я нашёл убийцу, однако пока не имею ни единого доказательства против этого человека.
— Кого же вы подозреваете?
— Пока я не готов сказать вам это. Однако, мы уже пришли, — сказал пристав и постучал в дверь. Услышав усталое «войдите», Андрей Петрович сказал своему помощнику:
— Фёдор Иванович, будьте добры, позвольте мне побеседовать с семьёй покойного наедине. Если вас не затруднит, приведите в порядок протоколы.
Филимонов кивнул, и пристав вошёл комнату.
В спальне было душно и темно. Марья смотрела на стену остекленевшем взглядом. Что творилось сейчас в её голове? Страшно представить. Юлия Михайловна, бледная и словно уменьшившаяся, ссохшаяся от горя, лежала на постели, прикрыв глаза.
— Простите, что потревожил ваш покой, — негромко сказал Сафонов.
— Покой? О, о нём я сейчас могу только мечтать. Зачем вы пришли? — устало спросила несчастная мать.
— Я хотел задать вам несколько вопросов. Это поможет найти убийцу как можно быстрее.
— Вам лишь бы вопросы задавать! Когда от слов вы наконец перейдёте к действиям, Андрей Петрович? А если так подумать, то какая разница? Паше это уже не поможет… — по её щекам покатились слёзы.
Тяжело вздохнув, пристав спокойно спросил:
— Вы заметили что-нибудь необычное в поведении вашего сына за некоторое время до его смерти?
— Нет, ничего.
— Маменька, а мне казалось, что… — вмешалась в разговор молчавшая до того Марья.
— Маша, сколько раз тебе говорить: не перебивай, когда взрослые разговаривают! Простите, Андрей Петрович.
— Позвольте, Юлия Михайловна, позвольте: ваша дочь уже взрослая девушка, и я очень хочу узнать, что ей казалось.
— Паша очень легко злится, вернее, злился… вот и в тот вечер он был очень рассержен, после того, как Софья Константиновна дала ему пощечину. Он в целом был очень эмоционален, но в тот вечер это показалось мне странным. Он словно не мог контролировать себя, — Марья прикусила губу, сдерживая слезы, но всхлип все равно вырвался из груди. — Не могу поверить, что он мёртв, просто не могу поверить! Скажите, вы уже нашли убийцу, Андрей Петрович?
— Скорее нас всех перебьют, как котят, пока Андрей Петрович соизволит найти этого мерзавца, — язвительно усмехнулась старшая Реутова.
— Юлия Михайловна, позволите ли вы задать несколько вопросов касательно вашего покойного мужа наедине?
— А какое это имеет отношение к делу?
— Позвольте решать это мне. Я всего лишь хочу уточнить несколько деталей.
— Так и быть. Маша, прошу, оставь нас.
Девушка вышла из комнаты, и пристав негромко спросил:
— Ваш покойный супруг, кажется, был врачом, не так ли?
— Да, абсолютно верно. Паша хотел пойти по его стопам.
— И, если я не ошибаюсь, он застрелился.
Юлия Михайловна Реутова
— Признаться честно, я всё же совершенно не понимаю, какое это имеет
отношение к делу. Или, быть может, вам просто нравится вскрывать мои старые раны?
— Юлия Михайловна, прошу вас, ответьте честно мне на невероятно важный вопрос — вы знали…
Раздался стук в дверь, и на пороге появился запыхавшийся Фёдор Иванович.
— Андрей Петрович, простите за беспокойство, но, кажется, мы нашли убийцу. Одна из горничных…
— Тихо! — рявкнул в его сторону пристав. — Прошу простить меня, Юлия Михайловна, я вынужден вас оставить. До скорой встречи.
Стоило им выйти из комнаты, как урядник принялся тараторить:
— Пришли результаты экспертизы. Павел отравлен! Это Алексей Николаевич! Сейчас ко мне подошла одна из горничных, она говорит, что видела его в ночь убийства выходящим из комнаты покойного Дмитрия Сергеевича.
— Почему же она не поведала об этом раньше? — со скептической улыбкой поинтересовался пристав.
— Бедняжка была жутко напугана и хранила молчание, но после смерти Павла Александровича, которому она очень симпатизировала, решила срочно всё рассказать нам.
— В таком случае мы немедленно отправимся к ней. Я должен услышать всё из первых уст.
Пять минут до каморки горничной в соседнем флигеле показались Андрею Петровичу невероятно долгими. Но вот распахнулась дверь, и его глазам предстала скромная комнатка: небольшой шкаф, односпальная кровать, маленькое окошко с занавесками в цветочек, и… о, Господи! В правом углу комнаты на полу лежала служанка, а рядом с ней, в зловещей алой луже — окровавленная кочерга.
— Бог мой!.. — Сафонов не стал наклоняться, чтобы измерить пульс: все было очевидно. — Мы немедленно идём к Алексею Николаевичу.
**
В саду было невероятно хорошо, и если в доме горе витало в воздухе, делая его густым — хоть ножом режь, то здесь дышалось легко. Алексей медленно прогуливался по берегу пруда, погрузившись в раздумья, и сейчас его волновали далеко не убийства. Чёрт возьми, да что вообще с ним происходит? Он был уверен, что все чувства к Софье остались далеко позади, но сейчас думать он мог о ней и только о ней. Каждую ночь она снилась Якунину, и на следующее утро тот не решился бы взглянуть ей в глаза. Бред, решительно, это полный бред! Нет, Алексей вовсе не хотел повторения истории с Катей. Каждый раз упоминание этого имени отзывалось в душе ноющей болью, а что сейчас? Ужели его вновь заинтересовала Софья? А самое главное, что будет дальше? Его мучили подозрения: быть может, убийца именно она, Софья? В конце концов, у неё были и возможность, и повод. Эти мысли изводили Якунина, и как бы он ни старался отогнать их, ничего не получалось.
Позади раздался шорох, и Алексей обернулся.
— Здравствуйте, Алексей Николаевич! Простите, если я помешала вам. Я немедленно уйду.
— Что вы! Разве вы можете помешать мне, Софья Константиновна? — он стеснительно улыбнулся. — Вы словно хотите что-то сказать. Возможно, мне просто показалось…
— Ах, Алексей Николаевич, если бы вы только слышали, что о нас судачат!.. Говорят, что
