но жизнью ей, по сути, весь наш клан обязан. Главу и его племянника пощадили, но надзор за кланами усилился еще больше, теперь во дворце духовные силы использовать запрещено. А как иначе совершенствоваться? Ее Величество как та свеча – других освещает, саму себя сжигая. Если ей не помочь, долго она не проживет, искажение ци убьет ее.
– Неужели ничего нельзя сделать?
– Один из глав Вэй Далян уже попытался, теперь его с братом ко дворцу и на ли[82] не подпустят. Его Высочество из-за этого и не выпускают за ворота. Потому, считай, и тебе досталось… Ладно, не будем о грустном. – Осторожно хлопнув Иши по плечу, Хань Шэнли поднялся. – Отдыхай, Си-сюн, завтра ночью я снова приду. Больше не выйдет, через два дня мое дежурство заканчивается, мне придется вернуться в клан. Но я что-нибудь придумаю, поменяюсь с кем-то из ребят, они не очень-то рвутся во дворце дежурить. Жди меня в следующем месяце.
– Спасибо… Хань-сюн.
Приятель – или уже друг? – широко улыбнулся от двери и кивнул.
В ближайшие два дня скромные тихие покои Си Иши превратились в весьма оживленное место. Помимо парнишки А-Фаня, помогавшего в тот день довести молодого чиновника до комнат, приходили и младшие дознаватели, и стражник Лян Мэнь, и даже Пин, полное имя которого оказалось Му Пин; последний, пряча глаза, долго просил прощения. «Молодой господин Си, не держите на меня зла! – все повторял он. – Как я мог прекословить Его Величеству императору?» Иши едва успокоил его: он не был как Ючжэнь, не помнящий обид, однако понимал, что с большой вероятностью поступил бы на месте стражника точно так же. Теперь же он более всего беспокоился о том, чтобы ничего не узнали братья, и, само собой, о расследовании, которое пока что встало. Помощь Хань Шэнли, пришедшего на другую ночь, была неоценима: утром третьего дня Иши уже почти без боли мог подниматься и ходить – пусть и небыстро. Он и не представлял раньше, какое это наслаждение – самому одеваться, заплетать волосы, самому совершать омовение. Иши редко болел, а такого, чтобы не мог встать, и вовсе не помнил. Еще в постели, как только к нему вернулись силы размышлять о чем-то помимо головокружения и онемевшего тела, молодой человек вновь открыл свои записи по делу Шоуцзю и надолго замер над описанием орудия убийства.
Значит, шуангоу… Дорогое и редкое оружие, мало кому доступное. Вряд ли убийцу следует искать в горных монастырях (хотя не стоит исключать и такой возможности, мало ли с кем пересекался старший брат за свою жизнь), скорее, в пределах столицы. Тело нашли в Саду Отдохновения, недалеко от внешней стены; видимо, Шоуцзю пытался выбраться из города, но смерть настигла его раньше. Значит, надо как-то выяснить, в каких богатых домах у телохранителей есть шуангоу. Наемных убийц Иши отмел сразу: насколько он знал, те обычно не оставляли ни следов, ни свидетелей, услуги лучших из них стоили недешево, да и мысль о Шоуцзю как о том, по чью душу могли отправить убийцу именно с шуангоу, выглядела дико. Предстань перед Иши сам Небесный Дракон Шуйлун, молодой чиновник и ему бы заявил, что не верит, будто судьбой его старшего брата – гордого, целеустремленного и несгибаемого – было умереть от ран под кустом в саду.
К вечеру третьего дня – Иши в это время сидел у столика, разложив на нем свои заметки, и как раз думал о возвращении в постель, так как спина слегка ныла, – к нему пришел сам господин Цао Сюань. Иши не знал о его возвращении, хотя мог бы и догадаться, ведь поставленный тем срок в пять дней истек. Собрался было встать и поклониться как подобает, но начальник ведомства пресек его неуклюжую попытку взмахом ладони:
– Не вставай, Си Иши, не труди спину, – и сам по-простому уселся напротив. – Я все знаю от Его Высочества и других придворных, бывших свидетелями, но хочу услышать и твой рассказ.
