, разносим рождественское угощение. Вам ведь трудно выходить из дома? Ну вот. Как ты, рада?
– В этом доме в жалости не нуждаются, – резко вставила Мари.
– Жалость тут ни при чем, – возразила Элла, поднимаясь. – Мы просто помогаем людям. И вы не обязаны что-то от нас принимать. Кроме вас, есть много других, кто будет счастлив полакомиться деликатесами.
Деликатесы. Волшебное слово. Мари больше не спорила, и Элла принялась выгружать из пакетов банки и свертки. Чего там только не было! Целое богатство! Кроме груды более или менее обычных продуктов – настоящий рахат-лукум и имбирь в шоколаде! Не говоря уже о супах, фруктовом пюре и шербете. Анна не переставала изумляться – кто же это так расстарался? Элла внимательно расспрашивала Мари: какую книгу она хотела бы почитать дочери? Как она относится к Трейси Бикер? Что любит смотреть по телевизору? Анне было приятно, что кто-то интересуется ее вкусами.
Да, в этом году им здорово повезло. Хоть кто-то о них вспомнил. В порыве благодарности Мари отправилась на кухню за бутылкой хереса. Анна смотрела на гостью. Та все время улыбалась, но словно бы напряженно. Торопится, подумала Анна, но поняла, что дело не в этом, потому что, когда вернулась Мари, Элла попросила открыть коробку с рождественскими пирожками. Сама есть не стала, но настойчиво предложила Мари попробовать хоть один. Пирожки были с пылу с жару – в пекарне на Сент-Мэри-роуд такие пекли дюжинами и раздавали бесплатно.
Мари положила в рот пирожок и поднесла руку ко рту, как человек, которого вдруг замутило. Она попыталась встать со стула, но ноги ее не слушались. Элла подскочила к ней, но вместо помощи неожиданно толкнула Мари на пол. Что она делает? Анне хотелось кричать, звать на помощь и драться, но она лишь сопела и плакала. Элла прижала мать к полу, грубо заломила ей руки за спину и связала проволокой. Не надо, пожалуйста, не надо. Элла, осыпая Мари оскорблениями, заталкивала что-то ей в рот. Что она делает? Чем Мари перед ней провинилась?
А потом «Элла» повернулась к Анне. Она превратилась в совсем другого человека – с холодными глазами и ледяной улыбкой. Она подошла к Анне. Девочка напрягла все силы, но беспомощное тело отказывалось повиноваться. Незнакомка натянула ей на голову пакет, и на Анну навалилась тьма.
Глава 30
Сандра Лоутон. Возраст: 33 года. Сталкер.
Хелен просмотрела досье. Сандра Лоутон мечтала о большой и чистой любви, но, влюбляясь, проявляла некоторую назойливость, а будучи отвергнутой, делала бывшему избраннику всякие гадости. Ее трижды привлекали за публичное оскорбление и направляли на принудительное лечение, которое не дало никаких результатов: вера Сандры в то, что умные, образованные, обеспеченные спят и видят, как бы затащить ее к себе в койку, оставалась в ней непоколебимой.
Хелен открыла следующее досье. Сандра, конечно, чокнутая, но в склонности к насилию не замечена.
Изобел Скрид. Возраст: 18 лет. Киберсталкер. Ее Хелен тоже вычеркнула. Девчонка жила тем, что через эсэмэски и «Твиттер» поливала грязью актрис мыльных опер. Грозила их изуродовать, вырезать матку и так далее, но, судя по всему, не вставала из-за компьютера, так что реальной опасности не представляла. Классический тролль.
