Субъект, с которой он переспал после сестры Бэйна, но за Субъект до нынешнего Субъекта, с духами Ambush и сердечками над «ё» и «й», - так вот, предыдущий Субъект была болезненно-красивой аспиранткой с факультета психологии Аризонского университета с двумя детьми, неприлично маленькими алиментами от прошлого мужа, слабостью к острым ювелирным украшениям, замороженному шоколаду, обучающим картриджам ИнтерЛейс!!! и профессиональным спортсменам, которые толкаются во сне. Она не блистала умом – чтобы вы представляли, она думала, что фигура, которую он в задумчивости рисует пальцем у нее на боку после секса, – это восьмерка. В их последнее утро, как раз перед тем, как он отправил ее ребенку дорогую игрушку и сразу же сменил номер телефона, он пробудился после ночи кошмаров – проснулся и судорожно съежился в позе эмбриона, неотдохнувшим и словно бы погруженным в некий душевный мрак, с пульсирующими глазами и мокрым силуэтом на простыне, как будто словно кто-то обвел труп мелом на месте преступления, – он проснулся и обнаружил, что Субъект уже встала и сидит на кровати в его академическом джемпере без рукавов, откинувшись на подушку для чтения, пила эспрессо с ореховым сиропом и смотрела на экран, занимавший половину южной стены в спальне, где шло что-то чудовищное под названием «Образовательные картриджи Интерлейс» в сотрудничестве с образовательной программной матрицей CBC представляют: «Шизофрения: Разум или тело?», и ему пришлось лежать, мокрому и парализованному, свернувшись в позе эмбриона, на своей потной тени и смотреть, как на экране молодой бледный паренек возраста Хэла, с рыжим ежиком, красным вихром и пустыми, безразличными черными кукольными глазами, пялится в пространство куда-то влево, в то время как бодрый закадровый голос с канадским акцентом объясняет, что Фентон страдает от параноидной шизофрении и верит, что в его череп проникают радиоактивные жидкости и что его преследуют некие высокотехнологичные машины, специально сконструированные и запрограммированные, чтобы найти, поймать и порвать на части, а потом похоронить его заживо. Это была старая канадская документальная передача канала СВС конца прошлого века с улучшенной четкостью и переизданная под патронажем компании «ИнтерЛейс» - в ранние утренние часы спонтанное распространение Интерлейса часто выдавало дешевую и непопулярную дичь.
И но вот пока прояснялось, что тезисом этой программы СВС было «Шизофрения: тело», закадровый голос лучился хорошо смонтированным воодушевлением, объясняя, что, ну, да, бедняга Фентон, конечно, безнадежен, если оценивать его как внеинституциональную функциональную единицу, но зато, с другой стороны, наука может придать его существованию хоть какой-то смысл, изучая его и помогая понять, как именно шизофрения проявляется в человеческом мозге… что, иными словами, используя передовые технологии, например позитронно-эмиссионную томографию, сокращенно ПЭТ (у них же спонсор Invasive Digitals, слышит Орин, как бормочет себе под нос аспирантка с факультета возрастной психологии, не отводя взгляда над чашкой от экрана и не замечая, что Орин парализованно проснулся), можно увидеть, что сканы поврежденного мозга бедного Фентона показывают рисунок позитронного излучения, чем при сканировании среднестатистического, не склонного к галлюцинациям, богобоязненного альбертанского мозга, двигать вперед науку, если ввести подопытному Фентону в кровь специальную радиоактивную краску, способную преодолеть гемоэнцефалический барьер, и затем затолкнуть его во вращающийся приемник ПЭТ-сканера – на экране видно, что это огромный аппарат серо-металлического цвета, словно выдуманный Джеймсом Кэмероном и Фрицем Лангом в соавторстве; а теперь взгляните в глаза бедняги Фентона в момент, когда он начинает понимать, что говорит голос за кадром, – далее происходит резкий монтажный скачок в стиле старых общественных телепередач, мы видим субъекта Фентона в пятиточечных брезентовых ремнях безопасности, мотающего рыжей головой из стороны в сторону, пока парни в мятно-зеленых хирургических масках и шапочках вводят ему в кровь радиоактивную жидкость из шприца размером с кухонную спринцовку, затем мы видим, как глаза Фентона предсказуемо вылезают из орбит, когда его катят к огромному серому ПЭТ-сканеру, и, как неподнявшийся хлеб на противне, заталкивают в открытую пасть аппарата, пока на виду не остаются лишь выцветшие кроссовки, после чего он начинает вращаться против часовой стрелки, с брутальной скоростью, так, что сперва носки кроссовок Фентона смотрят вверх, потом налево, потом вниз и направо и снова вверх, быстрее и быстрее, и увеличивают скорость, машина булькает и чирикает, но эти звуки даже близко не могут заглушить загробные вопли Фентона, доносящиеся изнутри, когда самые его самые ужасные галлюцинаторные страхи воплощаются в реальность, и можно буквально услышать, как его окрашенные специальным радиоактивным красителем остатки разума вырываются из него вместе с этим стереовоплем, в то время как на экран накладывается изображение мозга Фентона с янтарно-красными и нейтронно-синими участками в нижнем-правом углу, где обычно появляются интерлейсовские функции времени и температуры, и бодрый закадровый голос кратко излагает историю открытия и изучения первых случаев параноидной шизофрении и ПЭТ-сканера. Все это время Орин лежит - едва разомкнув веки, мокрый от пота, его бьет утренняя дрожь - и хочет одного: чтобы Субъект оделась, нацепила свои острые украшения, забрала остатки своего «Тоблерона» из холодильника и ушла, ведь только тогда он сможет подняться с кровати, пойти в ванную, собрать всех задохнувшихся под стаканами тараканов в пакеты с застежками и выбросить в мусорный бак EWD, пока баки еще не забили доверху, и после этого решить, какой именно дорогой подарок отправить ребенку Субъекта.
