его не хотел видеть никто. Король постарался, чтобы Геральт затерялся в тюрьмах Фермеса навсегда, стремясь придать забвению его опасные идеи.
Я слышал, что во время последней войны между Фермесом и Аскарой король тайно даровал свободу многим арестованным магам взамен на их помощь. Вот только кто в здравом уме мог выпустить Геральта?
– Тот, кто так же, как и он, хочет власти любой ценой, – подвел итог Освальд.
***
Дело оказалось куда хуже, чем можно было подумать вначале. Прощай, моя размеренная жизнь. Чем мне не нравились мирные месяцы, проведенные в академиях? Было трудно, зато тихо и спокойно. Разобраться с зелеными одногодками, куда проще, чем со зрелым, опытным магом, прошедшим войну и, возможно, запустившим руки в неисчерпаемый источник магической энергии.
И почему людям не сидится спокойно дома? Потратить столько сил, времени, денег, чтобы спустя много лет найти человека, живущего за морем, разузнать все о его родных и близких, начать строить против них козни, подкупить студента, перехватить и заговорить письмо. На такое мог пойти только очень целеустремленный человек. Никогда не понимала, что движет злодеями. Как они принимают решение пойти по пути зла? Подходит к отцу какой-нибудь маленький мальчик со светлыми волосами, как у Комира, и спрашивает тоненьким невинным голоском:
– Папа, а почему все говорят, что мы злодеи?
– Потому, что мы – злодеи, сынок, – серьезно отвечает отец.
– Но я не хочу быть злодеем, – говорит расстроенный сын.
Тогда отец берет его за руку, ведет по длинному коридору, увешанному портретами разной давности, и рассказывает:
– Взгляни на эти лица, сынок. Я всю жизнь был злодеем, твой дед, прадед, прапрапрадед и даже прапрапрапрадед – все были злодеями и гордились этим. Нас боялись так, как никого и никогда. Мы наполняли сердца людей страхом, а жизни смыслом. Мы заставляли героев идти на подвиги и убивать нас, мы делали так, что ленивый народ начинал двигаться, желать и идти к цели! Если бы не злодеи – человечество пало бы жертвой собственной скуки, лени и меланхолии. Я горжусь своими предками и великим делом, которому они отдавались всей душой. Надеюсь, ты тоже когда-нибудь поймешь всю важность нашего ремесла и пойдешь по нашим стопам.
– Теперь понятно, – говорит сын патетически. – Я и не знал, что весь мир держится на наших жестоких плечах. Конечно, я пойду по стопам своих предков и стану таким же, как они.
Отец, прослезившись, гладит сына по голове и говорит:
– Постарайся, сынок, стать злее, чем они.
Рональд, погруженный в свои мысли, смотрел в сторону. Тревога за близких страшнее, чем тревога за себя.
– Не переживай, прорвемся, – попробовала я успокоить своего жениха. Возможно, сработало бы лучше, если бы голос был поувереннее и не дал петуха на последнем слове.
– Мы едем домой немедленно, – принял решение Рональд, пропустив мимо ушей мои слова.
– А как же экзамены? – попробовала спорить я. Хоть Освальд и предупреждал накануне, что Рональд заберет меня, я до последнего момента не верила и даже не попыталась собрать вещи. Мне жаль было прекращать учебу, когда столько было уже пройдено и пережито.
– От экзаменов тебя освободили, – вмешался Освальд.
– Это из-за того, что все теперь знают, что я невеста Рональда? – я скисла, предвкушая каким натянутым теперь станет мое общение с учителями и студентами.
– Нет, это потому, что ты повлияла на исчезновение ковра! – заверил меня Освальд.
Рональд встал и решительно направился к входу.
– Я отправлю кого-нибудь собрать твои вещи, – сказал он уже у двери. – А ты оставайся здесь и от Освальда ни на шаг.
Я представила, как кто-то перебирает мою одежду, выкладывает белье ровными стопочками, и умоляюще посмотрела на Рональда. Он понял.
– Ты не того боишься, – попробовал вразумить меня он, – Геральт никого не станет жалеть. Я многое переосмыслил после нашей последней с ним встречи, и знаю наверняка, что он просочится через любой купол, обманет охрану, вымостит дорожку трупами и пойдет по ней к своей цели без сомнений или сожалений. Ты опять попала в неприятности из-за меня, и, если с тобой что-нибудь случится, я не смогу жить из-за чувства вины. У меня уже и так накопилось слишком много вещей, о которых я жалею и не хочу вспоминать, но не вспоминать не получается. Они всегда со мной, сами решают, когда появиться, и когда это происходит – моя жизнь превращается в пытку без всякого вмешательства Геральта. И знаешь что? Со временем лучше не становится. Где-то там, в моей памяти, уже есть маленькое кладбище, выросшее моими стараниями. Я не хочу, чтобы на нем оказалась еще и ты.
Мы с Освальдом молчали. Подобное кладбище в душе у каждого человека устраивала его собственная совесть. Если, конечно, она у него была. На моем личном кладбище покоились слова, брошенные в гневе, подлость, совершенная хоть и в детстве, но от этого не переставшая ею быть, несправедливость, допущенная к другим людям по моей вине, и много чего другого. На кладбище у Рональда могли оказаться и мертвецы. Я боялась об этом думать и спрашивать.
Он вышел. Мы остались сидеть с Освальдом все еще под защитой его щита. Освальд был очень озадачен. Ему не нравилось происходящее.
– Насколько все плохо, Освальд? – спросила я.
Он немного подумал, а потом нехотя ответил:
– Хуже некуда. Вероятнее всего, Рональд не ошибается. Характер и особенность заклинания не местные, не освийские. Все дорожки ведут к фермесским мастерам колдовского дела. Легко угадать умельца по книгам, из которых он черпает заклинания.
– А из каких книг черпаешь заклинания ты? – поинтересовалась я.
Освальд бросил на меня быстрый внимательный взгляд.
– Ты, похоже, догадалась, – сказал он. – Да, я не из Освии. Я родился и вырос в Аскаре. Моя мать была освийкой, поэтому я с самого детства умел чисто говорить на двух языках. Потом к ним добавились еще два. Колдовать я начал в три года, а курс своего университета прошел за два, окончив его со званием магистра. Дальше я путешествовал по странам и городам, в которых были хоть мало-мальски приличные школы магии, вбирая в себя все, что могло пригодиться. Я даже умудрился окончить университет в Фермесе, чтобы узнать магию врага изнутри.
Потом случилась война. Когда я вместе с другими магами убирал колодцы с оскверненного поля сражения, меня оглушил подкравшийся сзади солдат. Жажда наживы победила в нем страх и здравый смысл. Вместо того чтобы бежать со всеми с проклятого поля, он остался мародерствовать, ничего стоящего не нашел, лапки постарались, тогда он решил прихватить меня. Человека тоже можно хорошо продать. Пока я был без сознания, он надел на меня противомагический ошейник и надежно связал.
Негодяй забрал мой серебряный меч и продал его сразу же по возвращению в город. В Фермесе меня никто не
