class="p1">Обидел? Чем? Голова кругом идёт, но не думать о ней, не могу. Мог бы твердо стоять на ногах, давно оббивал порог их дома, а пока дальше калитки не выхожу.
Солнце стояло в зените и нещадно палило, когда мы выехали из дома в машине Семёныча — темно-синем душном "Аудио." Пять минут и мы на месте. Удобнее было, конечно, пешком. Недалеко, и Семёнычу выпить под шашлыки можно, но два квартала не пройду.
Завидев машину у дома, встречать нас вышли всей семьей. Коренастый, седеющий мужчина с небольшим брюшком и прищуренным, внимательным, проникающим в самую суть взглядом. Две женщины. Обе со светлыми пшеничными волосами, как у Яны, с таким же редким цветом глаз. Скорее всего сестры. Та, что постарше — мать Яны. Рядом бегал мальчишка лет восьми. Вихрастый и худощавый, в джинсовых шортах и босиком. С трудом выбрался из машины, оглядываясь, но Яны нигде не увидел. В сердце тяжким грузом обосновалась тревога. А что, если её и дома нет? C мужем сошлись или другого кого встретила. Семёныч уже во всю здоровался и знакомился с женщинами. А я с досады громко хлопнул дверью и на костылях пошёл к дому.
Неожиданно на порог из полуоткрытой двери выпорхнула Яна и, радостно улыбнувшись, пошла мне навстречу.
— Привет! — мило поздоровалась — Я скучала. Хорошо, что приехал, — сказала и робко улыбнулась уголками губ.
— Илья, а кого ты к нам привёз? — послышался сбоку вопрос её отца.
— Это мой воспитанник и один из лучших тренеров — Игнат. Дзюдоист. Мастер спорта. Временно из-за травмы на костылях.
Я обернулся к говорящим.
— Игнат, — представился, протягивая руку для пожатия.
— Иван Сергеевич, — сделав несколько шагов ко мне, мужчина перехватил и пожал мою ладонь. — Это моя жена — Елена Ивановна, а это сестра — Катюша. Племянник — Алексей. А с дочкой, я так понимаю, знакомить не надо. Тогда идёмте к столу, шашлык стынет.
В беседке за столом сел с края, рядом подошла и присела Яна. Семёныч уселся возле Катюши, о чём-то весело переговариваясь с ней и её сыном.
Облегчённо вздохнул, ещё бы появилась причина, чтобы уединиться с Яной. Найти укромное местечко и поговорить. Обрадовалась же она моему появлению, значит скучала, дорог ей, важен. И она мне дорога. Главное, объясниться, чтобы раз и навсегда. Без недомолвок, непонимания и обид. Иван Сергеевич зачастил, разливая уже по третей рюмке, но под хорошую закуску никто не спешил хмелеть. Семёныч хоть и не пил, но заметно повеселел, стал разговорчив. Приглашал мальчишку к себе в клуб, расспрашивал Катюшу о её работе, завел беседу с Иваном Сергеевичем об утреннем клеве в каком-то прикормленном месте. Мы с Яной помалкивали, я скрытно под столом обхватил её ладонь своей, переплетая наши горячие подрагивающие от волнения пальцы. Яна прислонилась к моему плечу и от этого по телу разлилось приятное томление. После третей рюмки я осмелел и, нагнувшись, шепнул девушке на ушко слова, которые так и рвались с губ:
— Люблю тебя, Яна!
Девушка обернулась и посмотрела на меня долгим, пристальным взглядом.
— Игнат, идёмте в дом, я покажу вам аудио книги. Выберете, что приглянется, — неожиданно предложила она.
Не стал удивляться, а согласился. Очень хотелось побыть с Яной наедине. Она проводила меня в свою комнату, предложила присесть на диван, а сама обернулась и закрыла дверь на щеколду. Внимательно посмотрела на меня, что-то обдумывая и решившись, в два шага преодолела расстояние между нами.
— Ты же хочешь меня? — шепотом спросила она, приложив свои горячие ладони к моему лицу. Медленно лаская скулы, губы, шею.
— Очень, — сглотнул, не понимая, что происходит, а вот "младший брат" уверенно поднял голову, почуяв сладкое.
Яна, заметив, лукаво улыбнулась, а я, обхватив ее за талию, потянул на себя, усаживая девушку к себе на колени. Яна, смущаясь, опустила ладошку на мой напряженный пах, лаская через ткань брюк. Не смог сдержаться и застонал от удовольствия. Рассудок помутился, меня затрясло от головы до пальцев ног и рук. Дрожащей рукой расстегнул ширинку, выпуская на волю напряженную плоть. Сам положил руку девушки на подрагивающий в нетерпении орган, задавая нужный темп. Никогда не испытывал такого накала от прикосновения женской ладошки. Зарычал и резко отдернул её ладонь от себя, хватило такта кончить в свой сжатый кулак. Тело продолжало потряхивать, когда Яна, оседлав меня, стала прокладывать дорожку из горячих, чувственных поцелуев по шее, ключицам, ниже. Ёе нежные, мягкие губы обосновались на моих сосках, а рука спустилась на обмякший ствол. Несколько поступательных движений и "боец" снова в строю. Я запустил свои ладони под пышную юбку девушки, осторожно, не желая спугнуть, лаская её бедра и выше. Яна там — мокрая и горячая. Не стал медлить, отодвинув трусики, насадил её узкое лоно на себя. Нас словно ударом молнии прошибло, не сдерживаясь закричали в унисон. С каждым её поступательным движением сверху, всё тело пронизывало острыми вспышками удовольствия. Яна внутри, словно вибрировала, а меня колотило от невиданного прежде наслаждения. Впился пальцами в её ягодицы, насаживая на себя до самого основания, наращивая темп и потеряв всякий контроль над собой. Яна, не сдерживаясь, протяжно стонала, а я рычал и хрипел, пульсируя внутри неё.
Очнулись мы в объятьях друг друга, вспотевшие и обмякшие, с распухшими губами и лихорадочно блестящими глазами.
Яна, испытывая неловкость, стала выбираться из моих размякших объятий. А я почувствовал, что снова хочу её, но не время и не место. Нас в любой момент могли хватиться и пойти искать. Удержал, чтобы шепнуть в ушко о своих чувствах. Почему-то испытывал потребность говорить ей об этом снова и снова.
— Яна, люблю тебя, малышка моя, — сказал и осекся.
Как воспримет? Мысленно надавал себе рукой по губам. Чёрт. Привычка. Нравится мне давать уменьшительно-ласкательные прозвища в порыве душевного всплеска.
— Прости, прости, Яночка, — тут же поспешил извиниться. — Не хочешь, чтобы называл малышкой — не буду.
— Мне нравится, — улыбнулась она, прильнув ко мне. — Я тоже тебя люблю, очень, очень! Поняла это только в разлуке. Ты прости мне мои капризы. Пусть будет — как будет. Даже если разлюбишь меня через неделю, эту неделю хочу провести вместе с тобой. Лучше попробовать и жалеть, чем не пробовать совсем.
— О чём ты, малыш? Люблю тебя, хочу быть с тобой всегда. Не один и не два раза, а всю