Тщательно подбирая слова, Иши объяснил всю ситуацию так, как сам понял. Он до сих пор не знал больше того, что император в частной беседе запретил принцу встречаться с кем-либо из заклинателей, а тот нарушил его приказ, разрешив Хань Дацзюэ прибыть во дворец. А еще знал – от вездесущего А-Фаня, – что никого из слуг и стражи более не наказали за оплошность принца, и это грело душу: значит, он вынес все не зря.
– Выходит, я невольно оказал тебе дурную услугу, – подытожил господин Цао. – Ну что ж, слово сказано, четверку коней запрягать уже бессмысленно[83]. В свете этих событий вопрос о наследовании престола может встать как никогда остро… Впрочем, мы сейчас не о том, – перебил он сам себя. – Понимаю, что тебе вряд ли было до того, но есть ли новости по расследованию?
– Господин Цао, этот служащий даром времени не терял, – склонил голову Иши и передал начальнику свои заметки. Тот быстро пробежал их глазами и прищурился:
– Си Иши, твоя исполнительность и самостоятельность заслуживают всяческих похвал. Вижу, что не ошибся, когда принес тебе это. – И он выложил на стол поясную подвеску – воздушный шарик из резного золота со светло-зеленой кистью на длинном витом шнуре[84].
Сомнениям не было места.
– Господин Цао, но за какие заслуги… – попытался возразить Иши, но начальник вновь отмахнулся:
– Даже осла не учат только кнутом, морковка тоже должна быть, что уж говорить о человеке. И если кнута ты очевидно не заслужил, то эта подвеска твоя по праву. Надеюсь и в новом ранге на твою достойную и усердную службу.
Иши, не находя слов, вновь склонился к самому столу, почти уткнувшись лбом в сложенные ладони. Повышение в ранге означало не только ощутимую прибавку к жалованью, но и более широкий доступ к документам. Может быть, это поможет ему продвинуться в расследовании.
– Эти дни считай выходными помимо твоих обязательных в будущем месяце. – Шурша пурпурным халатом, господин Цао поднялся и направился к двери. – Через три дня будешь готов приступить к работе?
– Да, господин Цао, не сомневайтесь.
– Отлично. Отдыхай, Си Иши.
Не успел начальник ведомства открыть дверь в коридор, как та распахнулась сама, и в ноги опешившему чиновнику повалился худенький парнишка в простом коричневом ханьфу. Иши узнал А-Фаня.
– Господин начальник ведомства, прошу, выслушайте этого презренного слугу! Он уповает на ваше милосердие!
– Господин Цао, это А-Фань из дворцовой прислуги, простите его за дерзость, – вмешался Иши, с трудом поднимаясь.
– Прислуги, значит? Ну, А-Фань, говори, что тебе нужно и при чем тут мое милосердие?
– Господин начальник ведомства, – парнишка не отрывал лба от пола, – прошу позволить этому ничтожному остаться прислуживать молодому господину Си! Он принял наказание за всех нас, отплатить ему верной службой – долг для этого презренного и большая честь!
– Смотрю, у тебя появились поклонники, Си Иши. – Глаза Цао Сюаня смеялись. – Искренность и преданность стоят нескольких городов, так? Юноша, – обратился он к А-Фаню, – почему ты просишь об этом меня?
– Потому что младший управитель[85] не отпустит меня просто так, – поведал слуга половице. – А вот если ему скажете вы…
Господин Цао расхохотался в голос.
– Парнишка смышлен, знает, кого просить об услуге! Си Иши, ты сам-то как, принимаешь его службу?
Иши помедлил. Все происходило слишком быстро, но, может, это хорошая возможность? За минувшие дни, начиная с визита Хань Дацзюэ, А-Фань неоднократно попадался ему на глаза: расторопный, усердный мальчик (ему только недавно сравнялось тринадцать) охотно и с улыбкой выполнял любое поручение, руки у него были ловкие – Иши убедился в этом, когда тот помогал целителю с его исхлестанной спиной, а широко распахнутые глаза и сильные чувства в голосе не оставляли сомнений в его искренности. Если А-Фань станет тут прислуживать, ему можно будет осторожно поручить что-то, связанное с расследованием… Или нет. Если мальчишка все же проболтается, то это здорово навредит репутации Иши; если же и на деле окажется настолько преданным, насколько хочет выглядеть, то может и пострадать за его тайну.
Иши поразмыслил еще около фэня[86]. Он не хотел, чтобы из-за него мучились невинные; однако еще больше он не хотел, чтобы расследование осталось незакрытым,