А потом эта птица, просто из ниоткуда.
А потом – эти новости о давлении со стороны администрации «Аризонских Кардиналов», которая требует, чтобы он участвовал в серии безвкусных интервью-профилей с каким-то репортером из журнала «Момент», с вопросами из личной жизни, отвечать на которые следовало вежливо, искренне и с пользой для команды, и весь этот выводил его из себя и вынуждал снова звонить Хэлли, открыть эту шкатулку Пандоры с червями.
Также в душе Орин бреется, с раскрасневшимся лицом, объятым паром, на ощупь снизу-вверх, лезвие бритвы движется с-юга-на-север, как его учили.
Год Впитывающего Белья для Взрослых Depend
Вот Хэл Инканденца, семнадцать лет, с латунной однозатяжкой, тайком курит дурь в подземной насосной Энфилдской теннисной академии, выдыхает бледный дым в промышленный вытяжной вентилятор. Сейчас короткий печальный перерыв между полуденными играми с разминками и ужином в столовой академии. Хэл здесь один, никто не знает, где он и что делает.
Хэл любит курить втайне, но еще большая тайна в том, что от самой тайны он получает не меньшее удовольствие, чем от курения.
Однозатяжки, похожие на длинный мундштук, как у Рузвельта, на конце которой забита щепотка отличной дури, быстро нагреваются и их неприятно держать во рту – латунные особенно, – зато у них бОльшая эффективность: в легкие попадает весь дым до последней молекулы; нет случайного бэушного дыма, как от общего бонга на вечеринке, и потому Хэл может втягивать каждую йоту и задерживать дыхание целую вечность, так что выдыхает он даже только слегка бледный и сладковатый дымок.
Абсолютное потребление доступных ресурсов = отсутствие заметных отходов.
Насосная Легкого для теннисных кортов академии находится под землей и попасть в нее можно только через тоннель. ЭТА изобильно, разветвленно туннелирована. Так было задумано.
Плюс однозатяжки маленькие, и это хорошо, потому что - признаем - с чем бы ни курить качественную дурь, оно провоняет. Бонг – большой, и вонь от него будет соразмерно большой, плюс стоит вопрос использованной воды. Трубки гораздо компактнее и хотя бы мобильные, но табачная камера у них слишком крупная и неупотребленный дым распространяется на немалую площадь. Однозатяжка же в процессе абсолютно безотходна, а после ее можно остудить, завернуть в два пакета, потом в зиплок и упаковать в два спортивных носка в сумку для снаряжения вместе с зажигалкой, глазными каплями, ментоловыми пастилками и собственно небольшим футляром от пленки с дурью, и все это очень удобно, не воняет и вообще незаметно.
Насколько известно Хэлу, его коллеги Майкл Пемулис, Джим Сбит, Бриджет С. Бун, Джим Трельч, Тед Шахт, Тревор Аксфорд и, вероятно, Кайл Д. Дойл, Дылда Пол Шоу и - с меньшей вероятностью - Фрэнни Анвин - все они знают, что Хэл регулярно бегает тайком курить. Вообще-то также отнюдь не невероятно, что знает и Бернадет Лонгли; и, разумеется, вечно что-то подозревает неприятный тип К. Фрир. И брат Хэла, Марио, тоже не зевает. Но это и все, в плане общеизвестности. И даже хотя вообще-то Пемулис, Сбит, Бун, Трельч, Аксфорд и иногда (в медицинских или туристических целях) Стайс и Шахт – все тоже известны как любители травки, в тех редких случаях, когда Хэл накуривался с кем-то еще, - чего он в целом избегал, - он курил только с Пемулисом. А, он забыл: Орто («Тьма») Стайс, из Партриджа, Канзас, точно знает; и старший брат Хэла, Орин, даже на расстоянии, кажется, таинственным образом догадывается о большем, чем говорит прямо, если только Хэл не придумывает у его телефонных ремарок подтекст, которого на самом деле нет.
