У К. С. Льюиса есть богословская сказка, где разыгрывается этот сюжет: во время автобусной экскурсии следующей из ада в рай, пассажирам предлагается навсегда остаться в Раю. Находившийся среди обитателей преисподней один весьма известный богослов отказывается от такого приглашения. Он желает вернуться вниз, чтобы в тамошнем довольно-таки представительном богословском кружке сделать доклад. “Я хочу осветить одну неточность. Люди забыли, что Христос умер довольно молодым. Поживи он подольше, он бы перерос многое из того, что сказал. А он бы жил, будь у него побольше такта и терпимости. Я предложу слушателям прикинуть, какими были бы его зрелые взгляды. Поразительно интересная проблема! Если бы он развился во всю силу, у нас было бы совершенно другое христианство. В завершение я подчеркну, что в этом свете Крест обретает совсем иной смысл… Только тут начинаешь понимать, какая это потеря”…208. Думается, что содокладчиком этого богослова в том “представительном богословском кружке” вполне могла бы выступить Елена Блаватская.
Если бы Христос желал цивилизовать мир, как легко Он мог бы родиться от императора, окружить себя свитой помощников, опираться на государственный аппарат! Если бы Христос направил свое служение на решение внешних, социальных и материальных проблем, то Он установил бы отменные законы. Но этого Он не сделал, что ставится Ему в вину: этот Богочеловек всё важнейшее упустил.
Люди, знакомящиеся с литературой, направленной к разрушению Библии, предпринятых “библейской критикой,” подспудно исходят из мусульманского видения христианства как одной из “религий Книги.” Собственно, “библейская критика” в своей антицерковной борьбе перенесла в христианство критерии, почерпнутые из ислама и иудаизма. Но ведь даже иудаизм строится не столько на некоем вдохновленном Свыше учении, сколько на историческом событии заключения Завета с Богом у подножия Синайской горы. Тем более христианство — это не вера в книгу, упавшую с неба, но в Личность и в то, что Она сказала и сделала.
Подлинное христианство никогда не было книжной религией. Христос ничего не писал — в отличие от Моисея и чрезвычайно словоохотливого Будды. Далеки от книжности и апостолы. Христианство хотело быть не словом, а делом. Оно не чувствовало призвания ни к философии, ни к книжной мудрости — в отличие от изначально книжного и философичного буддизма.
С другой стороны, христианство не стало и религией аскетизма. Характерно, что при всей важности монашества, “правила Василия Великого” не вытеснили Евангелия и не читаются в храмах. В буддизме же именно правила для монахов являются авторитетнейшей и наиболее читаемой книгой — “Патимокша.”[110]
В центре Литургии — благодарение за пришествие Спасителя.
Все споры Древней Церкви, споры первого тысячелетия — это не споры об “учении Христа,” а споры о Личности Христа: Кто пришел к нам?
Иисус — не древний учитель, чьи слова следует бережно хранить и передавать. Напротив, Он жив, управляет Церковью и живет в ней, вдохновляя и укрепляя верующих. Именно поэтому “учения Иисуса” и учение Церкви не различаются. У нас есть свидетельство первой Церкви о словах Христа, которые Церковь запомнила, поняла и запечатлела.
Именно Церковь — та среда, где хранятся, слышатся и резонируют слова Иисуса. Но за что благодарит Бога древняя Церковь? Известно достаточно много древних Литургий. Таинство, совершавшееся на Литургии, называется Евхаристия — Благодарение. О чем же это благодарение? “Благодарим ли Тебя за закон, Который Ты нам напомнил”? “Благодарим ли Тебя за проповеди и красивые притчи, за мудрость и наставления”? “Благодарим ли Тебя за общечеловеческие нравственные и духовные ценности, проповеданные Тобою”? — Ничего подобного.
Вот, например, “Постановления апостольские” — памятник, восходящий ко второму веку: “Благодарим, Отче наш, о жизни, которую Ты открыл нам Иисусом, отроком Твоим, за Отрока Твоего, Которого и послал для спасения нашего как человека, Которому и соизволил пострадать и умереть. Еще благодарим, Отче наш, за честную кровь Иисуса Христа, пролитую за нас и за честное тело, вместообразы которых мы предлагаем, как Он установил нам возвещать Его смерть.”[111]
Вот “Апостольское предание” святого Ипполита: “Мы благодарим Тебя, Боже, через возлюбленного Отрока Твоего Иисуса Христа, Которого в последние времена Ты послал нам Спасителем, Искупителем и Вестником воли Твоей, Который есть Слово Твое, неотделимое от Тебя, Которым все сотворено по желанию Твоему, Которого Ты послал с небес в утробу Девы. Исполняя волю Твою, Он простер руки, чтобы освободить от страданий тех, кто в Тебя верует… Итак, вспоминая Его смерть и воскресение, приносим Тебе хлеб и чашу, вознося Тебе благодарение за то, что ты удостоил нас предстать перед Тобой и служить Тебе”…[112]
И во всех последующих Литургиях — вплоть до Литургии святого Иоанна Златоуста, доныне совершающейся в наших храмах, благодарение воссылается за Крестную Жертву Сына Божия — а не за мудрость проповеди.
Сила таинства крещения — в личности Бога воплотившегося.
И в совершении другого величайшего Таинства Церкви — Крещения, мы обретаем подобное же свидетельство. Когда Церковь вступала в самую страшную свою битву — в очное противоборство с духом тьмы, она призывала на помощь своего Господа. Но — опять же — Каким она видела Его в эту минуту? До нас дошли молитвы древних экзорцистов, которые почти не изменились за тысячелетия. Приступая к таинству Крещения, священник читает уникальную молитву — единственную церковную молитву, обращенную не к Богу, а к сатане. Он повелевает духу противления оставить нового христианина и не прикасаться отныне к нему, ставшему членом Тела Христова. Так каким же Богом заклинает священник диавола? — “Запрещает тебе, диаволе, Господь пришедый в мир, вселивыйся в человецех, да разрушит твое мучительство и человеки измет, Иже на древе сопротивные силы победи, Иже разруши смертию смерть и упраздни имущаго державу смерти, сиречь тебе, диаволе…” И почему-то нет здесь призыва: “Убойся Учителя, повелевшего нам не противиться злу силою”…
Все это чуждо многим современным сектам. Но как в первом веке, так и ныне христианство продолжает ясно и недвусмысленно свидетельствовать о своей вере в Единого Господа, Воплотившегося, Распятого и Воскресшего — “нас ради человек и нашего ради спасения.”
Уже 2000 лет Предание не только живет Христом, но и хранит память об уникальности Его Жертвы.
Догмат
Именно с уникальностью личности Христа связан один из центральных парадоксов христианства: религия, основанная на проповеди любви и свободы, одновременно является и самой догматической религией мира.
В других религиях есть ортопраксия, но нет ортодоксии. Есть свод нормативных действий и ритуалов, но нет развернутого символа веры. Исламу нечего сказать о Всевышнем, кроме чистой апофатики;[113] в буддизме Гаутама демонстративно отказывается отвечать даже на вопрос — “есть Бог или нет”; в даосизме Бог настолько неотличим от мира, что чисто теологические суждения, которые не были бы при этом и космологическими, просто невозможны; в иудаизме представление о Боге и о других предметах веры не выражены ясно, так, что в сущности каждый еврей может верить, как хочет. Лишь в христианстве всегда существовал круг обязательных суждений о Самом Боге. Богатство и глубина христианского догматического богословия, открывают нам путь к стяжанию духовной мудрости и духовному росту.
Христианская Традиция знает три основных служения слов и форм. Это
те слова, которые человек обращает к Богу (молитва);
те, что служат для проповеди “внешним,” и
догматы, раскрывающие глубины веры.
Забота апостолов о чистоте учения.
Слово проповеди (“керигма”) — это та часть вероучения, которая наиболее настойчиво возглашается Церковью. Это возвещение сути христианской веры применительно к жизни и поведению верующего человека.
Догмат — это выражение веры Церкви в точных формулировках, которые исключают ложные интерпретации.
От первых дней своего существования Святая Церковь Христова неустанно заботилась о том, чтобы дети ее, члены ее, твердо стояли в чистой истине. “Для меня нет большей радости, как слышать, что дети мои ходят в истине,” — пишет святой апостол Иоанн Богослов (3 Иоан., ст.4). “Кратко написал, чтобы уверить вас, утешая и свидетельствуя, что эта истинная благодать Божия, в которой вы стоите,” — пишет, заканчивая свое соборное послание, святой апостол Петр (1 Петр. 5:12).
